Всем было известно уже, что Ясону скорее всего отнимут руку. Завтра вечером Лейла и косоглазый Дзуку повезут Ясона в Тбилиси на операцию, и вполне возможно, что оттуда он вернется с одной рукой. Кто виноват перед Ясоном? Никто ничего не знал. Не знал и Вамех. Целый день простоял он на улице, куря папиросу за папиросой. Он старался представить, кто в городке мог бы решиться на такой шаг? Правда, люди поговаривали, что Шамиль в заключении убил человека, но Вамех не доверял этим рассказам. Он верил в добро, и поэтому отвергал даже мысль о причастности Шамиля к стрельбе. Но, если не Шамиль, кто же тогда? Кого винить? Единственным человеком в городе, ненавидящим Вамеха, был Шамиль… И вот вчерашним вечером Вамеха, словно ужасом, поразила уверенность, что на такое мог решиться только он. И Вамех, еще недавно вроде бы примирившийся с жизненной и людской несправедливостью, вышел из себя, — может быть, больше всего его разозлило свое чувство примирения — и помчался сюда, к этой лесной сторожке, он знал, здесь он найдет Шамиля. Вамех случайно услышал, что Шамиля послали вывозить лес, и, как только поверил, что именно Шамиль, и никто другой, подстерег его с Ясоном ночью, помчался сюда. Сейчас он стоял в темной сторожке над спящим врагом и сжимал в руке раскрытый нож.

Шамиль мирно спал. Легкий сквозняк колебал огонек коптилки, и на стенах сторожки трепетали тени, прозрачные, словно крылья бабочки. Вамех коленом ткнул Шамиля.

Шамиль тотчас проснулся и сел. Он сразу узнал Вамеха и так посмотрел на него, словно вовсе не спал, взгляд его был цепок и трезв, вероятно, жизнь приучила его ко всяким переделкам, и ничто не могло поразить его. Увидев в руках Вамеха нож, он стрельнул глазами по сторонам, ища, чем бы защититься, но не заметив ничего подходящего, откинулся к стене. Вамех швырнул нож в колченогий стол, стоящий в углу. Нож вонзился в доску, задрожал, и дребезжание металла нарушило тишину. Вамех поставил ногу на нары, оперся локтем о колено и заглянул Шамилю в глаза.

— Это ты стрелял в меня? — Его голос напоминал рычание зверя.

— Как стрелял? — не понял Шамиль.

Вамех зло усмехнулся:

— Из ружья. Не помнишь?

— Откуда я могу помнить то, чего не делал.

Шамиль хотел спрыгнуть с нар, но Вамех с такой силой ударил его по челюсти, что тот стукнулся головой о стенку и застыл.

— Хотел убить меня? — прошипел сквозь зубы Вамех.

— Ты что, чокнулся?

— Я тебе покажу чокнулся. — Поддавшись звериному инстинкту, Вамех размахнулся и ударил так, что Шамиль слетел с нар и растянулся на полу.

Вамех рванулся к столу, выдернул нож, но тут Шамиль вскочил и кинулся в дверь. Однако Вамех оказался проворней, подставил ногу, Шамиль по инерции вылетел за порог и растянулся на земле. Вамех выскочил за ним и словно наткнулся на открывшееся перед ним бесконечное пространство, ярость его, будто вырвавшись из прорана, выхлестнула наружу и развеялась в пространстве, подобно туману, низко стелющемуся сейчас над землей. Это ощущение было болезненным и горьким, как прощание. Луна зашла, и тьма сгустилась вокруг. Где-то рядом стрекотала цикада да слышалось, как река мерно катит в своем русле. Величественная земля лежала в ночи, и Вамеху показалось совсем нестрашным смешаться с ней прахом.

Он помог подняться Шамилю, протянул ему нож и спокойно сказал:

— На, ударь меня, если хочешь.

Шамиль вырвал нож, зашвырнул его подальше и ударил головой в лицо Вамеха.

Вамех упал, почувствовал, как от пинков Шамиля дергается его тело, хлынувшие слезы смешались с кровью, и он потерял сознание. Очнувшись, удивился, что стоит на ногах. Шамиль размахивал кулаками и кричал:

— Дерись, если ты мужчина, ударь меня!

— Что мне с тобой драться, блаженный…

Шамиль снова ударил его головой, и снова Вамех упал и потерял сознание. Все исчезло. Все успокоилось. Потом мрак постепенно рассеялся, и Вамех увидел небо. На краю его радостно и влажно мерцала утренняя звезда. Было холодно.

