— Тебе известно, мальчик, что бык, схватившийся с буйволом, рискует остаться комолым?

— Это кто же буйвол, не ты ли? — Вамех рассмеялся.

Шамиль стиснул зубы и угрожающе покачал головой.

— Ладно, запомним.

Вамех вышел на привокзальную площадь и остановился. Идти было некуда, впереди — никакой цели. Он дошел до длинной скамейки, сел на нее и стал смотреть вокруг, всем существом своим ощущая грустную тишину захолустного городка, которую еще больше подчеркивал хриплый голос репродуктора, торчащего высоко на столбе. Сначала передавали последние известия, потом полилась музыка. Репродуктор дребезжал, и все звуки воспринимались Вамехом, как зов любимой, но далекой, полной жизни счастливой страны, которая недоступна ему сейчас и оттого кажется еще милее. Он сидел и рассматривал прохожих.

Тяжело переставляя ноги, прошел толстый старик с палкой в руке. Было видно, что каждый шаг дается ему с трудом. Вамех взглядом проводил его. Медленно преодолевая ступеньки и часто отдыхая, старик поднялся по лестнице и скрылся в здании вокзала. Вамех повернул голову и увидел небритого смуглого мужчину, присевшего на другом конце скамейки. Мужчина печально глядел перед собой, придерживая руками корзину, стоящую у него на коленях. Потом он вздохнул, вытащил из корзины булку и кусок колбасы и принялся за еду с такой жадностью, что у Вамеха защемило сердце, и невыносимая жалость к самому себе, ко всем вокруг внезапно овладела им. Такой холод, такое чувство одиночества навалилось на него, что ком подкатил к горлу, не давая вздохнуть. Где-то зашелся в плаче ребенок. На противоположной стороне улицы худой, совершенно седой мужчина в военном кителе, смешно и нелепо растопырив руки, пытался загнать в калитку выбежавшую на тротуар курицу.

Сумерки наплывали на город. Вамех закрыл глаза. Всеобъемлющая жалость переполнила его. Он весь проникся необычайной, невесть откуда налетевшей теплотой, и ощущение ее пронзило его, как током. Он с удивлением ощущал, как скапливается и растет в нем грустное, пронзительное и в то же время приятное чувство, которое относится ко всему, что окружает его, ко всему, что видят его глаза. Этим чувством было пропитано все, что являлось его взору, и ощущение его рождало в Вамехе что-то невыносимо дорогое, невыносимо милое, невыносимо достойное жалости, но что это было, он не мог понять, не знал, оно возникло вдруг и сразу же обернулось острой болью. Слезы текли по лицу Вамеха, скорбная фортепьянная музыка звучала над площадью, словно глас вопиющего в пустыне.

Музыка оборвалась внезапно, разом спугнув настроение Вамеха. Он поднял глаза, увидел Шамиля и его приятелей, которые выходили из здания вокзала, и пожалел, что не уехал. Эти парни показались ему жалкими, беспомощными людьми, которые через какие-нибудь тридцать — сорок лет превратятся в разбитых стариков и умрут. Сам Шамиль начнет ковылять, волоча ноги, как тот толстый старик, который недавно прошел мимо Вамеха. Кто знает, каким молодцом был он прежде? А теперь у него даже нет сил сделать лишний шаг… Наступит миг, когда сегодняшний день представится Шамилю несусветной глупостью, ему покажется, что только теперь проник он в смысл бытия, но будет поздно. Проходят годы, и все начинают понимать, как следовало жить, как следует жить отныне, но, к несчастью, прозренье посещает нас тогда, когда уже невозможно осуществить желаемое. К тому же, люди мешают друг другу, у каждого свое представление о сущности и истинности жизни, а истина познается тогда, когда невозможно ничего изменить, потому что жизнь уже прожита. Насколько велико сходство между людьми, настолько велико и различие, и в то время, как одного интересует нечто определенное, второй обеспокоен совершенно иным. Может быть, это является причиной всех столкновений? Может быть, они вызваны потерей первобытной простоты?

Вамех глядел вслед Шамилю и его дружкам и никак не мог понять своего отношения к ним. Парни удалялись. Вамех встал и вдруг услышал, что кто-то окликнул его.

Это был Ясон. Он пересек площадь и подошел к Вамеху. Уже по походке можно было определить, что Ясон успел пропустить не один стаканчик. Лицо его показалось Вамеху знакомым, но он не мог вспомнить, где он видел этого человека. Тщетно напрягал он память. Ясон, застенчиво улыбаясь, остановился перед ним, стройный и высокий, на целую голову выше Вамеха.

