— Хорошо, Бурвидус. Теперь скажи, у нас где-нибудь поблизости гадалки живут?
— Гадалки? — Дворф задумался. — Не знаю насчет того, настоящая она или нет, но говорили бабы, что у вашей служанки Соломеи мать ворожея.
— У моей служанки? А что, есть такая? — удивился я.
— Конечно, милорд. А кто, по-вашему, убирает ваш кабинет и вашу комнату?
— Не знаю. Я там редко бываю.
— Ну вот поэтому и не знаете.
— Ладно, оставим мою комнату в покое. Ты знаешь, где живет эта ворожея?
— Рядом, в деревне у леса. Там еще рынок для проезжих и трактир. Вот она в трактире и работает, поварихой.
— Идем, — приказал я, — покажешь ее мне.
Дворф с сожалением поглядел на стол, где остался его обед, и поплелся за мной следом.
На мой стук в двери открылось окошко, и стражник, увидев меня, упал без чувств. За дверью раздался топот. С шумом открылась дверь в камеру, и начальник караула, запинаясь, стал докладывать:
— Вашмисть!.. Ни сном, ни духом…
— Хватит. Я знаю, что вы не виноваты, — остановил его я. — Никому не рассказывайте, что видели меня здесь. Бурвидуса я освобождаю.
Трактир меня приятно удивил. Здесь не было чадного дыма. От печи на кухне не пахло горелым мясом, прогорклым пивом не тянуло от стойки и не носились роем мухи.
Опрятная девушка в белом переднике быстро подбежала к нам и спросила:
— Что господа будут заказывать?
— Что делать, милорд, — понял мой недоуменный взгляд Бурвидус. — Вас тут не знают. Редко бываете… — произнес он и отвернулся.
Я понял его затруднения. Действительно странно, что подданные не знают своего сеньора.
— Это его милость граф Тох Рангор, — помог девушке и мне дворф. — Позови сюда мать твоей подружки Соломеи.
В ту же секунду девушка бухнулась на колени.
— Ваша милость, не погубите! — запричитала она и стала обнимать мои ноги. Из глаз крестьянки текли крупные слезы.
Я понимал ее ужас — не узнать своего сеньора для крестьянской девушки означало быть засеченной на площади насмерть. Но я ведь не такой, хотя она этого не знала. Из-за стойки к нам спешил дородный, с окладистой бородой мужик. Он тоже упал на колени и пополз ко мне, непрестанно кланяясь и стуча лбом в пол.
— Ваша милость, смилуйтесь… — включился он в хор мольбы.
Понимая, что они просто объяты ужасом и так стонать будут долго, я пошел на решительные меры. Тут главное не дать слабину. Крестьяне обладают свойством характера бояться господина и презирать его, если он покажет слабость. Я стукнул кулаком по столу и рявкнул:
— Хватит! — и видимо, неосознанно подпустил немного страха в атмосферу.
Хозяин трактира и деваха потеряли сознание и остались лежать на полу. А Бурвидус сполз на пол и тоже встал на колени.
— Бурвидус, сядь, — приказал я. — А лучше позови сюда мать служанки.
Дворф вскочил и с выпученными глазами, словно его запустили из рогатки, полетел, быстро переставляя короткие ножки, к кухне. Вскоре он тащил оттуда полуобморочную полную женщину. За ее ноги цеплялась девочка лет двенадцати и голосила на весь трактир. Все посетители, что были в трактире, мгновенно исчезли с началом представления.
— Теперь слухи о жестоком и ужасном сеньоре разлетятся по окрестностям, — смеялась внутри меня Шиза. — Как же с тобой интересно.
Повариха, притащенная дворфом, увидела лежащих без памяти людей и тоже присоединилась к ним. Ее крепко обнимала и выла, словно волчица, девочка. Страшно, дико и безнадежно.
— Тьфу, — сплюнул я. — Смешно ей. Делать что?
— Не знаю, — ответила хохотушка. При этом она была немного осоловелая, блуждая где-то далеко. — Но, думаю, у тебя все получится. — Шиза ушла.
Я поглядел на стоявшего, выпятив брюхо вперед, словно солдат Швейк, дворфа. Он пожирал меня преданным взглядом, и я понял, что, дай ему команду, он подожжет этот трактир вместе с его работниками.
