— Идем, покажу сначала твою каюту. — Боцман оценивающе посмотрел на орка.

Они спустились вниз, прошли мимо каюты вторпома, откуда раздавались звуки разгульной песни. Правда, Фоме эти душераздирающие вопли напомнили крик самца лорха во время весенних брачных игр. Третья каюта оказалась его. Повсюду пыль. На койке — скомканное серое одеяло, пол заблеван. Круглый иллюминатор у потолка покрыт толстым слоем пыли, и там свил себе гнездо огромный паук.

— Уже два рейса у нас не было лекаря, — пояснил боцман. — Заставь любого матроса убрать здесь, — затем хитровато усмехнулся. Фома молча кивнул. — Если будут трудности, обращайся, — проговорил боцман и ушел.

Фома еще раз оглядел свое новое жилье — тесно, темно и вонюче. Он вышел на палубу и нашел того паренька, молоденького матроса, что плевал на него. Ухватил за ухо и, когда тот попытался сопротивляться, чуть не оторвал его. Почувствовав чудовищную силу в руках худого орка, паренек сдался и заголосил:

— Не буду больше! Дяденька, простите!

Фома чуть отпустил ухо и приказал:

— Живо в каюту лекаря, и наведи там идеальный порядок, иначе ухо оторву и заставлю съесть.

Боцман, сидящий на бухте каната, хохотнул и, подморгнув Фоме, подтвердил слова орка:

— Рунг, он правда это сделает. У зеленого жалости меньше, чем у капитана. Дуй быстрее в каюту и убирай.

На камбузе, куда спустился Фома, стояла непереносимая вонь от сгнившей капусты и густой дым от жареной рыбы. Невысокий плотный дроп в загаженном фартуке, надетом на голый торс, напевая, помешивал что-то в большом котле на печи. Рядом дымил противень с рыбой.

Фома подошел к нему.

— Дроп, — тронул он того за плечо, — я новый корабельный лекарь.

— Ну и иди себе, лекарь, — небрежно, рывком плеча скинув руку Фомы, отозвался тот. — Чего приперся?

— Уму-разуму тебя поучить, — спокойно ответил Фома и без замаха, ударом кулака вогнал нос дропа внутрь.

Фома понял, что без показательной экзекуции на него будут просто плевать. Повар замычал, ухватился руками за лицо, но Фома не дал ему передышки. Сильным ударом в живот он заставил того согнуться. И когда тот упал, пальцами вправил нос. Дроп задыхался, хватал ртом воздух, мычал и уже был не в силах что-либо сделать. Фома наложил заклинание малого исцеления и за ухо поднял грубияна.

— Ну что, ты готов меня слушать или еще поучить? — спросил Фома. — В следующий раз я сломаю тебе палец.

Повар, ни слова не говоря, ухватил огромный кухонный тесак и… неожиданно для себя оказался прижатым головой к столу. Фома вывернул его руку и забрал оружие, затем ухватил мизинец повара на левой руке и просто согнул в обратную сторону. Увечье маленькое, но полностью лишает человека воли и сил к сопротивлению. Заоравшему от боли дропу засунул в рот грязную тряпку и ударом колена в бок заставил того замолчать. Дроп судорожно закашлялся, выплюнул кляп и завопил еще громче:

— Полундра! Братва, наших бью… — хр… т!

Фома вновь засунул в рот повару кляп. Ухватил за шею и больно сжал. А затем смачно еще раз приложил того лицом об стол. На лестнице, ведущей вниз, раздались громкий топот и крики.

Фома спокойно развернулся к забежавшим на крик трем матросам.

— Ты кто? — Они остановились в проеме дверей. — Ты что творишь, зеленая лягушка? — Трое матросов возмущенно кричали, перекрикивая друг друга.

— Я корабельный лекарь… вот, заставил дропа съесть тряпку, — сообщил Фома. — А вы чего приперлись? У вас дел нет?

— Ну смотри, лекарь, щас себя лечить будешь! — первым пришел в себя широкоплечий бородач со шрамом на щеке. — Молись своим степным предкам.

— Я вас заставлю вылизывать языком здесь пол, — засмеялся Фома в ответ на угрозу и сплюнул.

Он знал, что плюнуть на камбузе — это оскорбить команду, и три матроса, озверевших от такого святотатства, кинулись на него. Вскоре они лежали лицом вниз, а Фома возил их мордами по грязному, загаженному полу камбуза.