— Ты думаешь, я ранил Ясона? — донесся до Вамеха голос Шамиля, вернее, не голос, а какой-то хриплый клекот. — Ты думаешь, это я стрелял?

Вамех молча смотрел в небо. Он видел, как там, наверху, слабый предутренний свет теснит тени.

— Почему я блаженный? Я человек…

Радостно мерцала в вышине утренняя заря. Тоска сжала сердце Вамеха.

Шамиль обнял его, посадил и сам опустился на колени.

— Это не я стрелял! Ты веришь? Не я!

Вамех опустил голову и рукавом вытер лицо, Рукав перепачкался в крови.

— Это не я стрелял, — повторил Шамиль.

— Подними меня, — попросил Вамех.

Шамиль помог ему подняться и подставил плечо. Вамех обвел взглядом светлеющее пространство и глубоко вздохнул.

— Ты поверь, я не из тех, — безнадежным голосом умолял Шамиль. — Поверь мне!

Нервы, напряженные, как тетива, внезапно ослабли, Вамех почувствовал необычайное облегчение, хотя все тело ломило от усталости и побоев. Он понял, что этот растерянный умоляющий поверить ему человек в самом деле невиновен. Он обманулся. Нет, судьба не привела его к смерти, хотя, торопясь сюда, он думал, что идет навстречу гибели; однако, кто знает, может быть, он подсознательно питал надежду на благополучный исход, может быть, надеялся, что все выяснится, как это выяснилось сейчас, может быть, поэтому он рвался сюда с таким безудержным стремлением, что втайне надеялся на невиновность Шамиля?

Неожиданная радость переполнила его. Снова любимой сделалась жизнь, снова стал любимым человек. Сейчас ему казалось, что он завершил тот темный путь, который целую ночь вел его сюда. И вот отворилась дверь, и его ввели в теплую комнату, пододвинули к окну стул, посадили, положили руку на плечо, ободрили усталого, разогнали глупые мысли, которые всю ночь не давали ему покоя, коня отвели в конюшню, обтерли ему пот, задали овса, за окном разошелся утренний туман, показались хвойный лес и зеленые склоны, светлые ангелы выступили из тумана, встали кругом и начали славить жизнь. Эту песнь подхватил мир, и черные тени, словно призраки злого сна, рассеялись вместе с исчезающей тьмой. Гимн солнцу гремел над землей.

— Верю! — сказал Вамех и обнял Шамиля за шею.

На следующий день Лейла и Дзуку повезли Ясона в Тбилиси на операцию. Множество людей пришло провожать их. Они столпились под окном вагона и, подняв головы, переговаривались с Ясоном и Лейлой. Все старались ободрить Ясона. Дзуку маялся рядом с проводником у ступенек вагона.

Поезд тронулся. Долго все провожали глазами последний вагон. Потом провожающие распались на группы и медленно потянулись к выходу. Громко беседуя, прошли Вахушти, директор клуба и товарищи Ясона. Каждый из них, сославшись на неотложные дела, увильнул от поездки, когда настала необходимость кому-то сопровождать раненого. Только Лейла сразу согласилась, из всех друзей его она оказалась самой верной, остальные ограничились проводами. Однако, несмотря на мужественный и твердый характер Лейлы, ей одной не по силам было возить больного в большом городе. Но, когда Дзуку узнал обо всем, он решил помочь Ясону, выхлопотал отпуск и заявил, что берет на себя все дорожные расходы. Ясон и Дзуку никогда не были друзьями, и поэтому весь город восхищался поступком Дзуку. И вот вечером Лейла и Дзуку ввели Ясона в вагон, поезд тронулся, и долго маячил вдали красный огонек хвостового вагона.

Стоял теплый вечер. Густое солнце окрашивало в пурпур голубое пространство. Вамех стоял, прислонившись спиной к столбу, и смотрел на Алису. Он был небрит и бледен. Кровавые полосы и царапины выделялись на лице, глаза покраснели от бессонной ночи. Сложив на груди руки, стоял он, как всегда, чуть улыбаясь, и, несмотря на усталость, выглядел жизнерадостным.

Алиса не трогалась с места, пока не разошлись последние провожающие. Она стояла недалеко от Вамеха в распахнутом белом плаще, под которым виднелось алое вязаное платье. Губы ее были слегка подведены, а густые черные волосы уложены в красивую прическу. Когда перрон опустел, она медленно направилась к выходу, сердечно улыбнулась Вамеху и спросила: