— Куда вы шли так поздно?

— Ясон — домой, а я собирался переночевать у Дзуку, он обещал сегодня устроить меня на работу, вот я и решил остаться у него.

— Кого вы подозреваете? Кто мог стрелять в Ясона?

— Ума не приложу.

Пауза.

— Кто это вам оставил такую метку на горле?

— Поранили.

— Где, когда?

— В парикмахерской, около трех месяцев назад.

— Кто?

— Не знаю.

Улыбка.

— То есть никого не подозреваете?

— Нет.

— А вы уверены, что стреляли именно в Ясона?

— Не знаю.

— Хорошо. Распишитесь. Вы свободны, но если появится необходимость, мы вас вызовем.

Прямо из милиции Вамех отправился в больницу. Он прошел в палату, и когда увидел Ясона — а в палате помимо Ясона находилось много больных, они сидели кто на койке, кто на стуле и болтали — бледного, с заострившимся лицом, то убедился, что прошедшей ночью Ясон не играл героя, а проявил скрытую до сей поры твердость характера, и это по-хорошему поразило Вамеха. Ясон обрадовался его приходу, спокойно рассказал, как протекала операция, как доктор Коция предупредил его, что, может быть, придется отнять руку (доктор Коция был человек прямой). «Выдержу пару дней, а затем, возможно, придется отправить тебя в Тбилиси». Ясон, видимо, смирился с судьбой, и только боль беспокоила его, обыкновенная физическая боль.

— Не думай об этом, — сказал Вамех, но Ясон не нуждался в ободрении.

— «Страх от смерти не спасает», — улыбнувшись, процитировал он. — Чему быть, того не миновать, — он спокойно ждал, что принесет грядущее, не злился, не нервничал перед неизбежным. — Такая уж у меня судьба, — добавил он.

— Неужели все так серьезно? — спросил Вамех.

— Говорят. Ты мне лучше скажи, кто стрелял в нас?

Вамех пожал плечами.

В палату вошла Алиса. Она напустилась на больных, которые сгрудились у койки Ясона и разинув рот с жадным интересом ловили каждое слово приятелей, разогнала их по местам, присела в изголовье Ясона, поправила одеяло и положила руку на его лоб.

— Ясон, у тебя температура, тебе вредно много разговаривать.

Вамех посмотрел на Алису и поднялся.

— Уходишь? — возбужденно спросил Ясон, и голос его прозвучал почти весело. — Алиса, попроси его остаться.

— Я никого не гоню, — обронила Алиса.

Но Вамех ушел. Смех разбирал его; он понял, что Ясон доволен его уходом. Странная мысль пришла в голову Вамеха. Он подумал, что после этого ночного ранения Алиса, чего доброго, откажет Джемалу и вернется к Ясону, потому что сочувствие, пробудившееся в сердце женщины, может обернуться возобновленной любовью. Вполне возможно, что, потеряв руку, Ясон будет вознагражден раскаяньем и возвращением Алисы. Видимо, и он бессознательно рассчитывает на это и потому держится так мужественно, не теряет присутствия духа. Поэтому ему и хотелось, чтобы Вамех ушел и оставил его наедине с Алисой. «Ясон пока не сознает, что такое потерять руку, и его радость, вызванная надеждой на возвращение Алисы, не омрачается ничем», — думал Вамех. Но так или иначе, Ясон показал себя молодцом, мужественно встретил испытание, и Вамех стал искренне уважать его.

Погруженный в размышления, Вамех проходил коридором, когда услышал за спиной знакомые шаги. Он медленно сошел по лестнице и, ступив на последнюю ступеньку, резко обернулся. На верхней площадке стояла Алиса и смотрела на него. Потом она спустилась и остановилась на ступеньке выше Вамеха. Она стояла, спрятав руки в карманы белого ладного халата, аромат ее духов особенно ощущался среди больничного запаха лекарств и медикаментов. Ее большие ласковые глаза вызывающе, но тепло смотрели на Вамеха.

— Все-то вы в истории попадаете, — с улыбкой произнесла она, — то стреляют в вас, то режут…

— Моя ли здесь вина? — улыбнулся и Вамех.

— А чья же?

— Почем я знаю. Неужели я такой человек, что меня непременно следует убить? — Он рассмеялся и взглянул в глаза девушки.

Алиса отвела взгляд, потому что, как ни старалась придать своему лицу строгое, серьезное и осуждающее выражение, не могла сдержать улыбки, странной улыбки, в которой не было ни обвинения, ни порицания, а только одобрение и поощрение. Вамех заметил это.

— Защити вас бог от смерти! — сказала Алиса.

