— Он был убит тем единственным выстрелом? — срывающимся голосом спросила Алиса.

— Да, — ответил Вамех.

Взошла луна, и ее отражение засияло в озере. Вамех запрокинул голову, слезы текли по его лицу, и оно блеснуло в лунном свете как маска. Алиса провела ладонью по щеке Вамеха и прошептала:

— Ты не виноват.

Вамех молчал.

— Это не ты, это судьба.

— Я грешник, — шепотом возразил Вамех.

Алиса обхватила его за шею, прижалась лицом к его лицу.

— Ты мученик, — шептала она, целуя в глаза Вамеха, который, словно ребенок, покорно подчинялся ей. — Всякое может случиться… Ты не виноват, ты должен жить, должен любить жизнь…

Она все крепче и крепче обнимала его, прижимая к груди его мокрое от холодного пота лицо.

Что-то давно изгнанное и забытое пробудилось в Вамехе, и все исчезло, кроме этого единственного, всеобъемлющего чувства. Какая-то горячая волна, поднявшаяся из глубины существа, смыла с души горечь и муку. Она подхватила Вамеха, и его, доверившегося ей, прибило к обетованной земле, к долгожданной и светлой гавани. Вамех не помнил, кто он, где он, горячая волна несла и несла его, и вдруг отхлынула, опустошив тело и душу, и счастливая пустота задрожала в них. Вамех ощутил, что лицо его прижато к груди Алисы, что женщина обвивает руками его шею. Вамех глубоко вдохнул аромат сена и волглую прохладу недалекого озера. Потом безмолвное течение времени, как зов, снова прозвучало в ушах, и он услышал из тьмы далекий крик сарыча.

Горный хребет дремлет на краю долины. Верблюжьим горбом выгнута спина его. Вдоль подножья, между лесистых массивов, выползая из ущелья, струится с тихим плеском река, настолько прозрачная, что не разобрать, какого цвета вода в ней, голубая или зеленая? Можно подойти к берегу и часами смотреть на воду, не отрывая глаз от пенных перекатов, можно часами внимать плеску волн, разглядывая светящиеся сквозь толщу воды пестрые голыши, можно проследить взглядом рывки форелей, всегда стремящихся к верховью, к холодным и далеким вершинам, которыми рождена живительная влага горных ключей.

Как прекрасен теплый, солнечный зимний день!

Ты стоишь у реки и наслаждаешься ее сказочным шепотом, словно пением соловья. Ты стоишь у реки, и прохлада текущей с гор воды возбуждает энергию, ослабевшую за зиму, и наполняет тебя чувством приволья и привязанности ко всему земному. Ты стоишь у реки, и отрадны твоему глазу эти деревни — с домами, крытыми дранкой и осокой, с амбарами для кукурузы, приподнятыми над землей на столбиках, — которые разбросаны внизу, вдоль ущелья и по лесистым склонам хребта. Как ты любишь лес! Далеко между стволами обнаженных деревьев твой внимательный взгляд видит зайцев, маленьких, безобидных зверьков, навостривших уши, не вредящих никому на свете, а ведь весь мир — враг им. Из оголенной рощи доносится пересвист дроздов, и яркое солнце заставляет тебя забыть, что сейчас зима. Но ты любишь и снег, и его искрящиеся покровы, потому что в свое время и на своем месте — все прекрасно. Прекрасно все, что ты любишь, и ты любуешься ледовыми вершинами гор, горящими под солнечными лучами.

Ты постигаешь мудрость природы, и поэтому любишь ее! Удивительно мудро созданы каждый камень, каждая песчинка. Мудрость — начало любви. А всеобъемлющая любовь — полная гармония души и окружающего ее мира и есть конечная цель существования и развития человека.

Ты любишь саму любовь, и тебе хочется, чтобы добро и любовь торжествовали на свете. Внезапно ты забываешь о людской вражде, о зависти. Как, почему возникают они? Тебе хочется, чтобы все вокруг было прекрасным и возвышенным, чтобы все было любимо. Но ты сознаешь, что пока еще это невозможно. Мир устроен не так, как тебе хочется, и невольная грусть охватывает тебя, пока ты застыл у реки и глядишь на мир. Ты видишь: природа щедро одарила человека, ничего не пожалела она для его счастья, но какая-то неведомая сила нарушает возможную гармонию. Сколько на земле угнетенных, сирых, страждущих…

Долго стоял над рекой, ушедший в раздумья Вамех, долго глядел на прекрасный мир, расстилающийся внизу.