Экзекуция продолжалась недолго. На крики матросов прибежало еще четверо, и они также оказались лежащими лицом вниз. Бил их Фома нещадно. Долго и не калеча. Наносил несильные, но болезненные удары и наконец добился того, что все они во главе с дропом, подвывая от ужаса, стали лизать пол. На крик заглянул в камбуз боцман, хмыкнул и ушел, ничего не сказав.

— А теперь встали! — приказал Фома. Рассматривая побитых и жавшихся друг к другу матросов, стал давать указания. — Здесь все вымыть, чтобы блестело. Воду из бочек вылить в море, бочки вымыть с уксусом. Старую капусту — тоже в море. Селедку промыть. Через два часа приду проверю. Всех, кто сбежит, найду по углам и заставлю жрать свое дерьмо.

Он, сверкнув очами, оглядел избитые рожи матросов. По их виду он понял, что ему поверили.

— Дроп, где вино для офицерского состава?

Корабельный повар нагнулся и дрожащими руками достал бутылку вина из корзины под столом. Фома взял ее и вышел. На выходе он встретил боцмана.

— Теперь, зеленый, спи вполглаза. Начал ты хорошо, но сократил себе жизнь лет на сто.

Фома равнодушно пожал плечами и пошел в каюту вторпома. Отдал бутылку и вышел. Вернулся он под «скрытом» и сразу врезал моряку ногой под дых. Тот уронил бутылку и громко охнул, согнулся, ухватившись за живот.

Неожиданно для Фомы он размахнулся и ударил кулаком по воздуху.

— Ну, демоны, подходите! — прохрипел он. — Я вам покажу, как умеют драться моряки. — Он сплюнул и с трудом поднялся. По-звериному огляделся и пнул воздух ногой. — Что, испугались? Змеиное племя!

Фома улыбнулся такому повороту событий и ударил вторпома ногой в грудь, тот перелетел через кровать и затих в углу.

Фома, уже не излечивая пьяницу, вышел. Проверил, как малец убирает его каюту, и, удовлетворенный увиденным, поднялся на палубу. Боцман сидел на бухте канатов. Он указал на место рядом с собой и пригласил орка сесть рядом.

— Присаживайся, Клыкастый, разговор есть, — сказал он. Фома сел. — Вижу, ты дело свое знаешь, лекарь, но забираешь слишком круто. Понимаю, что ты должен себя правильно поставить, иначе уважать не будут. Но тут видишь какое дело. Есть, так сказать, некоторые места, куда тебе лезть не следует. За питание команды отвечаю я, а ты следи за чистотой. В мои дела не лезь.

— Боцман, давай договоримся, — спокойно ответил Фома, — ты себе оставляешь десять процентов, остальное тратишь на продукты, причем на те, которые скажу я. Как тебе такой расклад?

— Расклад плохой, парень. Ты еще капитана не видел, а мое слово для него кое-что значит. Ты не лезешь ко мне, я замолвлю за тебя слово перед капитаном.

— Десять процентов, боцман, не больше, — равнодушно отозвался Фома.

Дальнейший их разговор прервал шум, идущий снизу. Оба уставились в сторону лестницы на нижнюю палубу.

Вскоре из люка показалась голова вторпома. Он, издавая громкие стоны, лез на верхнюю палубу на карачках. Вылез и также на четвереньках пополз дальше. Боцман увидел избитого офицера и замер с открытым ртом. С огромным удивлением посмотрел на Фому, осуждающе покачал головой:

— Орк, ты совсем берега потерял! За нападение на офицера корабля тебя вздернут на рее.

— Я его не бил, — не моргнув глазом ответил Фома. — Я отдал ему бутылку и ушел.

Фома встал и подошел к вторпому, помог ему подняться и наложил малое исцеляющее заклинание. Боцман встал с другой стороны и повел болезного моряка к канатам. Бросил на Фому недоверчивый взгляд и спросил офицера:

— Господин Порнат, что с вами произошло?

— Демоны! — озираясь широко открытыми глазами, проговорил тот.

— Что — демоны? — не понял боцман. — Какие демоны?

— Сильные и злые, боцман. Демоны запоя. Они напали на меня, отобрали бутылку и стали бить. Ох, как все тело болит. Они уже дважды за мной приходили. — Он увидел Фому и схватил его за руку. — Док! Не отдавай меня им. Я брошу пить!

Фома обнял второго помощника за плечи и, плачущего, повел в каюту. Полечил и уложил спать. Бутылку забрал.

На выходе он встретил боцмана.