— Смогли бы вы, сотрудник газеты, ответить, почему наше сельское хозяйство отстает из года в год? — спросил Антон Тимофеевич. — Почему наши колхозы и совхозы, имея такую первоклассную технику, такое постоянное к себе внимание государства, все еще не дают стране нужного количества зерна, мяса, молока и других продуктов?

Я пожал плечами и сказал, что на это, надо полагать, имеются свои объективные причины, что-то такое, не зависящее от людей, как, например, неблагоприятные погодные условия.

— Суть дела не в плохих погодных условиях. — Антон Тимофеевич начал еще старательнее причесывать черные лоснящиеся волосы, и его лицо из добродушного стало суровым, улыбка исчезла, будто ее никогда и не было. — Причина наших неуспехов в сельском хозяйстве, как я понимаю ее, состоит в том, что тот, кому по праву и по должности надлежит нести всю полноту ответственности за успешное развитие хозяйства, за рост, как теперь принято говорить, его экономического потенциала, — этой ответственности лишен.

— Странно, — невольно вырвалось у меня. — Как это понимать — «лишен»?

— Так и понимайте, как сказано, — продолжал Антон Тимофеевич. — Здесь мы уже подошли вплотную к вопросу: кто он, председатель? Мальчик на побегушках или государственный деятель? Каков он есть и каким он должен быть? И не только он сам. Какими должны быть те специалисты, которые работают с ним рук а об руку? Что у нас чаще всего встречается сегодня? Председатель, как и полагается по уставу сельхозартели, обличен полномочием общего собрания. Отлично! Это то, что нужно! Но выполнить эти свои высокие полномочия на деле и без чужой подсказки, без чужого указания, своим умом, своей смекалкой — не может.

— Почему?

— Думаю, потому, что многих председателей, особенно у нас, в Скворцовском районе, приучили искоса поглядывать на Скворцы и ждать оттуда указаний. — Задумавшись, Антон Тимофеевич по привычке снова начал приглаживать свои блестящие волосы. — И это поглядывание стало своеобразной привычкой и привело к тому, что со временем у председателя как у руководителя начисто утратилась личная ответственность, если хотите, личная хозяйственная жилка, а главное — утратилось умение и желание самостоятельно принимать то или иное решение. И хотя у каждого председателя имеется свой кабинет, вот как у меня, по размерам под стать министерскому, хотя половину стола занимают телефонные аппараты, в приемной безотлучно сидит секретарша, а у подъезда ждет персональная «Волга», — все это лишь видимость самостоятельности. Внешне все будто бы так, как и нужно, как должно быть. Но только внешне. На деле же — постоянный взгляд в сторону Скворцов. А что скажут там, в районе? Именно за умение поглядывать на Скворцы хвалили и продолжают хвалить до сих пор моего папашу. От меня тоже требовали, чтобы я всегда поглядывал туда же, на Скворцы, и частенько ставили в пример моего покойного отца: вот, дескать, был настоящий председатель, что ему скажешь, то он и исполнит. Учись, сын, у отца. А я не пожелал учиться у отца. Разумеется, я ни в чем не осуждаю своего родителя. Он много вложил труда, работая в колхозе «Путь Ленина», землю любил и понимал с детских лет, любил и понимал как-то по-своему, нутром, совсем не так, как люблю и понимаю землю я. Но знаменитый Тимофей Силыч был словно бы привязан к Скворцам. Он был отличным исполнителем и никудышным хозяином. И в этом не его вина, а наша общая беда. Ведь после моего прославленного родителя в Беловцах многое пришлось исправлять и заново переделывать. Стыдно сказать: в богатом, передовом колхозе не было приличного детского сада. Зато для себя отец построил такой домище, что теперь в нем свободно разместился детский сад. А почему не был построен детский сад? Думаете, отец пожадничал и не выдал из колхозной кассы денег на строительство? Отец не жадничал, деньги в колхозе были. Вся беда в том, что из Скворцов не было указания. Как потом выяснилось, это указание просто забыли дать.

Я вынул из-кармана пиджака свою походную тетрадь и карандаш, чтобы кое-что записать. Антон Тимофеевич, заметил это, снова вышел на ковровую дорожку и, прохаживаясь по ней, сказал:

— Прошу, записывайте все, не стесняйтесь.