День угасал, и теплый, синий вечер незаметно подбирался к ущелью. Вамех стоял на каменистом берегу, гордый и свободный. Он видел голубую, неприступную со всех боков гору, поднимающуюся к небу в конце ущелья, и его радовало, что она существует.

Некогда народ верил, что на вершине ее обитают владыка полей и его прекрасная дочь. Богами красоты были они — так гласила древняя легенда. Прекрасна была царевна — дочь владыки полей, столь прекрасна, что высшего совершенства не мог представить ни один из смертных. Сказочным лебедем плыла она над цветами, и белое, прозрачное покрывало трепетало за плечами ее. Она садилась на чашечку цветка и пела. Цветочной пыльцой утоляла она голод, цветочной росой — жажду. Она резвилась среди сверкающего разноцветья, заполнившего просторное поле на вершине горы, радуясь солнцу или лунному свету. Прекрасной голубкой порхала она с цветка на цветок, играла и пела, переполненная счастьем собственного совершенства. Ничто не нарушало ее покоя, потому что, — так утверждала легенда, — всякого смертного, осмелившегося настичь ее и коснуться, тут же ожидала гибель.

Но разве можно назвать человеком того, кто не рвется к непостижимому, кого не одолевает страсть постичь это непостижимое? И вот в далекие времена, — никто не помнит, когда это случилось, — один юноша поднялся на гору, вступил в царство цветов, увидел прекрасную дочь владыки полей и погнался за ней. Он почти настиг ее, но увернулась царевна, скрылась в отцовском дворце, и только прозрачное ее покрывало осталось в руках юноши. С тех пор никто не видел его, не знал, что случилось с ним, какая участь постигла его, погиб он или остался с владыкой полей, как равный среди равных? Может быть, неистовое стремление к непостижимому, убежденность, что ему откроется нечто, скрытое ото всех, бесконечная вера и вправду превратили его в небожителя, обессмертив душу? А может быть, земля не отпустила своего сына и приняла прах его в свое лоно? Никто не знал, что произошло с ним, и легенда умалчивала о дальнейшей судьбе его.

Но Вамеху, стоящему сейчас на берегу реки, отягощенному собственной плотью и притяжением земли, безгранично привлекательным казался тот юноша, тот смельчак, которого, может быть, вообще не рожала земля, и чей подвиг был только символом безудержного стремления к непостижимому. Вамеху был близок тот юноша, и это возвышало Вамеха, и ему самому хотелось взойти на ту голубую вершину, на которую еще не ступала нога человека, подняться на нее и своими глазами увидеть дочь владыки полей и прекрасный мир цветов, в котором живет она.

«Весной обязательно поднимусь туда», — твердо решил он, и жизнь предстала перед ним во всей своей красе, потому что он верил. — жизнь есть то, что происходит в нашей душе, а не где-то вне нас. Это решение наполнило его гордостью, он расправил плечи и, уверенный в успехе, как будущего соперника, смерил взглядом неприступную со всех сторон скалистую гору, возвышающуюся в верховьях ущелья.

Затем Вамех сошел на тропинку и начал спускаться к селу. Синий теплый вечер, оцепенение долин, сельская тишина — все было прекрасно. Тропинка сбегала по склону, издали доносилось позвякивание колокольчиков возвращающегося с пастбищ стада и требовательное мычание отставших телят. На проселочной дороге лаяли собаки, а над домами поднимался из труб ровный, белый дым.

У околицы Вамех заметил женщину, стоящую на шатком мостике через овражек, и узнал в ней Алису. Он обрадовался, вприпрыжку сбежал с тропинки и обнял ее.

— Где ты пропадал? Целый час дожидалась тебя, — ласково попеняла Алиса.

Вамех не ответил, только сильнее прижал ее к себе. Недавнее настроение еще не покинуло его, и ему стало жалко Алису, жалко того тепла, которым она так щедро делилась с ним.