Чу Ваньнин широко раскрыл глаза:

— А потом?

— Он просидел в тюрьме несколько месяцев, и осенью был приговорен к смерти. Его должны были доставить в пригород города Синтай и там повесить. Следуя к месту казни, он увидел, что недалеко от дороги забивают корову. После трех месяцев в темноте, солнечный свет резал глаза, но он все равно узнал ту корову, которую пас все эти годы. С малых лет это животное было рядом с ним, но она уже состарилась и не могла больше работать в поле. Пасти ее было некому, и хозяину стало накладно ее кормить и содержать. Пусть она всю жизнь работала на этих людей, но в конце концов, ее ждала участь быть убитой и съеденной ими.

Говоря такие жесткие вещи, Мо Жань вовсе не выглядел печальным. Наоборот, он говорил все это с безмятежной улыбкой:

— Мальчик-пастух вырос рядом с этой коровой. В детстве он катался на ее спине, шептал ей на ухо все свои детские тайны и кормил вкусной травой. Когда кто-то обижал его, он обнимал корову и, уткнувшись ей в шею, плакал. В этом мире корова стала его единственной семьей.

Опустившись на колени, парень умолял конвоира отпустить его проститься с самым близким существом, прежде чем сам он умрет. Однако, тюремщик, конечно, не поверил, что человека и животное могут связывать такие нежные чувства. Он решил, что мальчик придумывает разные уловки, надеясь сбежать, и не отпустил его.

— А потом?

— Потом? Пастуха повесили. Корову забили. Ее горячая кровь хлынула на землю. Зеваки разошлись. Хозяева в тот вечер ели говядину, но мясо старой коровы было слишком жестким и застревало между зубами. Они через силу съели немного, а остатки выбросили на корм собакам.

Мо Жань повернул голову и посмотрел на притихшего Ся Сыни:

— Я закончил. Понравилось?

— Да пошел ты! — прошипел Чу Ваньнин.

— Когда я в первый раз сам себе это рассказывал, даже разрыдался. А ты крепкий орешек, даже слезинки не проронил.

— Это потому, что твой рассказ слишком плох.

Мо Жань громко расхохотался, приобнял младшего брата за плечи, а потом потрепал его по волосам:

— Тут уж ничего не поделаешь, младший брат, видимо у меня нет таланта рассказчика. Ну и ладно, история окончена. Давай спать.

Чу Ваньнин ничего не ответил и долго молчал. Но потом вдруг позвал:

— Мо Жань.

— Эй! Я же просил называть меня старшим братом.

— Почему ты назвал эту историю «Коровы едят траву»?

— Потому что люди, как и коровы, нуждаются в еде. Ради еды, им приходится делать много разных вещей. Если однажды человек не сможет сделать то, что от него ждут, вряд ли ему позволят жить.

Чу Ваньнин снова замолчал.

Во дворе были слышны только слабые звуки голосов людей, нашедших убежище в доме наместника, из-за городской стены иногда доносились завывания призраков.

— Мо Жань.

— Эй! Вот бестолковый, говорю же, называй меня старшим братом.

Чу Ваньнин проигнорировал его и спросил:

— Ты действительно знал этого ребенка?

— Нет, конечно, — Мо Жань на какое-то время замолк, а потом вдруг рассмеялся. Ямочки на щеках мгновенно сделали его лицо невероятно милым. Он обнял мальчика, притянул ближе и ласково сказал, — разумеется, я все это сочинил, чтобы развлечь тебя. Давай, спи уже.

Вдруг во дворе усадьбы стало шумно.

Кто-то сердито закричал:

— Ищешь молодого князя!? Молодого князя Чу? Он слишком занят, чтобы иметь дело еще и с этим? Зачем ты притащил сюда это тело! Если по трупу пошли синие пятна, значит он уже заражен и скоро станет живым мертвецом! Ты хочешь нас всех убить?

Эта фраза прозвучала в ночи как удар грома среди ясного неба. Стоило людям услышать словосочетание «живой мертвец», и вся усадьба стала похожа на растревоженный муравейник.

Спящие люди моментально проснулись и выскочили во двор, чтобы увидеть источник шума.

