Газеты и радио каждый день сообщали о новых победах (23 августа был окончательно освобожден Харьков), но они все чаще помещали материалы об ужасающих зверствах гитлеровцев на временно оккупированных территориях. Массовые убийства мирных граждан и военнопленных, виселицы, пытки в застенках гестапо, голодная смерть, каторжные работы в Германии, плановое уничтожение многих городов и деревень, убийства миллионов в концлагерях — нет слов, чтобы передать все преступления гитлеровцев на советской земле. Воины и мирное население читали об этих зверствах, и в сердцах у всех росла еще большая ненависть к заклятому врагу и страстное желание как можно быстрей изгнать его со своей земли и прикончить в его собственном логове…
Мы, рядовые люди, все больше слышали о подвигах партизан за линией фронта. Хотя информация была далеко не полной, мы уже знали, что и в Литве, особенно в лесных районах, ширится партизанское движение. Партизаны пускают под откос эшелоны врага, едущие на фронт, взрывают немецкие штабы и склады, освобождают людей, угоняемых в гитлеровское рабство… Мы услышали об этом от партизана Миколаса Пирмайтиса, который перешел линию фронта и добрался до Москвы в ноябре 1943 года. О жизни Вильнюса во время войны мы получили сведения от доставленного на самолете одного еврейского писателя. Он нам рассказал также о Казисе Боруте, который смело помогает преследуемым евреям.
Мы узнали, что гитлеровцы захватили и в середине июля в Дукштасе после страшных пыток убили партизанку Марите Мельникайте, так ничего и не узнав от нее о ее товарищах. Эта весть взволновала всех нас. Саломея Нерис, собрав весь доступный материал, написала поэму о героине. Я написал первый очерк о партизанке, который был опубликован в «Правде» и передан по Всесоюзному радио. Впоследствии, когда я получил больше данных, то написал о Марите Мельникайте более подробно; этот второй очерк был издан по-литовски и по-русски, его перепечатали многие иностранные журналы и газеты, а после войны он вышел на румынском, болгарском, немецком языках. Простая литовская девушка стала героиней всего Советского Союза, как Зоя Космодемьянская, погибшая в 1941 году в Подмосковье. Марите Мельникайте стала первой партизанкой Отечественной войны в Литве, посмертно награжденной орденом Ленина и Золотой Звездой.
Еще гремела Курская битва, когда пал Муссолини. Это было второе страшное поражение Гитлера за одно лето. Настроение людей в Советском Союзе и престиж страны сильно возросли. Был создан комитет «Свободная Германия», целью которого было отвлечь честных немцев от Гитлера и поднять их на борьбу против фашистского режима. В комитет вошли военнопленные-антифашисты и некоторые немецкие эмигранты, находившиеся в Советском Союзе с довоенных лет, в том числе мои знакомые писатели Иоганнес Р. Бехер, Эрих Вайнерт, Фридрих Вольф и другие; председателем комитета был избран Вайнерт. Комитет начал свою пропаганду в немецкой армии и в самой Германии.
С фронтов каждый день поступали сведения о новых победах, — теперь они непременно отмечались салютом. Мы взволнованно слушали сильный голос Левитана, который сообщил, что 8 сентября освобожден весь Донбасс. В конце октября уже шли бои за Киев на Украине и за Витебск, Гомель и Могилев в Белоруссии. Был форсирован Днепр.
Как и все население Советского Союза, мы в этот год тоже жили победами — тяжелыми, кровавыми, но великими и решающими. Осенью состоялась Тегеранская конференция, на которой, как известно, было принято решение в мае 1944 года начать операцию «Оверлорд» — открытие второго фронта. Это было необычайно важным событием. Правда, как все советские люди, мы были научены горьким опытом и не слишком верили обещаниям союзников…
От осени 1943 года осталось в моей памяти пребывание в доме отдыха бойцов нашей дивизии в Воскресенске, километрах в шестидесяти от Москвы по Рязанской железной дороге.
За прекрасным лесом, на берегу реки, в местности, сильно напоминающей Литву, был дом, в котором отдыхали раненные в боях наши солдаты. Здесь было очень тихо — никаких отзвуков фронта. Не прилетали гитлеровские самолеты. Бойцы жили в чистых комнатах, получали усиленное питание. Отдохнув, они снова возвращались на фронт. Здесь я приведу свои записи, сделанные еще тогда, осенью 1943 года.
Солнце ранней осени светило так ласково и приветливо, что нам казалось, что мы находимся в Литве. Кругом высились белые березы, а под ногами шелестел зеленый папоротник, и пахло опавшей листвой. Сквозь поредевшую листву просвечивало чистое голубое небо, в воздухе витала паутина.
