Я долго обдумывал текст телеграммы с отчаянной мольбой о помощи, а заодно решил погадать: страшно было представить, что может выйти из этой моей затеи. Немного посидев в тиши кабинета (где удавалось хоть ненадолго спрятаться от шумной родни под предлогом срочных дел), я вытащил из тайника бутылку кактусовки и заветный мешочек. Ну-с, посмотрим!

Дагаз недвусмысленно обещала, что наступило время планировать и претворять задуманное в жизнь. Так или иначе, но ситуация разрешится, и любые действия будут во благо.

«Вот и замечательно», — подумал я, написал несколько слов и позвал Сэма, велев живо сбегать отправить телеграммы.

Теперь оставалось только ждать, а это, по-моему, самое худшее. Полночи я вертелся с боку на бок, не в силах уснуть, а едва начал задремывать, у меня над ухом раздалось:

— Кин! Кин, да проснись ты!

— Хоггарт, отстаньте, — сказал я сонно и повернулся на другой бок. У наказанного призрака имелось дурное обыкновение будить меня по ночам и жаловаться на колючий кактус. — Вы же знаете, до утра я кулон с Конно-Идеи не сниму. А будете мешать мне спать, закопаю сеньора Кактуса в вашу могилу, Мэри специально сошьет.

— Да не в том дело! — воскликнул он. — Воры в оранжерее!

— Что-о? — подскочил я. — Так замок же…

— Не успел, не успел твой Сэм замок поменять, — захихикал Хоггарт. — Загоняли его: туда поди, то подай, это принеси! Старичка-то жалеют, а молодого парня чего не пошпынять? Некогда было ему в скобяную лавку сходить, вот что!

— Так, — я быстро одевался, — кто же у нас вор? И что ему там понадобилось?

— А-а, не торопись, я по порядку расскажу, как дело было… — Хоггарт взлетел повыше и посмотрел на меня с определенной гордостью. — Жду я, значит, пока ты уснешь, чтобы сразу разбудить…

— Я знал, что вы это специально делаете, — фыркнул я.

— Конечно! Ты меня нарочно в нефрит загоняешь и кактусом мучаешь, а я что, просто так терпеть должен? Ну да ладно, не о том речь, — призрак приосанился. — Брожу я, значит, взад-вперед, и тут чувствую — кто-то рядом с кулоном появился! Что, думаю, за притча? Ты, что ли, сжалиться решил? Но от тебя не дождешься, это раз, а два — ты из комнаты не выходил, я же видел. Значит, кто-то чужой… Ну, я и решил посмотреть.

— А вы правда чувствуете, когда кто-то к камню приближается? — удивился я.

— А как же! Это ж мое вместилище! Ты вот тоже почувствуешь, если к тебе кто-то подойдет… — Хоггарт прокашлялся. — Ну рванул я в оранжерею, а там дверь уже нараспашку, и девчонка эта к кулону подбирается. Обошла вокруг кактуса, свечку рядом поставила, посмотрела, значит, и — цап кулон! Тут уж я не стерпел…

— Девчонка? — перебил я. — Но…

— Ты слушай! — возмутился он. — Я, значит, поближе подлетел, на свечу дунул, чтоб погасла, да и проявился. Чего это, говорю, ты чужие вещи хватаешь? Тебе кто разрешал камушек трогать? А ну, говорю, положь на место! А она кулон выронила, глаза вытаращила, крестится и только губами шлеп-шлеп, ну как рыба у Ларримера. И даже пискнуть не может, голос с перепугу пропал!

— Слава богу, — искренне сказал я. — Если б она завизжала… Хм, тогда ей пришлось бы объяснять, что она делала ночью в оранжерее, это как минимум. А дальше-то что, Хоггарт?

— А ничего, — пожал он плечами. — Вроде с собой совладала, подхватилась — и бежать. Я ее еще пугнуть хотел, да побоялся, что ноги на лестнице в темноте переломает… Так что иди, кулон-то подбери, чего он там валяется?

— Уже иду, — заверил я, стараясь как можно тише открыть дверь своей спальни и не скрипнуть ни единой ступенькой. Хотя от кого я таюсь в собственном доме? Я вообще-то эксцентричен, всегда могу сказать, что решил проведать своих колючих питомцев на сон грядущий! — Хоггарт, вы так и не сказали, которая это была из девочек.

