– Ты не должен стесняться своей наготы. Скот не знает стыда. Если другие рабы увидят, как ты стыдливо прикрываешься, они будут над тобой издеваться. Бить исподтишка, отбирать еду. Для них ты будешь чужой. Дети будут кидать в тебя дерьмо, незавидная участь тебя будет ждать, мой мальчик, так что привыкай.

Юноша убрал руки и, не поднимая головы, спросил:

– Мы теперь муж и жена?

– Кто? – изумленно переспросила женщина. – Муж и жена? Почему ты так подумал?

– Ну мы это… были… близки, – неуверенно ответил юноша.

Женщина секунду-другую смотрела на эльфара, а потом упала на спину и расхохоталась.

– Ох, уморил, – причитала она сквозь смех, – ну и сказал, муж и жена! Как же с тобой весело, малыш! – Она отсмеялась, вытерла выступившие слезы. – Да уж. Никому об этом не рассказывай, – предупредила она. – Запомни, эльфар, – теперь голос ее звучал жестко, – мы скот, а скот спаривается, когда хочет самец. Когда захочет и где захочет, а самка не вправе ему отказать. Так велят хозяева. Им нужны новые рабы, а рабы – это богатство. Здесь нет мужей и жен. Как быка водят покрывать лорху, так нас, женщин, покрывают мужчины. И ты будешь этим заниматься чаще других, не обращая внимания, взрослая самка или совсем ребенок. Но об этом хватит. Если ты меня больше не хочешь… – Она посмотрела, как молодой эльфар энергично мотает головой, отказываясь от близости. – Тогда будем праздновать, у нас сегодня свободный день. Я приготовила еду, сейчас разогрею, и подождем Керти с дойки, потом будем есть.

Она ходила голой по шатру, он, не зная, куда девать руки, провожал ее взглядом. Заметив его состояние, женщина приободрила юношу:

– Ничего, к этому быстро привыкают, привыкнешь и ты, малыш.

Полог откинулся, и в шатер вошла девочка, увидела обнаженных мать и эльфара, радостно воскликнула:

– Значит, он смог, мама!

Женщина улыбнулась:

– Смог, дочка, смог. Он молодец.

Девочка подбежала и обрадованно обняла замершего парня. Радзи-ил остолбенел при виде девочки. Он был голый и не мог прикрыться.

– Я сейчас пойду искупаюсь в реке и постираю платье. Я скоро! – прокричала она уже из-за шатра.

Через полчаса она вбежала, запыхавшаяся и в мокром платье. Быстро его скинула и развесила на палках у костра. Юноша посмотрел на девочку – совсем ребенок, без грудей и волос на теле, – и смущенно отвел взгляд.

– Я Керти, – представилась она, – а маму зовут Ларисса. – Она уселась рядышком, скрестила ноги, как обычно, и без смущения оглядела эльфара. – Тебе имя уже дали?

Он бледно усмехнулся:

– Дали. Бычий глист.

Керти недолго рассматривала эльфара и рассмеялась:

– А что, подходит. Худой, бледный и длинный, как бычий цепень.

– А почему у вас нормальные имена, а у меня такое противное?

– Имен, малыш, тут нет, – отозвалась женщина, – тут только клички. И они могут меняться. Моя кличка означает бесплодная. Я ни разу здесь не рожала. Керти была со мной в грудном возрасте, когда нас захватили орки. Ей дали кличку сразу – маленькая.

– А почему не рожала? – удивился эльфар, он уже немного освоился и не так стыдился наготы, как вначале.

– Я не хотела, чтобы мои дети были рабами и продавались, – хмуро ответила Ларисса. – Лучше я стану шкурой на барабане у шамана, чем буду плодить детей на продажу. Ты заметил, что не думаешь о самоубийстве? – спросила она. И, не дождавшись ответа, пояснила: – Это ритуал повиновения. В противном случае все рабы убили бы себя. А так воля подавляется. Я не могу избавить Керти от такой участи, но сама рожать не стану.

Девочка задумчиво и оценивающе посмотрела на юношу:

– Ты, мама, считаешь, что глист будет у меня первым?

– Я надеюсь на это, – ответила женщина. – Гаржику нужны рабы, а ты скоро подрастешь. Отдавать тебя орку на потеху он не будет, ты можешь умереть или надолго заболеть. А дети-метисы дорого стоят. Ребенок от человека стоит двух лорхов или двадцать баранов. Ребенок-метис высоко ценится на невольнических рынках Лигирийской империи. За него гаржик может получить десять ремесленников или двадцать самок. А это два десятка лорхов, прямая выгода сотнику. Женщин у него сейчас мало, многие рабы погибли во время нападения других племен. Поэтому я думаю, что он будет тебя беречь.