Костер распространял доброе тепло, вверх подымались дрожащие струи дыма, и было хорошо, как на родине погожим осенним днем, когда мы, мужицкие дети, сидели вокруг костра и пекли картошку.
Наши бойцы приехали сюда, в далекий тыл, после тяжелых боев прошлой зимы и лета. Грудь каждого из них украшают ордена и медали — за отвагу, мужество, за освобожденные города, за тысячи уничтоженных захватчиков.
То один, то другой бросает в костер охапку хвороста.
— Зимой там этого не было… — говорит боец с орденом Красной Звезды, — костры там не разводили…
И всем понятно, что «там» — значит на передовой.
Бойцы вспоминают минувшую тяжелую зиму, когда наши братья сражались с фашистами под Орлом. Тогда землю покрывал глубокий снег, по которому ни пройти, ни проехать. Люди толкали застрявшие в снегу машины, целые сутки проводили в чистом поле, в котором свирепствовала пурга.
— Мы шли на фронт, — вспоминает молодой боец, бывший крестьянин из-под Биржай, — и подчас нам казалось, что мы идем не по полям, а по снежному морю. Мы шли днем и ночью, днем и ночью. И когда усталые глаза видели ветку куста, вынырнувшую из-под снега, нам вдруг казалось, что вдалеке в снежной каше виднеется деревня, где мы найдем отдых и тепло. Но ветка находилась в двух метрах от нас, и мираж рассеивался, исчезал… И мы снова шли по бесконечным дорогам все дальше и дальше, все ближе к врагу.
Эти люди, которые сидят сейчас вокруг костра, рабочие, крестьяне, интеллигенты Литвы, за годы войны прошли большую, жестокую школу…
— Бывало, надо дома овцу зарезать — у меня рука не поднимается, — рассказывает крестьянин из-под Дусетос. — Да и теперь, наверно, никто бы меня не заставил зарезать овцу или даже курицу. Пока я не был на фронте, меня страшила даже мысль, что я увижу там трупы и кровь. Но когда я увидел разрушенные деревни, убитых мирных граждан, трупы женщин и детей, искалеченных врагом, у меня появилось какое-то новое чувство. Отвращение, смешанное с ненавистью. Бывало, лягу ночью и не могу заснуть — часами смотрю в темноту и курю. А когда еще начну думать о Литве, о жене и детях, которых там оставил, не могу больше лежать, — кажется, должен встать и как можно быстрей идти к своему пулемету и стрелять, как только увижу фашистов, и бросать в них гранаты, и черт знает что еще… Чтоб только поскорей они перевелись и здесь и там, в Литве…
Литовцы этим летом вместе с другими соединениями Красной Армии участвовали в исторических сражениях на Курско-Орловской дуге. Они своей грудью сдержали наступление немецких «тигров» и «фердинандов» и налеты авиации и не пропустили ни на шаг фашистов в глубь Родины.
— Без преувеличения можно сказать, — рассказывает молодой лейтенант, — что для наших ребят зимние бои послужили хорошим уроком. Они так отлично научились воевать, что в дни самых больших сражений летом наши потери были совсем незначительными, а фашисты несли большой урон. Ведь за лето мы уложили их не менее тринадцати тысяч. Уничтожали ли литовцы когда-либо, не считая Грюнвальда, столько этих головорезов?
Боец приносит сухой хворост и бросает в костер. Огонь на минуту гаснет, потом резко взрывается белым ярким пламенем.
— Мы шли вперед днем и ночью, поначалу отражали атаки врага, а потом принялись колотить их так, что они стали удирать куда глаза глядят, — рассказывает рабочий из Каунаса, недавно оправившийся после тяжелого ранения ноги. — Бывало, смотришь ночью — на западе горят десятки деревень. Это фашисты, отступая с советской земли, уничтожают наше имущество. Красными столбами поднимается к небу огонь, и ты стремишься вперед, только бы успеть… Кажется, это твой дом сжигают оккупанты. А вокруг — плодородная орловская земля, только она под властью оккупантов заросла полынью, крапивой и чертополохом. Ночью видишь в небе яркие звезды, чувствуешь, как пахнет полынь, а днем в высокой траве жужжат пчелы и в поднебесье заливаются жаворонки. И берет такая тоска по Литве, что хоть плачь… Врываешься в деревню и видишь, что она пуста, еще тлеют сожженные дома, на земле валяются трупы фашистов, рядом с ними — факелы для поджога домов, бензин, карабины. А людей нет, — кого угнали на каторгу, кто спрятался. Только когда затихает грохот сражений, из погребов, из кустов и лесов возвращаются женщины, дети, старики… Под немцами они так измаялись, что едва держатся на ногах… Дети бледные, испуганные. И когда люди видят, что их освободила Красная Армия…