— Мне и самому не хочется умирать.

— Но однажды, насколько мне помнится… — лукаво прищурилась Алиса.

— То время прошло.

— Однако в кого же все-таки стреляли, в тебя или в Ясона?

— Не знаю.

— Ясон не тот человек, чтобы кто-нибудь стал покушаться на его жизнь. Я уверена, что стреляли в тебя.

— Кому надо стрелять в меня? Я никому плохого не делал.

— Иногда вовсе не обязательно делать плохое, часто людей не выносят за их искренность и доброту. Но это к тебе не относится. — Алиса рассмеялась. — Это твоя собака чуть не загрызла Вахушти?

— Выходит, тот негодяй действительно был Вахушти?

— Выходит, так, — ответила Алиса.

— Поделом ему.

— Я все знаю, мне Ясон рассказал.

— Ясон?

— Да, ты же рассказывал ему, что произошло той ночью.

— Рассказал.

— А он рассказал мне. Я все знаю. Но ты все-таки не прав. Если так строго подходить к людям, то каждого второго придется затравить собаками. Вахушти — просвещенный и культурный человек, три языка знает, а ты…

— Сколько просвещенных были палачами и злодеями, — прервал ее Вамех, — некоторые по десятку языков знали, но это нисколько не оправдывает их.

— Разве плохо быть культурным?

— Хорошо, но не все культурные и образованные люди добры. Внешняя культура не имеет к добру никакого отношения.

— Не знаю, во всяком случае твой метод натравливания собак мне не нравится.

— А чем такой метод плох? — усмехнулся Вамех. — Увы, отныне он для меня заказан, бедной Муры больше нет.

— Что тут смешного? Тебе не жаль ее?

— Как не жаль? Но что изменится, если я буду хранить траурный вид? Замечательной собакой была Мура, и Ясон замечательный парень.

— Ясон ведь не собака, что ты сравниваешь его с Мурой? — Алиса притворилась рассерженной.

— Я не сравниваю. Ясон безо всяких сравнений отличный парень.

— Ты уверен в этом?

— Без недостатков никого нет. Споткнуться может каждый. Ясон — молодец.

Алиса улыбнулась, вытащила из кармана руку и взглянула на часы.

— Я побежала! — крикнула она, и ее каблуки быстро застучали по ступенькам.

Она действительно спешила, пора было делать Ясону перевязку, доктор Коция обещал в полдень еще раз осмотреть рану.

Все эти дни горожане беспокоились за Ясона. Лейла, Вахушти, заведующий клубом, местные артисты, театралы и еще много всякого народу перебывало в больнице, и каждый умолял доктора принять все меры, словно без просьб доктор Коция пустил бы лечение на самотек. Он не надеялся, что удастся сохранить руку Ясона, и поэтому считал, что раненого следует непременно отвезти в Тбилиси.

А в городе не утихали пересуды. Всех удивляло, что кто-то поднял руку на Ясона. Ясон был безобиднейшим человеком. Сколько времени живет он здесь, и никто от него громкого слова не услышал. Многие уверяли, что его ранили случайно — пуля предназначалась Вамеху. Но кто хотел убить Вамеха? Тут уже все терялись. Всех интересовали подробности, строились всевозможные противоречивые предположения, каждый считал, что его версия покушения наиболее верна. Некоторые подозревали, что Вамех беглый преступник, скрывающийся здесь от мести, и вот его, по-видимому, выследили, стреляли, но промахнулись и попали в Ясона. Если это так, будут стрелять еще. Но толком никто ничего не знал. Даже Дзуку терялся в догадках. «Кто мог стрелять?» — перебирал он в уме разных людей, но определенно никого не мог обвинить, а Вамех молчал, храня подозрения, и целыми днями, засунув руки в карманы, широким ленивым шагом мерял тихие уголки городка.

Он ждал чего-то, что неизбежно должно случиться.

Было за полночь, когда частый стук лошадиных копыт нарушил тишину полей. Огромная желтая луна лениво плыла над черным лесом, обходя макушки высоких деревьев. Затаившись в дуплах и норах, лесные твари ворочались и глухо вскрикивали во сне. Ночное безмолвие отнюдь не было безмолвным, дыхание огромной вселенной ощущалось в нем, и в этом дыхании улавливались звуки молчаливого и упорного столкновения разобщенных сил на грани тьмы и света. Рассеянные по полю отдельные деревца походили на разбойников, присевших на корточки и накрывшихся с головой бурками. Белесый туман выползал из лесу, стлался по низине, и земля представлялась взгляду странной и холодной, какой ее можно увидеть только во сне.