– Это хорошо. – Керти погладила юношу по плечу. – Хорошо, что ты будешь у меня первым. Мама тебя всему научит, а не захочет, я тебе расскажу. Меня тетка Агарья поучала, как надо делать, чтобы мужчинам было хорошо.

От этих разговоров Радзи-илу снова стало не по себе. Девочка спокойно рассуждала о взрослых вещах, без тени смущения. Мать поощрительно улыбалась, ставя на низкий стол блюда с похлебкой и мясом, пахучую траву, гайрат и сухие лепешки. В то же время рядом с этими заботливыми матерью и дочерью он чувствовал себя спокойно. Он ел, пил гайрат и от приятной истомы, что охватила все его тело, только жмурился.

– До вечера отдохнем, – сказала Ларисса, – а когда дневная жара спадет, пойдем на берег, я покажу твое новое место работы, малыш.

Она собрала посуду, помыла в бадье. Потом разложила удобно шкуры, легла и позвала обоих:

– Идите ко мне, малыши.

Радзи-ил, не чинясь, подошел и лег рядом, положив голову на ее руку. С другой стороны улеглась Керти, и они обняли Лариссу. Молодой эльфар чувствовал опустошение. Из него как будто выдернули душу, вытряхнули из нее все и пустой засунули обратно. Ему было все равно, что он будет делать дальше, как будет жить. Рядом была женщина, что приняла его к себе, по-матерински, ему было с ней тепло, уютно, и он чувствовал себя защищенным ее теплом.

– А там, на реке, я буду заниматься тем же, чем и с тобой? – спросил он.

Женщина засмеялась, крепче прижала его к себе и ответила:

– Нет, мой маленький, этим делом ты будешь заниматься года через два или три. А пока тебя ждет не самая грязная и тяжелая работа.

– А какая?

– Отдыхай, сам увидишь.

Перед закатом они оделись и вышли из шатра. Керти еще раньше убежала на вечернюю дойку. Впервые за эти дни Радзи-ил мог свободно передвигаться по лагерю орков. На него оглядывались, но не приставали, не мешали идти. Ларисса выбирала такой маршрут, чтобы по пути попадалось меньше орков. При встрече они сторонились, опуская глаза, но для степных дикарей они, пока выполняли правила, были пустым местом. Их просто не замечали. Они прошли стойбище насквозь, мимо кибиток, расставленных без всякого порядка, шатров из шкур, обходя родовые костры. Ларисса объяснила Радзи-илу, что у каждого рода постоянно горит свой родовой костер. Орки на стоянке располагаются родами. В центре род гаржика, вокруг него роды близкие ему, а снаружи – самые захудалые роды. Скот пасется отдельно и постоянно передвигается в поисках травы. Керти убегает к стаду, принадлежащему сотнику, доить лорхов.

Они вышли из лагеря и пошли вдоль реки, вниз по течению. Их никто не задерживал.

– Ларисса, а почему мы так свободно вышли? Нас не задержали. А вдруг мы убежим?

– Куда? Посмотри, вокруг степь. Куда ты убежишь? За тобой пошлют погоню и найдут. Орки читают следы в степи не хуже степных варгов. Бить не будут. Просто изрежут пятки, насыплют в раны мелко накрошенную щетину лорхов, и все, ты не только бегать больше никогда не сможешь, ходить не получится нормально.

Они вышли на пологий берег на расстоянии полулиги от стойбища.

– Вот, это твое место работы с утра до вечера. Сюда все ходят справлять нужду, а ты должен собирать дерьмо и выкидывать в реку. Чтобы берег был чистый. Понял? Вон парнишка лежит под кустом, видишь?

У реки в прохладе лежал и отгонял веточкой слепней мальчик.

– Вместо него ты и будешь работать. Можешь договориться, и он продаст тебе свою лопату. Иначе будешь собирать руками.

– Но у меня ничего нет, – растерянно произнес эльфар.

– Как нет? Есть сапоги, есть ремень, есть рубаха и штаны. – Она повернула его к себе. – Переспишь со мной еще раз, я дам тебе лопату сама.

Радзи-ил посмотрел на мальчишку, потом на женщину и со вздохом сказал: