В мире так много всякой несправедливости, что так и помрешь от усталости, пытаясь что-то изменить.
— Бей его! Бей!
— Вот это удар!
Как воронье слетается на запах крови, так и люди плотным кольцом окружили место драки, спеша присоединиться к общему веселью.
— Так много людей напали на одного, и как вам не стыдно?!
— Господин заклинатель, осторожней, сзади! Ай-яй! Повезло! Вау! Вот это да…
— А хорошо он уклонился!
Людям нравилось смотреть на драки, но отношение Мо Жаня было совсем иным. На своем веку он повидал так много кровавых битв, что сейчас для него все происходящее было сродни жужжанию докучливой мухи. Неспешно стряхнув с одежды шелуху арахиса, он встал, чтобы уйти.
Спустившись по лестнице, Мо Жань снова увидел, как несколько даосов пытаются справиться с завернутым в черный плащ человеком. Привлеченный звуком рассекающего воздух меча, он, скрестив руки на груди, прислонился спиной к косяку двери. Хватило одного взгляда на сражавшихся людей, чтобы юноша насмешливо прицокнул языком.
Вот позорище!
Любой ученик Пика Сышэн мог сражаться на равных с десятью противниками. Выходцы из его ордена славились своей отвагой, дерзостью и бесстрашием. Но человек в черном плаще был, мягко говоря, не воин. Мо Жань своими глазами видел, как эти провинциальные заклинатели стащили его с коня и начали бить ногами, а он только уходил от ударов, даже не пытаясь применить против них духовную силу. Наоборот, этот слабак еще и пытался вежливо увещевать своих обидчиков:
— Благородный человек не станет распускать руки, когда можно договориться. Пожалуйста, давайте спокойно все обсудим. Почему вы не хотите выслушать меня?!
Заклинатели: — …
Мо Жань: — …
О чем подумали заклинатели в этот момент?
«Что? Мы врезали этому парню пару десятков раз, а он, как матрона из благородной семьи, пытается вести с нами светские беседы и утверждает, что благородный человек решает дела словами, а не силой? У него в голове вместо мозгов начинка для пирожков?»
А вот выражение лица Мо Жаня при звуке этого голоса совершенно изменилось. В этот момент небо и земля закружились у него перед глазами. Он с трудом смог сделать вдох и широко открыл глаза, все еще не веря... Голос… этот голос…
— Ши Мэй! — хрипло крикнул он и бросился к нему. Наполненной духовной силой ладонью вмиг разметав в стороны всех пятерых провинциальных заклинателей, он опустился на колени перед закутанным в грязный черный плащ избитым юношей. Ему не удалось сдержаться, и голос его дрожал, когда он позвал:
— Ши Мэй, это ведь ты?
Автору есть что сказать:
хотя его имя Ши Мэй[3.11], все-таки он шигэ… Запомните, шигэ[3.12]!
[от пер. не младшая сестричка, а старший братик, так и запишите!]
[Визуал к 3 главе]
Глава 4. Младший двоюродный брат этого достопочтенного
На самом деле этого человека звали Ши Мэй, а не шимэй[4.1].
И даже если с первого взгляда не всегда было понятно, мужчина ли это, с точки зрения времени принятия в обучение Учителем он, несомненно, был старшим соучеником[4.2] Мо Жаня.
Причина, по которой он носил это неудачное имя, была в том, что образование главы Пика Сышэн оставляло желать лучшего.
Ши Мэй был брошенным сиротой, которого глава когда-то подобрал на землях ордена и забрал с собой. Этот ребенок с детства отличался слабым здоровьем, поэтому для того, чтобы увеличить его шансы выжить, господин Сюэ решил дать ему невзрачное имя[4.3].
От переводчика: в древности ребенка могли называть неблагозвучным «детским» именем (в возрасте 15-16 лет ребенок получал основное «взрослое» имя), для того, чтобы обмануть злых духов. Предполагалось, что, услышав такое имя, злые духи подумают, что этот малыш не ценится в семье и не позарятся на него. Пример таких имен: Тедань 铁蛋 «железное яйцо», Гоушен 狗剩 «остатки собачьего корма», Гоудань 狗蛋 «собачье яйцо» (см. ниже).
