— Мейра, чего это ты в субботу в город прискакал, а? — спросил кто-то.

Мейра испуганно поводил глазами:

— Ей-богом, не знаю!

— Небось, все за бабами охотится! — подхватил второй.

— Пацан, откуда на тебе моя шапка? — заржал третий и сорвал с Мейры шапку.

Лысая голова старика обнажилась.

— Ей-богом, моя сапка, мне Абласка подалил! — захныкал Мейра, погнавшись за обидчиком.

— Абрашка сам вор, за десятикопеечные папиросы двугривенный дерет…

— Ей-богом, моя, мамой клянусь, отдай, позалста!

— Докажи, что твоя! — свирепо заорал кто-то.

— Ей-богом, моя сапка, мне Абласка подалил!..

— Докажи! — пригрозил еще кто-то. — Чем ты докажешь?

От грозного крика душа Мейры ушла в пятки. Он обреченно обвел взглядом оскаленные ухмыляющиеся лица и, ничего не придумав, заревел в голос.

— Моя, моя! — захлебнулся он, падая на дорогу.

— Лазве это доказательство? — заскоморошничал тот, кто отобрал шапку, поднял старика и поставил на ноги. — Потанцуй, тогда получишь!

— Цто?

— Спляши, и получишь свой малахай! — повторил похититель, дразня Мейру шапкой.

Мейра задумался. Он уставился на свои запыленные ноги, и наконец до него дошло, чего добиваются парни.

— Хлёпайте! — бросил он, подняв голову.

— А ну, похлопаем Мейре чаще! — разом закричали парни, большая часть из которых были шоферы, и принялись бить в ладоши.

Мейра раскинул руки и начал перебирать ногами, как зарезанная курица. Он елозил на месте, а парни давились со смеху и подбадривали:

— Оп-ля, оп-ля, чаще, Мейра!

Один из подростков, подкравшись сзади, сдернул с танцора штаны. В голос взвыли от восторга окружающие, увидев оголенное старческое тело, а один из них, задохнувшись от хохота и шатаясь, отошел на полусогнутых ногах к кювету. Мейра подтянул брюки и, разревевшись, побежал к автобусной остановке, около которой стоял юноша в черном. Не знакомый никому парень обернулся к толпе и вышел на мостовую. Мейра бежал посреди улицы, смешно семеня, забыв обо всем, даже о шапке.

— Не отпускайте этого комика! Эй, парень, задержи его! — кричал тот, что стоял у кювета.

Подростки с гиканьем погнались за Мейрой.

— Стойте! — закричал юноша.

Ребята в удивлении остановились, а незнакомый юноша стоял перед ними, в упор глядя на них воспаленными глазами.

— Убирайтесь отсюда!

Один из подростков, тот самый, что сдернул с Мейры штаны, вознамерился было продолжать погоню, но незнакомец отвесил ему такого пинка, что тот свалился в придорожную канаву.

Ребята ошарашенно подались назад, Мейра скрылся, и только тот парень, что стоял у кювета и приказывал задержать Мейру, свирепо полез напролом, расталкивая приятелей; по всему чувствовалось, что именно он был зачинщиком этого развлечения. Другие медленно двинулись за главарем. Юноша чувствовал напряженность, которая возрастала по мере того, как главарь приближался к нему.

— Детишек бьешь? — злорадно поинтересовался главарь, подойдя вплотную к юноше.

— И взрослых тоже! — ответил незнакомец и, не раздумывая, ударил главаря так, что того откинуло назад. Не давая ему опомниться, юноша нанес еще один удар с такой силой, что парень безжизненно растянулся на дороге.

— А ну, убирайтесь отсюда, вашу!.. — выругался незнакомец.

Все кинулись врассыпную. Юноша остался один, он стоял посреди дороги, сжимая в руках раскрытый нож, а растерянные и удивленные прохожие, полные неясного ожидания, столпились поодаль и наблюдали за ним.

Вдруг из-за угла вылетел грузовик, за рулем которого сидел косоглазый Дзуку. Незнакомец загородил дорогу машине, подняв руку с ножом. Косоглазый Дзуку был пьян и едва успел затормозить, чуть не сбив юношу. Тот не шевельнулся. Когда машина остановилась, он неторопливо обошел ее спереди, открыл дверцу кабины и вспрыгнул на сиденье рядом с Дзуку.

— Поехали, — сказал он.

— Ради бога, спрячь нож, а то меня страх берет, — насмешливо попросил Дзуку, окидывая взглядом пассажира.