— Бурвидус, хватит изображать истукана, — проворчал я. — Мне нужно поговорить с этой ворожеей. Сделай что-нибудь.
— Ваш господин проявил ко всем великую милость! — заорал дворф. — Вы все прощены! Благодарите его милость, — закончил довольный дворф.
Его крик пробудил к жизни всех потерявших сознание, и началась вторая часть Марлезонского балета. Пришедшие в себя служители пива и пирогов, обливаясь слезами благодарности, стали воздавать мне хвалу и целовать сапоги. Дворф, довольный, что угодил мне, важно качал головой.
Я не слушал, что они говорили, я с ненавистью смотрел на дворфа. Этот балаган мог продолжаться вечно. Он правильно понял мой взгляд и, струхнув, остановил проявления верноподданнических чувств четверых (чудом оставшихся в живых, по их мнению) людей, которым не посчастливилось повстречать меня.
— Все, хватит! — прокричал он, и все четверо замерли.
Я же как можно миролюбивее проговорил:
— Я хочу поговорить с матерью моей служанки, вот с этой доброй женщиной. Остальные идите и занимайтесь своими делами.
Девочка, уцепившись за подол платья женщины, не отпускала ее. Она зверьком выглядывала из-под ее руки. Предлагать поварихе сесть я не стал.
— Говорят, ты ворожея? — глядя на женщину, спросил я, и она вновь упала на колени.
— Врут! Все врут, ваша милость! Не колдую я, — говорила она торопливо, с придыханием, и я видел, что врала безбожно, врала оттого, что не понимала, что хочет от нее ее господин. Просто оттого, что испугалась непонятной ситуации и последующего наказания.
— Жаль, — ответил я. — А я хотел тебя наградить. — Вот, золотой илир приготовил, — и со вздохом повертел монету в пальцах.
Первой опомнилась девчушка.
— Я могу поворожить, — произнесла она, не отрывая зачарованного взгляда от желтой кругляшки. Он словно магнит притягивал ее к себе.
— Цыц! — цыкнула на нее мать.
Но я остановил ее взмахом руки.
— Тебя как зовут? — спросил я с добрыми интонациями в голосе, пытаясь наладить с девочкой контакт.
— Вимота… ваша милость.
— Скажи мне, Вимота, почему я испытываю тревогу?
Девочка посмотрела на меня, прикусила губу и стала говорить:
— Э-э-э. Город… Большой город у двух морей… Там… там ученик, он попал в беду… женщина… она его знает. Ему плохо. — Девочка поморщилась, словно испытала боль сама. — Он зовет… Зовет…
— Кого зовет? — не выдержал дворф, который напряженно слушал девочку.
— Не знаю. Хуб… Худю… Не понимаю.
Я поднялся из-за стола. Положил на стол монету.
— Бурвидус, забери девочку в замок, устрой ее там хорошо. Пусть будет рядом с Чернушкой.
Девочка вытаращилась, а ее мать вновь упала на колени.
— Спасибо, ваша милость… — запричитала она, в отличие от девочки она понимала, что я только что подарил ее дочери блестящее будущее.
Широким шагом, не слушая слов благодарности, я направился к выходу.
«Значит, в беду попал Фома. В городе у двух морей. И стал звать меня на помощь. Если мне не изменяет память, — размышлял я, — то он направился в Лигирийскую империю за отцом мальчика, которого мы спасли из плена. Посовещавшись, орк и снежный эльфар решили мне помочь увеличить количество желающих войти в мой род».
Конечно, я понимал их задумку. У бывшего посла, после того как его отлучили от рода и дом отказался от него, нет других вариантов, чтобы выжить. Он и его сын стали позором для своего дома. И другие рода, входящие в дом, в котором ранее пребывали отец с сыном, постараются смыть этот позор кровью изгнанных. А войдя в мой род, они начинают жизнь заново, с чистого листа. Только мой род получит клеймо отверженных. Хотя мне это было безразлично. Вот Фома и решил поговорить с папашей мальчика… только что-то пошло не так. Что за женщина встретилась на его пути? Размышляя, я вышел из трактира и прыгнул телепортом на корабль-базу.
— Шиза, давай определи, где наш маленький орк и что это за город у двух морей? — Помня, как я искал следы Вироны, на каждого из своих людей и нелюдей я заранее прикрепил магическую метку, по которой можно было их найти.