Малыш от рождения был очень миловидным[4.4], и часто люди путали его с хорошенькой девчушкой, поэтому, пораскинув мозгами, глава решил дать найденышу свою фамилию и имя — Я. В итоге ребенка назвали Сюэ Я[4.5].
От переводчика: 丫 yā я полностью созвучно с 鸭 yā я — селезень; сленг: мужчина, оказывающий сексуальные услуги за деньги, а значит для людей неграмотных имя Ши Мэя звучало еще и как «подстилка Сюэ». Как ни крути, очень неблагозвучное и стыдное имя.
«Рогулька» от дерева Сюэ выросла и превратилась в изящную, прекрасную от кончиков бровей до уголков глаз «лозу», исполненную природной грации и врожденного достоинства.
Неграмотные мужики не считали зазорным называться «рогулькой от Сюэ» или «ублюдком Сюэ», но разве правильно выбирать имя для юноши несравненной красоты и таланта, руководствуясь тем же принципом, что использовали необразованные селяне, называя своих сыновей «собачье яйцо» или «железный столб»?
Собратья по обучению, остро чувствуя неуместность и обидность этого имени, старались не называть его Сюэ Я. Однако, учитывая, что это имя дал ему глава ордена, сменить его было бы неуважением, поэтому старшие ученики шутливо стали называть его «шимэй».
Шимэй рос, и со временем обращение «младшая сестренка» тоже стало звучать неуместно. И тут глава ордена, этот «великий мастер давать имена», вдруг вновь озаботился вопросом его имени и, проявив весь доступный ему такт, с напором обратился к своему воспитаннику:
— Сюэ Я, не пора ли тебе сменить имя? Сейчас ведь тебя все называют шимей, так давай сменим твое имя на Мэй, от «мэнмэй[4.6]». Ты же не против?
Кто еще, кроме главы Сюэ, мог в таком деликатном деле вести себя так бестактно?.. И кто в здравом уме согласился бы носить такое дурацкое имя? Однако у Ши Мэя был очень покладистый характер. Он посмотрел на главу ордена и увидел, что тот смотрит на него сияющими от счастья глазами и, судя по всему, искренне верит, что делает доброе дело. Так что у Ши Мэя язык не повернулся признаться, что он чувствует себя несправедливо обиженным, ведь это могло бы стать настоящим ударом по достоинству взрослого и уважаемого главы ордена. Поэтому, изобразив радость, он опустился на колени и с поклоном принял новое имя.
— Кхе-кхе... – человек в черном плаще закашлялся, услышав имя «Ши Мэй». Переведя дыхание, он с трудом поднялся с земли и поднял глаза на Мо Жаня:
— Эээ? А-Жань[4.7]? Почему ты здесь?
Даже сквозь слой темной вуали эти ясные, как родниковая вода, и яркие, как звезды, глаза пронзили сердце и душу Мо Жаня.
Хватило одного взгляда — и все те сладкие, как мед, чувства Наступающего на бессмертных Императора, все заветные мечты пылкого юноши из прошлого, что годами были скрыты под пылью времени, вновь вспыхнули и засияли с новой силой.
Это правда Ши Мэй.
Никакой ошибки.
Мо Жань всегда был порочным негодяем. В прошлой жизни он потерял счет мужчинам и женщинам, с которыми ему довелось разделить постель. Удивительно, как он вообще не умер от чрезмерного семяизвержения? Для него самого это по сей день оставалось загадкой.
Но к тому единственному человеку, которому он отдал свое сердце, Мо Жань всегда относился очень бережно и никогда не позволял себе осквернять его лишними прикосновениями.
Во времена его юности у них были довольно неоднозначные отношения на грани дружбы и флирта[4.8], но до самой смерти Ши Мэя все, что позволил себе Мо Жань — это взять его за руку и один раз случайно поцеловать.