Он показал на расставленные на столике шахматы и назвал председателя ферзем — самой главной фигурой. Далее он сравнил председателя с тем монолитным столбом, на котором, как дом на прочном фундаменте, стоит и процветает экономика сельхозартели. С убеждением знающего человека он утверждал, что у председателя неумного, недумающего, безынициативного, поглядывающего на район, всегда низкие урожаи, всегда неуправка на полях, а в животноводстве постоянный упадок. У председателя же умного, думающего, деловитого, умеющего видеть и правильно оценивать день завтрашний, урожаи, как правило, высокие, животноводство растет из года в год, на полях — порядок, всюду видна хозяйская рука.

— И тот факт, что я, Овчарников-младший, заменив своего отца, установил вокруг села сторожевые посты, еще ничего основного, главного не решает. — Антон Тимофеевич все так же не спеша шагал по ковру. — Для дела нужны не шлагбаумы на дорогах, не вахтеры, а широкие права председателя и вместе с ними — его, личная ответственность, что мне и было дано. Хорошо бы специальным законом раз и навсегда запретить председателю поглядывать на район и ждать оттуда указаний, как ждут у моря погоды. В этом законе необходимо сказать: ни на кого, брат, не надейся, действуй сам, самостоятельно, ты тут полноправный хозяин, с тебя спрос за все — и за хорошее, и за плохое. И не жди: тебе уже никто не скажет, что сеять и где сеять, как развивать товарное животноводство, как заготовлять корма. Отныне все решаешь сам, со своим правлением и со своими специалистами, а осенью будешь отчитываться перед тем нее общим собранием, которое уполномочило тебя быть председателем. И если своей работой ты не заслужил нового доверия, ты это доверие больше не получишь. Вот тогда председатель был бы настоящим ферзем и стоял бы на высоте положения.

— Что же это получается? — спросил я, перестав записывать. — Председатель — вроде бы фермер? Сам себе хозяин, никому не подчинен?

— Сам себе хозяин, — да, но не фермер. — Антон Тимофеевич с улыбкой посмотрел на меня. — Всем известно, фермер — собственник и для него главное, основное — личное обогащение. Председатель — хозяин, доверенное лицо коллектива, и для него главное, основное — не личное обогащение, а подъем и процветание общественной экономики и благо людей. Председатель имеет должность необычную, я назвал бы ее должностью, данной ему народом. Поэтому нет нужды держать его в эдаких, я назвал бы, шорах: это ты делай, а этого не делай, это тебе можно, а этого тебе нельзя. Пусть сам знает, что ему делать надо, а что не надо, что колхозу выгодно, прибыльно, а что не выгодно, не прибыльно. У председателя должны быть не только обязанности, но и права, самостоятельность.

— Вернемся к тому, что обо мне говорят. Значит, я и такой, и сякой, и моя вина состоит в том, что не пошел по проторенной отцовской дорожке, изменил, дескать, установившейся в Беловцах традиции, — словом, меня обвиняют во всех тяжких. Если отвечать на эти обвинения откровенно, без обиняков, то следует сказать: они, обвинения, не имеют под собой никакой почвы. Они нарочно придуманы теми, кто хотел бы видеть во мне копию Тимофея Силыча Овчарникова. В Скворцах гордятся какой-то традицией, которая якобы установилась в Беловцах. Честно скажу: никакой традиции в Беловцах вообще не существовало. Было же здесь то, что именуется застоем. Для наглядности возьмем воду проточную и воду в пруду. Беловцы были прудом, вода в котором не менялась много лет и изрядно позаросла ряской. К заросшему ряской пруду привыкли не только мой отец, а и многие руководители района. В Беловцах всегда было спокойно. Ни тревог, ни волнений.

— А что сказать о проторенной дорожке? Ее, кстати, тоже не существовало. Но если, допустим, такая дорожка была, то лично мне она не потребовалась бы. Я согласился переехать в Беловцы только с тем условием, что не пойду дорогой своего знатного бати. Но сама по себе жизнь в Беловцах остановиться не могла. Ее пытались остановить искусственно, нарочито, и тут немало потрудился мой покойный родитель. Так как же надлежало поступить мне, новому руководителю? Тоже остановиться и радоваться тишине и покою или идти дальше, идти своей, еще никем не хоженной тропкой?