– Смотри, какой дерзкий! – улыбнулся бродяга, даже не подумавший отшатнуться. – Ладно, зайдем с другого конца… Как ты нашел это место, а? Какие духи тебе ворожили?

Очередное ругательство даже Клешнявый оценил протяжным свистом, прибавив:

– Постеснялся бы при девицах-то! Моя пьяная матросня и при кабацких девках такого себе не позволяла, а ты… Сразу видно: разбойник с большой дороги ободрал какого-то дворянчика, одежу-то нацепил, а обращения не знает!

– Да уж больно он складно ругается для простого-то головореза, – хмыкнул Рыжий, протянул руку и взял Марриса за подбородок. Тот попытался было отдернуть голову, но, похоже, проще было расстаться с нижней челюстью – пальцы у бродяги были словно кузнецкие клещи. – Не брыкайся, парень, все одно уже стреножили. Лучше скажи добром, кто ты таков и чего ищешь, пока я не начал расспрашивать всерьез… Я умею, знаешь ли.

Последовало очередное ругательство. Я видела, что у Марриса дрожат губы, но он не желал ни слова сказать о том, что привело его сюда. Почему, вот бы знать?

– Кочергу накалить? – деловито спросила Медда.

– Брось, время тратить, – отмахнулся Рыжий. – Опять же, паленым вонять будет. А если придется этого паренька с собой тащить, на кой он нам с ожогом до кости? Лечить его некому, так и помрет, а жалко, молодой еще, совсем пожить не успел!

– Ты-то больно старый! – не выдержал наконец Маррис.

– Ух ты, он говорящий! – обрадовался Клешнявый. – А я уж думал, он, как птица-болтун у нашего старого капитана, только ругань и запоминает! Вот сколько он пытался эту скотину пернатую научить кричать хотя бы «полундра!», ан не вышло… Было б можно птицу линьками выпороть, дело другое, живо бы человеческой речи обучилась, но куда там, если она, не считая хвоста, с ладонь размером…

Рыжий жестом остановил его монолог и снова уставился в глаза Маррису.

– Чую, добром мы с тобой не сладим, – негромко произнес он, и тот невольно отшатнулся. – Пытать я не люблю, да и времени нет на эти глупости… Медда, подай свечу!

Я помнила, как это было со мной. Вот и сейчас он поднес свечу к самому лицу пленного, а сквозь ее огонек Маррис должен был видеть глаза Рыжего, темные, бездонные, в них будто бы вовсе не отражалось танцующее пламя… Но это только поначалу, а потом эти глаза вспыхнули золотым огнем…

Странное зрелище: Маррис вдруг перестал вырываться из своих пут, замер, а лицо его… да, поплыло, словно свечной воск, утратив всякое выражение.

– Успокоился? А теперь говори, – тихо произнес Рыжий. – Как твое имя? Кто ты такой?

– Эйнавар Маррис, командир гвардейского отряда, – отозвался тот невыразительно.

– Что ты делаешь в этих краях?

– Я должен был охранять поместье.

– Какое поместье и зачем его нужно охранять?

– Старое поместье в нескольких днях пути отсюда. Туда удалилась принцесса Жанна, когда отреклась от прав на престол в пользу мужа своей сестры.

Я невольно зажала себе рот, чтобы не ахнуть в полный голос.

– Так охрана-то для чего потребовалась? – спокойно напомнил Рыжий.

– Его величеству доложили, что на принцессу готовится покушение, – все так же монотонно проговорил Марис. – Он не мог оставить ее в опасности. Королева любит сестру. Она бы расстроилась, случись что с принцессой, а волнение может стать губительным для здоровья ее величества.

– Почему же? – сощурился бродяга.

– Ее величество тяжело болела, – сообщил тот. – Его величество тревожится о ней.

– Чем же она была больна?

– Никто не знает наверняка, но поговаривают, что Создатель не дает их величествам наследника… – выговорил Маррис. Голова его как-то странно клонилась набок, из уголка рта потянулась тонкая блестящая ниточка слюны. – Наверно… может быть… Я не знаю!

– Тш-ш-ш… – шепнул Рыжий. – Довольно об этом. Теперь скажи, как ты очутился здесь? Разве ты не должен охранять принцессу?

– Ее нет… – лицо бедняги исказилось, словно он силился заплакать и не мог, совсем как я. – Я не уберег… Они усыпили стражу, а потом… потом был только огонь до небес! Не знаю, каким чудом успели выскочить слуги… Наверно, они были в сговоре… Экономка сказала, принцесса допоздна не гасила свечу, вот и устроила пожар… А я не видел света в ее окне в ту ночь!

