Тем временем защитники крепости, за ночь приготовившиеся к сражению и поручившие охрану башен своей вознесшейся к небу крепости таким же головорезам, как они сами, начали бой; они установили свои катапульты и в середине месяца шавваль [ноябрь 1256] начали непрерывно стрелять камнями.

И с этой стороны также были юноши, которые разрывали волос острыми стрелами, а сами не уклонялись ни от стрелы, ни от камня. И стрелы, которые были стрелами Судьбы, пущенными Ангелом Смерти, обрушились на этих несчастных, словно ливень из подобных решету облаков.

Когда солнце закрылось щитом тени, они прекратили сражение, но на четвертый день, который стал переломным моментом их недуга и доказательством истинности правого дела, когда начала заниматься заря, вновь раздались крики и вопли, и обе стороны ступили на дорогу войны. Из крепости полетели быстрые стрелы, и когда уже были испробованы все средства, в этих глупцов решено было стрелять из каман-и-гава[1827], построенного хитайскими мастерами и бившего на две с половиной тысячи шагов; и множество воинов этих дьяволов-еретиков было сожжено его подобными молниям копьями. И камни полетели также и из крепости, как листья, но ранили только одного человека.

Познав в тот день силу монгольского оружия, они прекратили сражение, и защитники крепости, испытав огонь войны, постучались[1828] в двери мира. И Рукн ад-Дин отправил посыльного с таким посланием: «До этих пор я скрывался, так как не был уверен в прибытии Вашего Величества. Войско сейчас же прекратит сражение и сегодня или завтра я выйду из крепости». Такой хитростью этому пустослову удалось залить огонь водой, и в тот день они воздержались от боя. На следующий день он прислал другого гонца и попросил ярлык с обещанием сохранить ему жизнь. И в ответ на его просьбу тот, кто сообщает эту добрую весть[1829], написал ярлык, содержание которого, как и некоторых других документов, из-за нецелесообразности включения их в данное повествование, приводится в «Истории Завоевателя Мира»[1830], записанной Джувейни. Ярлык был доставлен ему и зачитан в присутствии многих людей. Те, кто не был обделен умом и ценил свою жизнь и свое имущество, возликовали и возрадовались. И когда день подошел к концу и свет сменился тьмою, они пообещали, что он явится к ним на следующий день. Когда темная Ночь родила утро и Рукн ад-Дин стал готовиться к тому, чтобы спуститься вниз, некоторые из наиболее упорствующих в своих заблуждениях федави стали всячески препятствовать ему и не позволили ему покинуть крепость. Они даже сговорились расправиться с теми, кто подбил его принять это решение. Рукн ад-Дин тогда вновь послал человека с таким сообщением: «Прежде чем поспешить предстать перед тобой, я приготовил [для тебя] подарки, /130/ однако не успел осуществить задуманное, ибо большинство моих слуг рассердились и договорились промеж собой убить меня, и потому мое намерение осталось неисполненным».

Когда эти слова достигли царственного слуха ильхана[1831], он ничем не выдал[1832] своего неудовольствия, но сказал, что Рукн ад-Дину лучше всего самому позаботиться о себе, и с этими словами отпустил гонца.

Пока происходил обмен послами, были найдены подходящие места для установки катапульт, и их части[1833] были с легкостью соединены вместе. На следующий день,

/131/ был отдан приказ, чтобы каждый из воинов, окружавших крепость, сразился [с врагом], стоящим впереди себя, и чтобы каждый, кто бы он ни был, вышел вперед и вступил в бой с противником. И по всей окружности крепости, составлявшей фарсах или более того, воинственные крики смешались с эхом; и от града летящих сверху камней содрогнулись конечности и члены гор. И от столкновения скал равнины между ними[1835], имевшие каменную сердцевину, превратились в пыль, и от непрерывных атак разорвался ворот[1836] девятой сферы.

А что до катапульт, казалось, что их жерла были сделаны из вековых сосен (а что до их плодов, «плоды его точно головы дьяволов»[1837]); и первым же пущенным из них снарядом была разбита вражеская катапульта, и много людей погибло под ее обломками. И великий страх перед стрелами, выпускаемыми из арбалетов, овладел ими, так что они совершенно обезумели и прятались за камнями, укрывшись чадрой[1838], а те, кто находились в башне, в страхе забились в норы, как мыши, и заползли, как ящерицы, в /132/ трещины в скалах. Одни остались лежать ранеными, другие — убитыми, и весь тот день они почти не оказывали сопротивления и вели себя подобно женщинам. И когда небо сняло шапку солнца и земля вознесла полог ночи к Плеядам, они прекратили сражение. На следующий день, когда Король Света продел голову в воротник Востока, могучие воины армии царя вновь вступили в бой, просунув руки в рукава Священной Войны и упершись спиной стойкости в гору сопротивления.

И тогда Рукн ад-Дин понял, что у него не останется ничего, кроме сожалений. Он пытался выиграть время своими «вероятно» и «возможно» и, посылая гонцов назад с пустыми отговорками, продолжал мешкать, в надежде, что зима, укрывающая землю ватой, превратит в вату войско царя. Но теперь он видел, что заблуждался, надеясь дождаться зимы и снега. Милостью Всемогущего Аллаха и благодаря день ото дня растущей удаче царя ни один день не казался угрюмым, а пелена шамберленовых облаков не скрывала солнца; и в продолжение всего месяца дай[1839] «вчера» было холоднее «сегодня», а «завтра» — лучше, чем «сегодня»; и снег, выпавший в /133/ начале осени до прибытия многочисленного противника, не лег на землю; и столетние старики не помнили, чтобы когда-либо было возможно попасть в эти места или покинуть их, начиная с того времени, когда солнце входило в созвездие Весов, по причине холодности воздуха, из-за обильных осадков и большого количества снега. И в этих обстоятельствах Рукн ад-Дин не увидел другого выхода, кроме как подчиниться и искать убежища под сенью царской милости; и объятый великим страхом и ужасом он прибег[1840] к помощи просьб и ходатайств.

Он отправил гонца и попросил прощения за свои прошлые преступления. И тогда бескрайняя доброта царя и его милосердие начертали пером власти на страницах деяний его и его людей: «Прости... великодушно»[1841].

Вначале Рукн ад-Дин отправил вниз большую часть своих вельмож и министров вместе со своим сыном, а на следующий день, получив обещанное, спустился сам. И тот благословенный день был последним днем месяца шавваль того года [19 ноября 1256], последним днем благоденствия людей гор — нет, первой доброй вестью о Славном Аллахе.