— Может, по созвучию с ключом? — серьезно сросил Ирранкэ. — Он ведь подходит к замочной скважине.

Ири снова почесала нос, как делала всегда в минуту глубокой задумчивости, потом сказала:

— Так я искать не пробовала, но попытаюсь. Вдруг да выйдет!

Я промолчала, собирая пожитки, проверила флягу Ири — почти пустая, набрала воды: она еще сочилась по стенам, будто где-то пробился незамерзающий родник.

— Мам, а разве можно здешнюю воду пить? — нахмурилась она, заметив, что я делаю.

— Марион думает, что эту — можно, — пояснил Ирранкэ и протянул руку, чтобы погладить ящерку, но та вздыбила гребень и зашипела, протестуя против такой фамильярности. — Послушай, что приключилось с нами…

Он говорил так, что заслушаться можно было, не то что я: гладко мне удавалось рассказывать только давно знакомые сказки, а вот о своих приключениях поведала настолько бестолково… Чудо, что Ирранкэ вообще что-то понял и сумел передать это уже связно!

Должно быть, его, как всех господ, учили красиво говорить, иначе как же договариваться со знатными гостями и важными послами? Ири тоже немного обучилась этому искусству: я ведь говорила, она пробиралась на уроки для детишек наших вельмож.

— Вот так дела! — выпалила она, едва дослушав. — Я-то всего чуть-чуть поплутала, да и вышла к вам, а вы… ой, мам, как ты напугалась, наверно!

— Не то слово, — вздохнула я, — таких слов я не знаю и придумать не могу. Сама-то я ладно, а ты…

— Ну и я думала, что ты будешь ужасно за меня переживать, так что надо найти тебя поскорее, — пресерьезно заявила Ири. — А папа — мужчина, сам справится, вот.

— Как видишь, не слишком-то хорошо я справлялся в одиночку, — невольно улыбнулся он и встал. — Что ж… светает уже по-настоящему. Нужно идти.

Я кивнула, а Ири живо проверила, цело ли драгоценное зеркало, и закинула котомку на плечи.

— Только вы так и не объяснили, откуда взялась ящерка, — сказала она, прыгая по камням, как горная козочка.

Меня саму Ирранкэ едва ли не на руках вниз отнес… Ума не приложу, как я ухитрилась ночью забраться на эту кручу: высота была такая, что дух захватывало! Ну да я говорила, что с башни-то порой гляну — голова кружится, а уж здесь… Впрочем, у страха глаза велики, а раз я не видела, куда карабкаюсь, то и испугаться не смогла.

— Я ее нашла в своем мороке, — повторила я, отдышавшись.

Колени у меня противно подгибались, а смотреть по сторонам вовсе не было желания: как глянешь на склоны да утесы, так сердце замирает!

— Странно как: чтобы в мороке оказалась живая ящерка… — задумчиво сказала Ири, спускаясь все ниже — она здорово нас обгоняла.

Под ноги она вовсе не глядела, и я всякий раз прикусывала язык, чтобы не остеречь ее. Хуже нет так вот окликнуть… Я слыхала, есть люди, которые ходят во сне и ничего с ними не случается, даже если они по крыше прогуливаются, по самому коньку, или по краю обрыва над пропастью, куда ни за что бы не забрались наяву. Но если такого человека внезапно разбудить, он от испуга непременно упадет и покалечится. Ири, конечно, не спала, но явно задумалась о чем-то своем, а тело ее действовало само по себе…

— Ты, наверно, права, мам, — сказала она наконец. — Ну, почти. Эта ящерка спала себе да спала, как они все зимой. А потом фея взяла и выдернула тебя в то место, где ящерка спать улеглась, и накрыла своим мороком, ну, как муху чашкой. Стало жарко, ящерка и проснулась. И погибла бы, если б не ты!

Ири остановилась на мгновение, посмотрела на нас снизу вверх и добавила:

— Представляешь: так вот улеглась спать, одеялко подоткнула… ну, или как она — под камушек забилась, сверху снегу намело, тепло, хорошо! И вдруг одеяло сдергивают, а тебя на сковородку кидают и ну поджаривать! А ты спросонок и не соображаешь ничего, а пока очухаешься, уже еле жива будешь… Складно?

— Складно, — согласилась я, выдохнув с облегчением: Ирранкэ наконец поставил меня на относительно ровное место.

