Эта книга — продолжение «Весенней реки» (1964, русское издание — 1967) и «В поисках молодости» (1966, 1969) — повествует о восстановлении Советской власти в Литве, Великой Отечественной войне и первых послевоенных годах. Это время изобиловало эпохальными событиями, влиявшими не только на судьбы отдельных людей, но и на судьбы Литвы, Европы и всего мира. В эти годы люди в нашей стране узнали немало горя, испытали наивысший духовный подъем. Я оказался одним из миллионов затянутых в этот великий водоворот. Совершенно понятно, что мне под силу передать лишь то, что я сам видел, слышал и пережил за эти годы. Я долго раздумывал, стоит ли мне вообще браться за перо и описывать это время. Все-таки пришел к выводу, что людям моего поколения мой личный опыт напомнит о их собственных переживаниях и испытаниях, а нашим детям мой рассказ приоткроет известный лишь понаслышке тернистый путь нашего народа к свободе, войну, обрушившуюся на нас, и первые послевоенные годы. Быть может, он научит еще сильнее дорожить тем, что завоевано с таким трудом, ценой таких испытаний.

Читатель не должен забывать о том, что эта книга — не история недавней эпохи. В ней я избегал говорить даже о самых значительных событиях, если сам в них непосредственно не участвовал. В мои намерения не входило дать систематическую картину времени, — такое полотно может быть создано лишь совместными усилиями многих очевидцев.

Как и в предыдущих книгах, автор здесь также пользуется сведениями периодической печати тех лет, своими записями и дневниками. Он снова встречается с людьми, о которых говорил, дает портреты своих новых друзей. Эти портреты, без сомнения, несколько субъективны, как и все повествование в этой и предыдущих книгах.

Автор

Мы вернулись из Москвы домой. Закончилась сессия Верховного Совета СССР. В вечерних сумерках в Вильнюсе у железнодорожного вокзала в свете прожекторов колыхалась тысячная толпа, развевались алые стяги, выступали вернувшиеся из Москвы и встречающие. То же ждало нас и в Каунасе. Казалось, что волна народного ликования, поднявшаяся после падения фашистского строя, все еще не утихомирилась. Она продолжает бушевать на площадях городов, она дышит, сверкает тысячами глаз, верит в новую жизнь тысячами сердец…

Литовская Советская Социалистическая Республика добровольно вступила в семью народов Советского Союза. Эта будничная фраза, которая в те дни звучала в сотнях газетных статей и в устах тысяч ораторов, казалась невиданной, удивительной. Для одних она слышалась словно воплощение мечты и победы, а для других — гремела похоронным звоном.

Что будет дальше? Как будет развиваться экономическая, культурная жизнь, наконец, личная жизнь каждого гражданина? Что даст новый строй рабочим, крестьянам, интеллигенции? Вот вопросы, которые возникали у каждого гражданина республики, что бы он ни делал, чем бы ни жил, во что бы ни верил, чего бы ни боялся.

Будущее всегда загадочно для человека. Было бы неправильным утверждать, что в те дни перспектива будущего казалась ясной каждому прогрессивному интеллигенту. Он ведь только в самых общих чертах, чаще всего по печати и фильмам, знал будни жизни в Советском Союзе. Как будут реализованы идеи Ленина в литовской действительности, какие достижения свершатся в ближайшее время и с какими трудностями придется столкнуться, — все это виделось как в тумане.

Советская Литва родилась как результат длительной борьбы трудящихся под руководством Коммунистической партии. И теперь новый строй поддерживали сознательные рабочие, трудовое крестьянство, часть интеллигенции — писателей, учителей, профессоров, актеров, музыкантов, художников. Непримиримыми врагами нового строя были все те, кому он нес гибель, — банкиры, помещики, крупные спекулянты, значительная часть чиновничества и духовенства. Часть крестьян-середняков радовалась тому, что избежала кабалы крупных землевладельцев, но с недоверием ждала новых реформ — коллективизации, которая, как все чувствовали, неизбежно придет в Литву.

Значительные группы честных людей колебались: на одних повлияла длительная антикоммунистическая пропаганда, другие боялись, что экономическое и политическое переустройство будет слишком резким, третьим казалось, что принцип интернационализма и развитие национальной культуры — вещи несовместимые. Молодая Советская Литва была очень пестрой по социальному составу, интересам, стремлениям. В ней кипела сложная, подчас трудно различимая борьба классов, идеологий, социальных и культурных устремлений.

Я снова в Каунасе, в том городе, где прожил пятнадцать лет, где я учился, работал, писал, мечтал. Поздно вечером вернувшись на новую квартиру на улице Донелайтиса, я почувствовал себя бесконечно усталым после событий последних дней. Лечь и спать — день, два, три — вот чего мне больше всего хотелось. Но уже назавтра в Спортгале откроется съезд литовских учителей. В нем будет участвовать подавляющая часть наших просветителей. Мне придется с глазу на глаз встретиться с ними — ведь мне поручили, опираясь на тысячи этих людей, в корне менять политику просвещения, всю систему образования и воспитания и, что еще важнее, менять ее дух.

Систему просвещения в Советском Союзе я теоретически знал лишь в общих чертах. Находясь в Москве, я попросил, чтоб меня принял нарком просвещения РСФСР, бывший дипломат, академик Владимир Потемкин. Я побывал у него вместе с другими руководителями системы просвещения Прибалтийских республик, находившимися тогда в Москве. Мы довольно долго выясняли некоторые вопросы, но всего этого было мало. Нельзя слепо копировать чужой опыт — надо было использовать его применительно к национальным особенностям.

В свое время буржуазия тщательно готовила просветительные кадры. Власти, и в первую очередь органы охраны порядка, внимательно следили, чтобы прогрессивные люди, особенно коммунисты, не проникли в среду учителей.

Но никакими силами нельзя было подавить революционное самосознание, нельзя было и отнять у учителей любовь к своему народу и ненависть к режиму. Тесно соприкасаясь с народом, лучшие наши учителя радостно встретили провозглашение Советской власти. Многих из таких учителей я сам хорошо знал.

Разумеется, были и другие — фанатически преданные прежним порядкам, готовые, как говорится, сложить за них голову. Некоторые находились под большим влиянием духовенства и еще вчера шпионили за учениками, насильно гнали их в костел… Буржуазия вербовала из учителей кадры для Союза шаулисов[1], организации, прививавшей национализм и шовинизм. Правда, усилия таутининков[2] были не особенно успешными: к ним примыкали в основном откровенные карьеристы или просто напуганные люди.

Школ было мало, в старой Литве далеко не все дети кончали даже начальную школу. Было много взрослых людей, которых буржуазия оставила безграмотными. Возникла очень актуальная проблема не только начального и среднего, но и высшего, а также специального образования — детям рабочих и крестьян предстоит изучить разнообразные профессии и начать руководить заводами, сельским хозяйствам, наукой, искусством, наконец, всей культурой. Так что задачи очень большие, требуют особого напряжения сил, и самим учителям придется переориентироваться, переменить свои взгляды, понять требования времени.