Мо Жань инстинктивно закрыл своим телом маленького брата и только после этого посмотрел вниз. Нахмурив брови, он прошептал:

— Хм… этого человека мы встретили днем на дороге?

На коленях посреди двора стоял юноша по имени Сяо Мань. Он все еще был одет в форму стражника, но настрой его разительно отличался от того, что было утром. Юноша выглядел совершенно опустошенным, крепко сжимая в руках тело своего умершего отца, он сам стал похож на живого мертвеца. По всем признакам, от трупных пятен до отросших когтей, труп в любой миг мог подняться и начать убивать. Начальник стражи резиденцией наместника сурово отчитывал парня:

— Твой отец служил вместе со мной, и его смерть и мне причиняет боль. Но что можно сделать? Вчера ты кричал, что устал так жить и хочешь есть, поэтому он вышел из города так поздно, чтобы найти еду для тебя. Устал так жить ты, но умер твой отец. Сейчас ты опять устал и хочешь, чтобы умерли все жители города?

Растрепанный Сяо Мань с налившимися кровью глазами стоял на коленях и бормотал, как сумасшедший:

— Нет… это не я... я не виноват… папа… папа... Прошу вас, позвольте мне увидеться с князем. Он сможет спасти его. Он не даст моему папе стать ходячим трупом. Я должен похоронить его по-человечески! Умоляю вас, не… не надо расчленять[65.2] его… аааа!

Когда он произнес слово «расчленять», из-за душивших его рыданий Сяо Мань не мог больше говорить. Закрыв лицо руками, юноша несвязно бормотал трясущимися губами:

— Умоляю.... разыщите… разыщите… молодого князя…

— Уже стемнело, а значит князь снаружи, за барьером. Как может он все бросить и заботиться только о твоих делах? Ты не хуже меня знаешь, что только свежие трупы могут быть очищены от скверны. Тело твоего отца уже покрылось синими пятнами, и ногти его отросли. Очень скоро он станет живым мертвецом. Разве можем мы ждать прихода молодого господина?

— Не надо! Дядя Лю, умоляю вас! Я буду служить вам до самой смерти! Я… я точно найду способ отплатить вам в будущем! Я умоляю вас, только не трогай моего папу! Пожалуйста. Я умоляю… пожалуйста!

Мужчина тяжело вздохнул. Мольбы этого юноши ранили его сердце. Хотя глаза его покраснели, он был неумолим:

— Ты знаешь, что просишь невозможного. Я не могу поставить на кон жизни всех этих людей. Уберите!

— Нет! Нет!

Однако, уже было слишком поздно. Никто бы не стал помогать Сяо Маню. Было очевидно, если это тело оставить здесь, то очень скоро вселившийся в него свирепый злой дух набросится на них.

Труп приемного отца Сяо Маня вырвали из его рук, чтобы унести и разрубить на куски за пределами барьера. Кровавые слезы текли по лицу Сяо Маня, и рот исторгал дикое, звериное рычание, когда он пытался вырваться из хватки удерживающих его людей. В конце концов, с большим трудом его удалось оттащить в дальний конец двора.

После этого происшествия люди в усадьбе еще какое-то время не ложились, обсуждая увиденное. Постепенно усталость взяла свое, и все постепенно вернулось к прежнему тревожному спокойствию.

После этого происшествия Чу Ваньнин никак не мог заснуть. Опустив голову, он сидел, глубоко погрузившись в свои мысли.

Мо Жань пристально посмотрел на него:

— О чем ты задумался?

— Этот паренек из-за своего эгоистичного поведения потерял самого близкого человека, а потом у него отняли даже его тело. В любом случае, он затаил обиду на жителей города. У меня есть одно предположение. Возможно, что я знаю, почему провалился план переселения людей из Линьаня.

Мо Жань с восторгом заметил:

— Я тоже подумал об этом!

Чу Ваньнин покачал головой:

— Не стоит делать поспешных выводов. Однако стоит присмотреться к нему.

Утром следующего дня не случилось ничего необычного.

Чу Сюнь послал людей в город, чтобы убедиться, что количество заготовленных «марионеток» соответствует числу живых людей в Линьане. Каждая семья начала собирать в дорогу свой нехитрый скарб, чтобы завтра с восходом солнца отправиться в путь.