Тот спокойно сложил нож и опустил его в карман. Дзуку выглянул из окна на толпу.

— Дзуку! — окликнул его кто-то, указывая на валявшегося человека.

Дзуку перекосился и до отказа выжал газ, заставив машину взреветь. Затем обернулся к пассажиру, невозмутимо сидящему рядом, и, усмехаясь, словно бы между прочим, спросил:

— Это ты свалил Шамиля?

Незнакомец кивнул.

— Ножом пырнул?

— Нет.

— Жаль.

Юноша не понял, к чему относилось это «жаль», то ли к тому, что не ударил ножом, то ли к тому, что вообще связался с Шамилем, и промолчал.

Дзуку сердито включил скорость, плюнул за окно и выругал собравшихся:

— Пошли, бараны, мать вашу!

Машина рванулась к тротуару. Перепуганные зеваки шарахнулись в разные стороны. Дзуку вывернул руль и погнал машину по улице.

— Пьян этот психопат!

— Когда он не пьян?!

— Не только пьян, он вообще придурок! — ругались в толпе.

Народ обступил лежавшего Шамиля. Парнишке помогли выбраться из канавы. Все обозленно загалдели, послышались угрозы. Алиса стояла на тротуаре, с интересом следя за происходящим. Она увидела, как смешался с толпой студент Джемал, как подняли Шамиля, который не в состоянии был стоять без поддержки. Драка напугала и очаровала Алису. В глубине души хотелось, чтобы все произошло из-за нее, а не из-за какого-то никчемного Мейры. Тут подъехал на велосипеде Ясон и спросил, что случилось.

— Шамиля избили, — ответила Алиса.

— Кто избил? — поразился Ясон.

— Не знаю, какой-то незнакомый парень.

Ясон сидел на велосипеде, упираясь ногами в землю.

— Иди, садись! — позвал он Алису.

Алиса аккуратно вспрыгнула на раму. Галдеж не утих.

— Не бойся. Шамиль в долгу не останется, — сказал Ясон.

— Мне-то нечего бояться, пусть он боится, как бы… — усмехнулась Алиса. — Погляди, на кого он похож!

— У него такие дружки, что…

Велосипед ехал вдоль тротуара.

— От его дружков весь город ходуном ходит, так ему и надо, — сказала Алиса.

А позади продолжали шуметь.

— Слезами умоется его мать! — кричал Бухути, смуглый крепыш, один из приятелей Шамиля.

— Не посади его Дзуку в машину, не увернулся бы, — надрывался второй, костлявый жидковолосый верзила по имени Резо.

— Куда ему скрыться! И Дзуку проучим!

А машины и след простыл. Она неслась по дороге, далеко за базаром.

Посреди пустого поля, у заброшенной церкви Дзуку остановил машину, высадил юношу, развернулся и погнал машину обратно.

Юноша в черном остался один. Он сел на камень у обочины. Ни единой живой души не было на дороге. Пустое, безлюдное поле простиралось вокруг, и на всем пространстве его не виднелось ни одного строения. За поворотом дороги тянулся лес. За спиной сидящего поднималась белая церквушка, а далеко за ней чернели в сумерках столбы, выстроившиеся вдоль железнодорожного полотна. Огромное, траурное небо пролегло над головой из конца в конец земли. Было сумрачно, тихо и одиноко. Какой-то мужчина пересек поле, открыл скрипучую дверь церквушки и скрылся за ней. Юноша сидел. Долго просидел он так, уйдя в свои думы.

Сумерки загустели еще плотней, и на дороге показался Мейра. Юноша издали узнал его, тот — босой и без шапки, — торопясь, семенил по пыльной дороге. Жалкую картину являл сгорбленный старик, похожий издали на бродячую собаку, которая трусит по обочине, принюхиваясь к земле. Юноша поднялся и вышел на дорогу. Мейра подошел уже совсем близко, увидел внезапно выросшего на его пути человека и замер.

— Мейра! — окликнул юноша.

Мейра сбежал с дороги и полем припустился наутек.

— Мейра! — снова позвал юноша. — Подожди, Мейра!

Мейра, не оглядываясь, удирал. Юноша погнался за ним, Мейра старался увернуться, но юноша настиг его, загнав к кустам, росшим около дороги.

— Мамой заклинаю, отпусти меня! Ей-богом, я не похисцал зенсцин, ей-богом, — пятясь, привычно бубнил Мейра.