— А знаешь, мой котик, которого я так часто там вспоминал… котик ведь нашелся… Монахини его во время войны приютили, и он, оказывается, в монастыре спокойно дождался мирных дней… И снова вернулся к нам…

— Да, я видел его во дворе, — ответил я. — Такой большой, совсем как пес. Меня увидел, как зарычит, — думал, вот-вот набросится…

Поэт тихонько рассмеялся и сказал:

— Да, большой у меня котик… и добрый… Никого он не трогает, хоть и страшный с виду…

Я еще несколько раз побывал у него. Гира говорил, что непременно поправится, вспоминал пережитые вместе эпизоды — в Пензе, в Балахне, в Москве, рассказывал о своих замыслах, говорил, что работает, хоть это ему дается все с большим трудом… Говорил о дружбе народов, о переводах наших поэтов на украинский, даже на киргизский язык, о новых книгах, расспрашивал, какие пьесы ставят театры. Все его интересовало, и это показывало, что интеллект все еще живет в этом человеке, который всегда был таким энергичным, подвижным, хотя сейчас жизнь в его организме, увы, исподволь угасала…

В первые дни июля 1946 года мы проводили его, старшего нашего товарища, видного поэта, человека сложной судьбы, прожившего нелегкую жизнь и еще до советского времени нашедшего для себя истинный путь — с новой, Советской Литвой, — проводили его на кладбище Расу…

Это была еще одна жертва военных лишении и страданий. Еще одна, но не последняя…

Ярким событием в жизни тех дней явился Первый съезд советских писателей Литвы. Он проходил в конце октября 1945 года в Вильнюсе, в круглом зале Комиссариата народного просвещения.

Еще перед открытием съезда в кулуарах можно было увидеть пеструю, интересную, милую душе семью наших писателей. С некоторыми из них мы виделись в последний раз еще до войны. Сейчас в Союзе было семьдесят восемь вновь зарегистрированных членов и, по тогдашнему порядку, шесть кандидатов. Обширная семья. В организацию вошли люди разные по возрасту, таланту, характеру, да и в политических взглядах не было единства. Нельзя, конечно, утверждать, что в съезде участвовали разные группировки, но все-таки в идеологическом отношении существовали большие различия. Эти различия сформировались еще в буржуазное время, их не сгладили годы войны, на них повлияли последние события — падение фашизма, разруха, трудности восстановления, а в особенности вооруженная борьба националистов против советского строя.

Над нашими головами пронесся ураган, далеко не всем удалось выжить, а из тех, кто уцелел, многих не оказалось в Литве. И все-таки нельзя было не радоваться, пожимая руки писателям, которых несколько лет отделяла от нас линия фронта. Они много пережили, настрадались и теперь желали поскорей включиться в работу, столь нужную для нашего общества, пережившего ужасы войны.

Вот ветераны нашей литературы и молодые еще писатели. А. Венуолис-Жукаускас, который во время войны находился в родном Аникщяй, — немолодой, но еще крепкий человек, не покинувший родного края в годину страшных испытаний. Поговаривали, что за войну он немало написал. В. Миколайтис-Путинас недавно вернулся из деревни, но уже активно включился в нашу научную и литературную жизнь. С. Чюрлёнене-Кимантайте, моя университетская наставница, во время оккупации спасала людей от гитлеровцев. Колоритна фигура Йовараса{211}, — смахивающий на простого крестьянина поэт приехал из разрушенного Шяуляй с плетеной корзинкой (он знал, что в Вильнюсе голодно, и прихватил с собой масла, сыру и колбасы). Корзинку эту он взял даже на трибуну, — это вызвало оживление в зале. Была тут и ветхая старушка, прибывшая в этот зал из другой, давно отзвучавшей эпохи, — Мария Ластаускене (Лаздину Пеледа). Б. Сруога, человек, надломленный гитлеровским концлагерем, высокий, тощий, с землистым цветом лица, то и дело как-то загнанно и испуганно оглядывался. Е. Симонайтите и Т. Тильвитис, тоже испытавшие на себе ужасы гитлеровской тюрьмы и концлагеря. А вот Й. Паукштялис из Кедайняй, хороший друг и писатель, вот К. Борута и К. Якубенас, В. Жилёнис, старый вильнюсец А. Жукаускас; вот А. Мишкинис, Ю. Бутенас и А. Хургинас… Я уже не упоминаю друзей, с которыми провели войну на востоке. Увы, среди нас уже нет Саломеи Нерис, и Людас Гира неизлечимо болен…

На наш съезд пришли также ученые, актеры, художники, музыканты… Всех деятелей культуры живо интересует то, о чем будут говорить писатели. Здесь можно встретить художника Ю. Вейожинскиса и режиссера Б. Даугуветиса, профессора И. Кайрюкштиса{212} и Ю. Юргиниса, который тогда делал первые шаги в науке. В съезде участвовали и руководящие товарищи — Ю. Палецкис, К. Прейкшас и другие.

