– И верно… – проговорил дуб после продолжительного молчания. – Не с собою, но имеется… Ну-ка, припомни, девушка, что это может быть?

Я подумала и перечислила: зеркало, которое дал мне Грегори, украшения его матери, вот и все!

– Нет, должно быть что-то твое, твое собственное, – был ответ.

– Да у меня только одежда и… – я осеклась. – Постойте…

– Мы никуда не убегаем, – не преминула сказать яблоня-брюзга.

– Я сорвала в лесу цветок, – продолжала я, – не знаю какой, никогда таких не видела. При нем не было своего духа, но остальные не возражали, чтобы я его взяла. Времени уж прошло немало, но он все не вянет и… ночами светится. Кошка любит возле него сидеть…

– Это когда ты его сорвала? – заинтересовался орешник, и я ответила. – Ба! Да тебе, девушка, в руки само такое сокровище прыгнуло, а ты и не знаешь!

– Так что это?

– Цветок папоротника, – ответил дуб. – И как это я сам не разглядел! Хо-хо, воспользовалась бы ты им вовремя, могла бы клад отыскать, их тут порядочно позарыто, Норвуды деньгам счет знали…

– Но папоротник же не цветет! – воскликнула я. – Это сказки!

– В особые ночи еще как цветет, да не всем в руки дается, – сказала яблоня. – Забудь о кладах, понадобится – их тебе любое дерево укажет. Носи цветок при себе, всегда носи, даже ночью! Хоть успеешь заметить, если фея что-нибудь замыслит…

– Может, лучше отдать его Грегори? – тихо спросила я.

– Другому этот цветок не дастся, – ответил дуб, – он его и не заметит, былинка и былинка. А ты не расставайся с ним. Когда откроются врата Зимы, феи потеряют большую часть силы: со здешними зимними духами им не тягаться! Ну а как ее уничтожить, тебе уже сказал шиповник.

– Лучше сделай это где-нибудь поближе к нам, – добавила третья яблоня. – Давненько я не пробовала крови фей! С тех самых пор, как Годрик Норвуд зарезал парочку этих тварей у наших корней, а я тогда была еще совсем ростком. Так бодрит, ты бы знала…

– Зарезал? – опомнилась я. – Шиповник… Да, была речь о том, что у Норвудов имелся нож из небесного железа! Куда же он пропал?

– Ну, это нам неведомо, – печально ответил дуб. – Иди, говорят тебе, темнеет уже.

– Погодите, еще спрошу… А почему вы не рассказали всего этого Грегори?

– Он нас не слышит, – ответил орешник. – Роза забирает у него не только силы, но и память, и способность общаться со всеми нами. Духов он видит, но говорить с ними опасается – думает, фея может представиться невинным ландышем. А нас так просто не замечает, мы же не духи…

– Ясно… – Я погладила сросшиеся стволы. – Кажется, я поняла хоть что-то… Добрые деревья, если можете, помогите шиповнику! Растить живое из мертвого в самом деле, должно быть, тяжело, но…

– Надо же, герцогиня говорила так же, – усмехнулся дуб. – Пособим, чем сможем, наши предки и не такое проделывали.

– Я приду к вам еще, – пообещала я и побежала к дому.

Я успела умыться и переодеться, а Грегори все не было. Ну да он же сказал, что может задержаться.

Где же искать этот нож? Спросить у Грегори? Он непременно поинтересуется, зачем мне это понадобилось, а ему не нужно знать о моей затее. С его непредсказуемым характером… Не представляю даже, как он может отреагировать!

Младшие слуги вряд ли что-то знают, Роуз не из этих краев, а вот Хаммонд… Хаммонд служил еще отцу Грегори и мог слышать об этом кинжале!

Его я и позвала в библиотеку, якобы помочь разобраться в кое-каких счетах, и, поговорив немного о делах хозяйственных, спросила как бы между прочим:

– Скажи, а все книги хранятся в этой библиотеке?

– А что именно интересует, госпожа? – настороженно осведомился он, стараясь не глядеть на мои исцарапанные покрасневшие руки. Право, у прачек и то краше!

– Хроники Норвуда, Хаммонд. – Я прошла к окну и выглянула наружу. Уже совсем стемнело. – Я читала их и обнаружила, что о некоторых упомянутых там членах семьи нет никаких сведений, хотя о других, даже если они ничем особенным не прославились, написано достаточно. Почему так? Те люди чем-то опозорили семью, и…

– Не возьму в толк, о ком вы говорите, – покачал он лысой головой.

– Например, о Годрике Норвуде, – сказала я. – Указаны его годы жизни, названы его супруга и дети, но о нем самом ничего не сказано. Да и хроника выглядит так, будто ее переписывали: и почерк другой, и чернила, и листы явно вставлены…

Я проверила это заблаговременно и, кстати, обнаружила еще двоих, чьи жизни не удостоились описания длиннее, чем в две строки, – Грей и Гай Норвуды, братья-близнецы. Эти умерли, не оставив потомства, но в преклонном возрасте, и жили они задолго до Годрика.

– Старый хозяин… – начал было Хаммонд, но умолк. Потом все же продолжил: – Старый хозяин упоминал об этом. Еще его прадед приказал изъять из хроник какие-то фрагменты.

– И… уничтожить?

– Нет. Я понял, что части эти вошли в особую книгу, но отчего так было сделано, по каким причинам, не могу знать, госпожа.

– Благодарю, Хаммонд, – кивнула я. – А где теперь эта книга?

– Вот этого я не знаю, – вздохнул он. – Боюсь, и сам хозяин не знает. Он, хоть и искал ее, тоже интересовался, что же такого понатворили его предки, да так и не нашел. Сами понимаете, пока сидел тут взаперти, перечитал всю библиотеку и тоже подметил, что в хрониках кое-что исправлено…

«Если Грегори искал сам, – подумала я, – то наверняка проверил и те комнаты, в которые мне входить запрещено. Он внимательный и дотошный, а еще упрямый донельзя, это уж я поняла! Времени у него было хоть отбавляй, так что он наверняка обыскал не только поместье, но и все окрестные пещеры, норы, дупла и птичьи гнезда».

– Хаммонд, а не говорил ли старый хозяин о каком-нибудь волшебном мече? – спросила я для пробы. – Мне попалось упоминание о нем, но я никак не могу вспомнить, в какой именно хронике, а перечитывать их…

– Не припоминаю, госпожа, – покачал тот головой, как следует подумав. – Бывало, подвыпив, он похвалялся тем, что у предков имелась управа на фей, и он тоже знает, как их унять, но ни разу не обмолвился, что же это такое.

– Но неужели он не рассказал об этом сыну?

– Вероятно, и рассказал, – осторожно произнес Хаммонд, – и даже наверняка, госпожа. Может, в детстве, а может, после… Хозяин был в отъезде, когда его отец серьезно занемог, и все последние дни тот что-то писал. Скончался он до приезда сына, а тот запечатанный конверт я лично передал, как велел старый хозяин. – Он помолчал и добавил: – Знаю, после похорон у хозяина чуть не до утра горела свеча, а поутру я видел пепел на столе – видно, он сжег отцовское наставление, чтобы никто больше его не увидел.

– Возможно, как раз в этом письме его отец описал, где найти тайные хроники, а может, и что еще… – задумчиво сказала я. – Должно быть, никто посторонний этого видеть не должен был, равно как и знать о тайнике… Но отчего же Грегори не сумел найти… Хаммонд, а когда он взялся за поиски, после того, как получил проклятие Лизбет?

– Именно так, госпожа. До того он не особенно интересовался книгами, все больше охотой и девицами, а уж после, когда от скуки принялся на стену лезть, тогда и взялся читать.

«Тогда ясно, – подумала я, припомнив вечерний разговор. – Грегори утратил не только способность говорить с теми деревьями, но и часть памяти. А раз он не помнит даже того, о чем написал ему отец, то и тайную хронику найти не сумел, просто не знал где! Спрашивать его самого, выходит, бесполезно…»

– Спасибо, Хаммонд, – сказала я, – иди, распорядись насчет ужина. Боюсь, хозяина мы сегодня снова не дождемся.

Он кивнул и удалился, а я решила сходить навестить Джонни и Бонни. Добрые кони так обрадовались, что мне стало стыдно – я совсем их позабыла!

– Вы уж не подведите, – сказала я, гладя бархатные храпы и длинные челки. – Не давайтесь никому чужому! Вы же почуете обман? Даже если он будет пахнуть мной? Или Летти?

Джонни всхрапнул и потянулся мордой ко мне – я переложила дары деревьев в мешочек для рукоделия и прицепила к поясу.