Лейла любила Алису, Джемал произвел на нее хорошее впечатление, и она радовалась счастью подруги. По мнению Лейлы, Джемал был глубоко порядочным человеком. В отличие от местных, он не придавал никакого значения прошлому Алисы и искренне привязался к ней. В городке многие, вернее большинство, считали, что девушка, чем-то запятнавшая себя, никогда не станет верной женой и хорошей матерью. Джемал же придерживался иных взглядов, возможно, что усвоенные им чужие нравы сыграли в этом свою роль, но так или иначе, а Джемал систематически писал Алисе, что, по мнению Лейлы, наглядно подтверждало его порядочность. В каждом ответном письме Алиса передавала ему привет от подруги. Они были знакомы, Лейла несколько раз приглашала в гости Алису и Джемала, когда он был здесь. Что же удивительного, что Алиса грустит без друга, что ни наряды, ни общество не интересуют ее? Куда ей пойти, чем заняться, для кого наряжаться в этом треклятом городишке?! Кто здесь оценит ее красоту? Что говорить, и самой приятно выглядеть красивой, но вдвойне приятнее, когда твоя красота предназначается другому, тому, в ком ты стремишься вызвать восхищение и кто нравится тебе. Это гораздо отраднее, чем быть красивой только для себя. Красота — основа любви, в особенности для для женщин; мужчины часто воображают, что существует нечто более важное, чем любовь к женщине. А для женщин жизнь без любви — не жизнь. Бессмысленно прозябать на свете, если ты не творец жизни. Впрочем, жизнь и существование — две различные вещи. Жизнь — это то же существование, только поднятое на более высокую ступень, которая, помимо желания существовать, содержит в себе глубокие страсти, порой те, что по природе своей зачастую противоречат смыслу существования.

Лейла, полнотелая тридцатилетняя женщина, давно развелась с мужем и жила одна, воспитывала десятилетнюю дочь и работала в редакции местной газеты. Личная жизнь ее не удалась. Муж Лейлы оказался подонком в полном смысле этого слова. Достойный и солидный с виду мужчина, он кутил и развлекался напропалую. На службе не держался, и куда бы ни поступал, через неделю его просили освободить место. Он совершенно не заботился о семье, ему льстило считаться беспримерным кутилой и повесой. Можно ли терпеть рядом человека, у которого на уме нет ничего, кроме вечного стремления напиться и обратить на себя внимание, да к тому же доставляющего постоянные неприятности близким? Уж коли обзавелся семьей, так изволь хоть немного заботиться о домочадцах, ведь и на пирушку надо идти с легкой душой! Только черствый, эгоистичный и ограниченный человек сводит к бутылке весь смысл своего существования. Сама Лейла вовсе не отличалась монашеским нравом, умела поддержать компанию, повеселиться, даже могла пропустить рюмочку, но муж ее только на людях казался терпимым человеком. Дома он изводил всех мелочными придирками, своей скандальной въедливостью, зато в обществе, особенно за столом, разыгрывал из себя беспечного и галантного кавалера. Весь заработок он тратил на стороне, не вносил в семью ни копейки. Будь у него причина искать забвения, Лейла смогла бы смириться, но причины не было, зато гонору, желания пустить людям пыль в глаза, выставить себя этаким героем, гусаром, бретером… хоть отбавляй. Он не стыдился ничего, хотя в основном жил за счет жены. Надо еще добавить, что их развод был вызван не экономическими причинами, а лишь безответственностью и полной никчемностью мужа. Лейла долго терпела, долго сносила все, но когда убедилась, что муж ее неисправимый забулдыга и фанфарон, ее терпение лопнуло, она забрала девочку, вернулась в родной город и устроилась в редакцию газеты. С тех пор прошло шесть лет. Буквально через несколько месяцев после ее отъезда муж впутался в какие-то махинации, попал под суд и сгинул. Лейла старалась не вспоминать о нем, потому что, кроме грязи, хамства и унижений, замужество ничем ее не порадовало. Сейчас она жила скромно, незаметно, вкладывая все силы в воспитание дочери. Ни о какой любви она, разумеется не мечтала. Молодость с ее надеждами давно прошла. В ее ли годы думать о любви?! Чужая душа — потемки, но после развода Лейла общалась с мужчинами только на деловой почве. Этого никто не мог отрицать. Вполне возможно, что она нравилась многим, но даже самый злоязычный сплетник не мог бы сказать о ней ничего предосудительного, хотя она и предпочитала иметь дело с мужчинами, нежели с женщинами, Алиса была ее единственной подругой. Лейла любила и жалела Алису, лучше всех знала ее.