Литовская литература — один из национальных отрядов великой советской литературы. Эту мысль подчеркнули гости, прибывшие из Москвы, Латвии и Белоруссии, об этом говорилось в приветствиях, присланных с Украины, из Киргизии…

С уверенностью можно сказать, что участники и гости ждали от съезда ответа на трудные, сложные, запутанные вопросы тех дней. Хозяйство и уклад жизни в Литве были разрушены войной, психика людей расстроена и утомлена, зловещим призраком возникло националистическое движение, ползли слухи о новой войне…

Волей-неволей тон задавать пришлось писателям, проведшим войну в России. Сама жизнь, война и борьба, в которых они посильно участвовали, совместная литературная деятельность и другие обстоятельства прочно и навсегда сплотили этот небольшой отряд. Все проблемы они представляли более четко, чем товарищи, оказавшиеся в оккупированной Литве. Надо подчеркнуть это, дабы не воскрешать старые споры, которые чуть было не разгорелись на самом съезде, — о том, что из наших писателей сколачивают отдельные группировки и противопоставляют их, причем одним из них отдается преимущество. Как бы там ни было, именно этот отряд тогда естественным порядком вышел на первые позиции.

К. Корсакас, открывший съезд, выступил с обстоятельным докладом о советской литовской литературе, которой к тому времени стукнуло всего лишь пять лет, да и из них львиная доля приходилась на войну. Й. Шимкус и я дополнили К. Корсакаса докладами о поэзии и прозе. Проанализировав истоки нашей советской литературы, мы уделили основное внимание литературе Отечественной войны и авторам, работавшим в эвакуации, хотя не забыли и о тех, кто жил и посильно трудился в условиях оккупированной Литвы. Мы говорили о задачах писателей, снова сплотившихся в одну советскую семью. Нам казалось тогда, что главная из задач — активно бороться за восстановление Советской Литвы, против вооруженного наступления националистов. Само собой, нам пришлось коснуться и политической и творческой растерянности, дезориентации некоторых писателей, живших в оккупированной Литве…

Мысли наших докладов углубили другие ораторы, в первую очередь Ю. Палецкис, П. Цвирка и К. Прейкшас. Они призвали писателей отказаться от затянувшегося «обдумывания» позиций, от ожидания каких-то «перемен», объясняли некоторые стороны марксистско-ленинского мировоззрения и метода социалистического реализма и призывали создавать литературу, которая своим содержанием и духом утверждала бы новую жизнь, боролась бы за нее, воспитывала наш народ в свете новых идей страны социализма. Я не ставлю перед собой цели подробней анализировать или цитировать сказанные тогда речи — пусть это сделают историки литературы.

Первый съезд наших писателей продолжался три дня. На нем выступили многие товарищи — пожилые, в расцвете сил и совсем еще юные. На трибуну поднимались старый поэт А. Ластас и вечный спорщик К. Якубенас, остроумно говорила о писателях и периодической печати Л. Янушите, Бутку Юзе разбирал отношения между писателем и народом, В. Жилёнис ставил вопросы детской и молодежной литературы, Ю. Балтушис призывал к общественной активности и к борьбе против бандитизма; А. Венуолис говорил о драматургии, А. Хургинас — о поэтических переводах, А. Мишкинис требовал немедленного издания книг советских писателей для школ, а Ю. Бутенас занялся журналом «Пяргале». Генерал Й. Мацияускас и бывший боец Литовской дивизии И. Зинкус говорили об отношениях писателей и дивизии. Э. Межелайтис энергично поднимал проблемы организации и воспитания молодых писателей; Й. Марцинкявичюс, Ю. Жюгжда, П. Пакарклис, Ю. Юргинис и другие коснулись различных сторон нашей культуры.