— Извините, что я окликнул вас, — сказал Ясон.

— Ничего, — ответил Вамех.

Он не мог понять, что нужно от него этому парню, и поэтому держался скованно и напряженно.

— Вы меня не знаете, но я вас знаю, — начал Ясон.

Вамех молча слушал.

— Меня зовут Ясоном. Может быть, мы пройдемся, прогуляемся немного, если вы располагаете временем?

— А здесь вы не можете сказать, что вам от меня нужно?

Ясон улыбнулся.

— Г-хм, — откашлялся он. — Вы Алису знаете?

— Алису?

— Да, которая спасла вас. Она в больнице работает.

— Знаю.

— Г-хм, — снова откашлялся и виновато улыбнулся Ясон. — Я вас не задерживаю?

— Нет.

— Мне бы хотелось поговорить с вами. Это касается Алисы и…

Тут Вамех неожиданно вспомнил, где он видел Ясона. Ну, конечно же, в сумерках у заброшенной церкви. Он проехал на велосипеде, а на раме сидела девушка с красивыми ногами. Видимо, то была Алиса. Вамеху смутно припомнилось лицо девушки. Конечно же, Алиса. И стоило ему вспомнить, как напряжение прошло.

— Я с удовольствием выслушаю вас, — облегченно сказал Вамех.

Ясон заметно повеселел.

— Зайдем, ради бога, в столовую, что ли, на улице неудобно.

Они срезали угол площади, прошли тихой улицей, ведущей к центру, свернули в переулок с разобранной мостовой и уперлись в небольшую столовую. Ясон пошел первым. В столовой не было никого, кроме буфетчика. Ясон откинул занавес одной из ниш и жестом пригласил Вамеха. Они уселись за стол, на котором стояла тяжелая солонка, полная толченой каменной соли. Ясон тут же поднялся, вышел, и вскоре послышалось, как он дает буфетчику заказ. Когда Ясон вернулся, Вамех в прежней позе сидел за столом, ломая голову над тем, зачем он понадобился этому человеку. Молчаливый буфетчик выставил на стол две бутылки вина, разложил хлеб, зелень и лобио. Ясон наполнил стаканы. Первый тост выпили за знакомство. Закурили.

— Давайте выпьем еще, — предложил Ясон.

Они выпили еще раз. Вамех поставил стакан и посмотрел на Ясона.

— О чем вы собираетесь говорить со мной?

— Не знаю, с какого конца подступиться, дело уж очень щепетильное…

И снова наполнил стаканы:

— Выпьем за благополучное завершение всех дел, которые привели вас сюда.

— Я здесь случайно, и никаких дел у меня нет.

— Тогда — за случай, который свел нас.

— Идет, — кивнул Вамех и осушил стакан.

Ясон выпил, перевел дыхание и начал:

— Я руковожу драматическим кружком в местном Доме культуры. Как вы, возможно, почувствовали, я не здешний, я сухумский уроженец, там у меня дом. А в этом городишке я около полутора лет…

Вамех слушал.

— Ах, что за город Сухуми! Сколько там у меня было пассий. Их и здесь навалом, но…

— А в Эшерах вы бывали? — перебил Вамех.

— Еще бы!

— Фейхоа видели?

— Не раз.

— Это нечто прекрасное, дерево фейхоа…

— Да, прекрасное, — удивляясь, поспешил согласиться Ясон и придвинулся к Вамеху. — Женщин и здесь с избытком. Ты ведь понимаешь, наше дело такое… Сцена — это да… Ты знаком с Алисой?

— Знаком.

— Ну, как деваха?

— Хороша.

— Более современной с огнем не сыщешь в этом городе. Уже год, как она моя любовница.

Вамеха покоробило такое бахвальство, но он постарался не выдать себя.

— Алиса тоже не совсем местная… Некоторые здесь с ума по ней сходят, а мне, по правде говоря, она уже приелась. Давно бы расплевался с ней, да она единственная баба, с которой можно потрепаться.

Вамех молчал.

— Неделю назад мы поцапались, но не в этом дело, помиримся, она без меня не сможет. Она обожает культурных, а таких здесь раз, два и обчелся… Я не настаиваю, попадаются здесь и светлые личности, но одни — семейные, другие… Ты представить себе не можешь, что за дыра этот городишко, а Алиса не любит играть в прятки, я для нее самый подходящий.