И Алиса делилась своими печалями только с одной Лейлой, Ни Алиса, ни Лейла не любили жаловаться на судьбу, но у женщин всегда есть потребность раскрыть душу, посвятить кого-то в свои переживания. Они ничего не утаивали друг от друга, и когда Лейла забегала в гости, подолгу просиживали на балконе, обсуждая свои проблемы. После отъезда Джемала и Алиса зачастила к Лейле. Она всегда приносила девочке какой-нибудь подарок, помогала подруге по хозяйству, а управившись со всеми делами, они отводили душу в долгих разговорах. О чем только не говорили они? О докторе Коции и его сыне, о многих других людях, вспоминали несчастного Таурию, а заодно и Дзуку. Лейла терпеть не могла Дзуку.

— Не напоминай мне об этом пьянице, об этом мерзавце, этот зверь сгубил мальчика, — с отвращением говорила Лейла.

— Не надо так строго судить, Лейла, — урезонивала ее Алиса, — это судьба виновата.

— Какая судьба, дурочка? Ты что, очумела? Он постоянно подбивал мальчонку на выпивку.

— Дзуку тут ни при чем, так уж у несчастного на роду было написано.

— На каком роду? Тем, что мы называем судьбой и объясняем судьбой, можно оправдать любую гадость. Сказал — «судьба» и вышел чистеньким. Разве так можно?

— Все-таки судьба существует, — со странной грустью произносила Алиса и задумывалась.

— Не могу видеть пьяниц, не хочу видеть рожу этого косоглазого, своими бы руками растерзала его! — злилась Лейла.

А город жил своими заботами, люди сновали по улицам, и никому в голову не приходило, что это о них разговаривают две женщины, отдыхающие вечерами на балконе.

И Дзуку не знал, что подруги склоняют его имя. Мог ли он подозревать, что Лейла вспоминает его? Откуда там? Если бы он знал…

Но не стоит останавливаться на этом. Интересно лишь, что Дзуку в последнее время отпустил бороду и капли не брал в рот хмельного. Знакомые рассказывали, что он копит деньги на сороковины и потому постится. Наконец настал этот день, Дзуку поставил памятник на могиле Таурии и пригласил народ на поминки в один из последних дней октября, к трем часам дня.

Сороковины отметили как нельзя лучше. Множество народу стекалось на панихиду, в том числе и доктор Коция, и директор школы Вахушти, и директор заготконторы. Кто бы мог подумать, что столько людей не поленятся прийти на кладбище, не пожалеют времени в это прекрасное, солнечное воскресенье, чтобы помянуть несчастного парня? Высокое, безбрежное небо было чистым и голубым, как заветная мечта, и белые, опрятные облака ангелами взирали с высоты. А почерневшие от времени ангелочки с отбитыми крыльями, безмолвно сторожащие могилы, печально возвращали человека к земле, отрывали его от созерцания небесной выси, напоминали о смерти, о мучениях, о бремени земного бытия. Но все же многие собрались на кладбище отдать последний долг Таурии. Играла музыка. Народ стоял группками, одни — вплотную к могиле, другие — в отдалении. Все терпеливо слушали скучные, монотонные звуки расстроенных инструментов и вполголоса переговаривались. Скрипка выводила одну и ту же невыносимую мелодию, которая вовсе не вызывала ни тоски, ни скорби, а навевала одно лишь уныние. Совершенно невыносимо было внимать ей, и что оставалось делать людям, если не разговаривать? Почему бы не найти общей темы, например Ясону и доктору Коции, которые стояли бок о бок, и притом Ясон ведь с почтением относился к доктору.

— Батоно Коция, вы не находите, что смерть — ужасна? Медицина пока еще бессильна перед ней…