Хорошо еще, за время странствий я порядком исхудала, иначе не представляю, как он таскал бы меня на руках! Алии, конечно, выносливее и сильнее людей, но он-то уже не был алием в полной мере…

— Ну а раз она все равно проснулась, то решила пойти с тобой, — заключила Ири, спрыгнув с большого валуна. — И даже помогла, вот! Ей тоже, наверно, хотелось выбраться из того места поскорее, но она же маленькая, на один твой шаг, наверно, два десятка ее придется, долго бы идти пришлось…

— А теперь-то почему она не убежит?

— Не хочет, наверно. Сама знаешь, если посреди ночи разбудят, потом поди усни! Да и поищи теперь хорошую норку, — улыбнулась дочь, — лучше уж с нами, мы теплые и живые, вот!

И добавила:

— Ой, жалко, я в зеркало не посмотрелась с этой ящеркой! Я, наверно, на принцессу похожа, а, мам?

— Да. На алийскую принцессу из легенды, — ответил вместо меня Ирранкэ и снял ее с очередного камня. — Ты вряд ли слышала о ней, люди не знают наших сказок.

— А расскажи! — загорелась Ири.

— Ну не на ходу же, — попыталась я урезонить ее, но куда там… Тем более сам Ирранкэ не возражал.

— Было это в стародавние времена, — начал он, подсадив меня, иначе мне было не взобраться на очередной склон.

Вот когда впору было начать завидовать алийкам: пес с ними, с красотой и стройными фигурками, но ведь любая из них попросту не заметила бы этого препятствия! Вроде как Ири — она уже дожидалась нас наверху и протягивала мне руку. И даже не запыхалась…

— Давай, мам, забирайся! — весело сказала она. — Так что там было в стародавние времена?

— Жила красавица принцесса, — начал Ирранкэ, — и была она настолько хороша собой, что красота ее затмила солнечный свет, что уж говорить о полной луне и звездах…

— Ой, я угадаю! — Ири перепрыгнула расщелину. — Она была слишком гордой, заносчивой и злой, и за это ее как-нибудь наказали? Ну там… превратили в старуху нищенку или даже в жабу? И кто-то должен был ее расколдовать, когда она исправится?

— Вовсе нет. Это у людей почему-то красота часто соседствует с пороком, а та принцесса была самой обычной алийкой, не злее и не добрее остальных, разве что красивее. Но, конечно, многие ей завидовали.

— Значит, завистница ее прокляла!

— И снова не угадала, — улыбнулся Ирранкэ. — Просто ее одолели влюбленные мужчины: всем хотелось взять в жены необыкновенную красавицу, а у нее ни к одному из них не лежало сердце.

— Так, выходит, ее заколдовал отвергнутый поклонник? — живо спросила Ири, карабкаясь на очередную скалу, хотя, по-моему, проще было обойти кругом.

— У кого бы поднялась рука на такое? — серьезно ответил он. — Никто ее не заколдовывал и не проклинал. Принцесса поставила условие: она выйдет замуж за того, кто найдет такое чудо, которое превзойдет и затмит ее красоту.

— И кто-то нашел?

— Да. Один знатный алий искал такую диковину очень долго, истратил все свои богатства, но положил однажды к ногам принцессы заветный ларец. Когда его открыли, сияние залило весь огромный пиршественный зал, огни факелов и светильников померкли…

— А что, что это было? — любопытно спросила Ири.

— Венец, усыпанный самоцветами. Только драгоценностями алийскую принцессу не удивишь… — Ирранкэ помолчал. — Этот безумец раздобыл настоящую звезду и вставил ее в оправу. И когда принцесса надела венец, звезда воссияла так ярко, что лица девушки стало не различить, и она поняла, что придется выполнить обещание и выйти замуж за того, кто принес ей этот дар.

— Но у нее на уме был кто-то другой, да?

— Нет. Она была еще очень молода по алийским меркам… Примерно как ты, если сравнивать со взрослыми мужчинами вроде этого вашего дэшавара.

— А, ясно, — вздохнула я. — Ровесники еще ничего собой не представляют, кто постарше — уже женат или хотя бы сговорен, а нет, так беден. Может, и пойдет искать по свету такое диво, так пока вернется, принцесса уже состарится! А у кого деньги на диковины есть — те в летах. Вдовцы или нет, не важно…

— Именно.