— Белобрысая, — заявил тот, рея у меня за плечом. — Я ее как увидел, сразу подумал — не ваша порода. Потом послушал, так и есть, твои племянники хоть и буйные, но без гнильцы.

— Элиза… — пораженно сказал я вслух. — Ну конечно, я же еще сам говорил, что замок можно открыть куском проволоки или шпилькой, а у нее коса заколота шпильками… Но где она могла научиться таким вещам?

— Да кто ж разберет, — философски произнес Хоггарт. — Ты о ней вообще чего-нибудь знаешь?

— Нет, не интересовался особенно. Знаю только, что она дальняя родственница моего зятя, сирота, вот и все.

— Так ты его порасспроси, может, у нее папаша каторжник или еще кто похуже, вот и нахваталась!

— Даллас, по-моему, сам мало что знает, он с той родней почти не общался. А сама Элиза правду вряд ли скажет. Не могу же я заявить, что вы поймали ее с поличным? Меня этак в Бедлам упекут!

— Да-а… — протянул Хоггарт и посмотрел на кулон в моей руке. — Что, опять на кактус повесишь?

Я задумался на мгновение, потом решительно сказал:

— Нет. Знаете что, Хоггарт, вы можете остаться, но только при одном условии: вы будете присматривать за гостями и сообщать мне, как только заметите что-нибудь неладное, — тут я вспомнил о том, какой личностью был призрак при жизни и добавил: — Только за дамами и девочками я попрошу приглядывать вашу супругу и Линн, а то знаю я вас!

— Делать мне нечего, — надулся он. Конечно, он и так сможет подглядывать, если захочет, но вдруг все же поостережется? — Эй, Лиззи! Линн! Куда их унесло, интересно? Пойду поищу, вернемся — займемся делом. Слежка — это по мне!

— Хоггарт, учтите: вздумаете напугать кого-нибудь, а особенно Витольда, одной ночью на Конно-идее не отделаетесь.

— Не боись, все будет исполнено в лучшем виде, — заверил призрак, хихикнул, потер пухлые ручки и испарился.

Я же нацепил кулон на шею, так, во избежание эксцессов, забрал со столика с Конно-Идеей погасшую свечу, закрыл за собой дверь и вернулся в спальню.

Да, к Элизе следует присмотреться… Но — утром, решил я, на сегодня хватит происшествий и размышлений!

Еще несколько дней прошли без особенных происшествий: мелкие шалости младших племянников, постоянные стычки Лауры с Элизой (происходили они вдали от чужих глаз, но у меня-то были свои соглядатаи!) и матушкины нотации можно было в расчет не принимать. Даллас был на удивление приятным собеседником, я с ним просто отдыхал душой…

Жаль только, оставалось совсем мало времени на то, чтобы побыть с сыном: у матушки был отменный слух и прекрасное чутье, и стоило мне позвать Витольда, скажем, в оранжерею, как она являлась туда же и отравляла нам обоим все удовольствие от общения друг с другом и нашими милыми питомцами. Да какое там общение: в присутствии матушки Витольд замыкался в молчании и отвечал, если его о чем-то спрашивали, вежливо, но исключительно односложно.

Так и повелось, что хоть как-то заняться с ним я мог только в отсутствие матушки, а она, нанеся все положенные визиты, теперь днем все дольше оставалась дома. Ее интересовало решительно всё, и Сэм украдкой рассказал мне, что Мэри даже дала волю слезам после того, как матушка проинспектировала кухню: я никогда не позволял себе так обращаться с прислугой! Самому ему тоже приходилось нелегко: вместо одного мальчика в доме оказалось шестеро. Старшие мои племянники и Витольд особых хлопот не доставляли: Джеймс с Дугласом были совершенно самодостаточны и чаще всего коротали время за игрой в шахматы или присоединялись ко взрослым, а Витольд отсиживался в библиотеке с Лили и Дереком, листая роскошно украшенные атласы и подшивки географических альманахов. Но вот за младшими был глаз да глаз, и Сэм буквально сбился с ног.

В конце концов, я понял, что еще одного такого дня я могу и не пережить, поднялся еще до рассвета, попросил призраков присмотреть за домочадцами, прошел в комнату Витольда и знаками велел ему быстро и тихо собраться.

Потом мы уже вдвоем крадучись пробрались на кухню, перепугав Мэри, которая только пришла и собиралась заняться завтраком, набрали целую корзинку всякой снеди и вышли через черный ход. Видеть никого мне не хотелось, и я собирался устроить пикник где-нибудь посреди лугов.