– Все верно, он погас, чтобы разгореться вновь, но уже иначе, – прошептал бродяга и покосился на меня. – А что было после?

– Мой… мой помощник сказал: нужно срочно доложить его величеству. Он выпустил голубя – у нас были с собой почтовые, – но его у нас на глазах скогтил ястреб. И второго тоже… Подстрелить проклятую птицу не вышло, она будто глумилась над нами! – Маррис сглотнул, а я подумала: неужто это был Зоркий? – Последнего голубя выпустили уже в сумерках, но я не знаю, добрался ли он до столицы… Мало этого ястреба, еще и непогода разыгралась!

– Славный охотник, – едва заметно улыбнулся Рыжий и снова взглянул на меня. – Не забыл хозяйку… Гхм! И что же было дальше?

– Я хотел идти по следу разбойников, но Линдо… мой помощник… Он сказал, что нужно возвращаться. Что принцессу уже не вернуть… да что там, даже останков не найти – к пожарищу сунуться было страшно, таким жаром оттуда веяло! – а у нас приказ… – Он говорил отрывисто, а в широко распахнутых глазах стояли слезы, возможно, потому, что он неотрывно смотрел на огонек свечи. – Я сказал: нам приказано остановить злоумышленников и раз мы их проворонили, то нужно хотя бы нагнать убийц и приволочь в столицу… Но отряд послушался не меня…

«Немудрено», – подумала я.

– И ты…

– Я отправился в погоню один. Их не могло быть много, большой отряд мы бы заметили. Нет, всего двое или трое, а может, даже один ловкий негодяй, способный обойти посты, миновать сторожевых собак и… – Маррис судорожно сглотнул. – И убить ее…

– О чем ты?

– Я верю, что он ее в самом деле убил, – выговорил тот, раскачиваясь вправо-влево, насколько позволяли веревки. – Только бы ей не пришлось гореть заживо… только не так…

– Кажется, переборщил, – мрачно сказал Рыжий, отдав свечу Медде, и похлопал Марриса по щекам.

Тщетно – глаза у того закатились, он явно ничего не слышал.

– Что ты с ним сделал? – спросила я, подойдя ближе.

– Сама же видела, допрашивал! – вздохнул он, глянув на меня снизу вверх. – Я мог бы и по-простецки, но, честно скажу, не люблю я хруста костей поутру… Опять же, он орать бы начал… Да и вообще, паренек – крепкий орешек, я б с ним до заката возился, а то и дольше. Так-то быстренько выходит, да, видишь, загляделся он на огонек сверх меры, увидел больше, чем было нужно, а я увлекся и не заметил вовремя…

– Хватит с меня твоих загадок! – сердито сказала я, наклонилась к Маррису и, взяв его за волосы, заставила держать голову ровно. Взгляд его, правда, все равно блуждал где-то, словно он смотрел сквозь предметы. – Командир! Очнись, это приказ!

– Да не поможет, – махнул рукой Рыжий и встал. – Фитилек сгорел дотла. Моя вина, давно так глубоко не забирался…

– Командир! – Я отвесила Маррису оплеуху. – Не кажется ли тебе, что перед принцессой ты должен иметь вид молодцеватый… или хотя бы опрятный? А взглянуть на тебя – в саже с головы до ног, грязь комьями сыплется, слюни пускает, будто слабоумный, а туда же, докладывать ее величеству Жанне!

– Аделин, – неожиданно внятно отозвался он. – Ее величество зовут Аделин.

– Это у кого как, – встряла Медда. – У нас одна королева – Жанна. А ты уж, приятель, сам для себя решай, какой именно королеве служить будешь…

Маррис вдруг моргнул и уставился на меня в упор. Света уже было достаточно, чтобы он сумел меня разглядеть.

– Очнулся? – спросила я, выпустила его вихры и взглянула через плечо. – Рыжий, впредь будь поосторожнее, очень тебя прошу.

– Сказал же, виноват, хозяйка, – отозвался он. – Давно не упражнялся, сноровку растерял, да еще этот парень – нет чтоб сперва осторожно уголья ногой попробовать, сразу в самое пекло ухнул!

– Ты что же, умеешь заглядывать людям в душу? – негромко произнесла я, осмыслив это иносказание.