Пауль принял каменно-невозмутимый вид, как делал всегда, когда пытался скрыть эмоции. Рудольф оставался мрачным и смотрел в сторону, так что переговоры пришлось вести Фрицу.

Для начала он повторил жест приветствия и даже сказал нужные слова, не побоявшись назвать имя Зоара, чем вызвал недовольную гримасу у Пауля.

— Передай, что помощь попавшей в беду женщине — долг любого мужчины. Обязательно скажи, как мы рады возвращению Амиры в семью.

Степенно выслушав ответ, Фархан кивнул и снова заговорил.

— Он уже наслышан от невесты о тебе, господин Фридрих, — перевел Евстафий с довольным видом. — Он особо благодарит тебя за то, что ты первым рискнул жизнью ради спасения чести Амиры. Теперь он твой должник и нарекает своим другом.

Величавым движением Фархан закатал рукав рубахи до локтя и поднял руку.

— Вы должны соприкоснуться предплечьями в знак дружбы, — пояснил Евстафий и снова заволновался. — Лучше это сделать всем… ну, вы понимаете, чтобы не обидеть.

С готовностью спрыгнув на песок, Фриц подошел к Фархану. Пришлось снять кольчугу, да и рукав кожаной куртки перемещался туго. Но вот Фриц обнажил предплечье и протянул руку. Фархан лишь на мгновение соприкоснулся с ним кожей, оказавшейся очень теплой, почти горячей.

Потом то же самое проделал Рудольф, сперва отводивший взгляд, но затем внимательно посмотревший прямо на Фархана, словно оценивая. Наверное, что-то решив для себя, Рудольф перестал корчить постную мину и даже выдавил улыбку.

Через тот же ритуал прошел даже Евстафий. Когда настал черед Пауля, тот неожиданно уперся, хотя из соображений практичности не стоило бы воротить нос.

— Скажи, что я ничем не помог Амире, все сделали мальчишки, — бросил Пауль Евстафию. — Значит, и нечего со мной брататься.

Фриц послал ему предостерегающий взгляд, но Фархан отнесся к отказу спокойно, просто пожал плечами и закатал рукав. Потом пригласил всех отобедать и отдохнуть у себя в шатре, ведь солнце уже начинало припекать.

— Лучше уехать сейчас. — Пауль опять заартачился.

— Отказываться от приглашения — большое оскорбление, — напомнил Евстафий. — К тому же не один таргай не покусится на гостя в своем доме — это будет нарушением древнейшего табу и навлечет позор на весь род.

Один из воинов отправился назад, чтобы предупредить племя о приходе гостей. Остальные, окружив чужеземцев, повели их к оазису. Фриц чувствовал себя неуютно, не видя лиц таргаев: кто знает, какие они там рожи корчат за своими платками? Вряд ли все разделяют дружелюбие Фархана.

Стоявшие плотной стеной пальмы вскоре расступились, открыв вид на большое пространство, поросшее низким кустарником. Здесь паслись козы и верблюды, стояло множество пестрых прямоугольных шатров.

Таргаи не сбежались посмотреть на чужеземцев, как это сделали бы в любом селении Срединной земли. Они продолжали заниматься своими делами, словно гостей вовсе не было, однако Фриц то и дело ловил на себе брошенные украдкой взгляды.

Все мужчины, кроме совсем маленьких мальчишек скрывали лица, что выглядело немного… пугающе. Зато женщины носили только широкие длинные платья и расшитые головные покрывала, не пряча свои черты. Таргайки мало походили на Амиру: их миндалевидные глаза были крупнее, губы — пухлее, носы наоборот меньше и тоньше.

Фриц получил возможность убедиться в правдивости рассказов Евстафия о том, что аласакхинцы вовсе не единый народ, как думают северяне. На самом деле на землях Востока жило множество племен, объединенных разве что верой да тем, что все когда-то подчинялись могучему халифату, от которого теперь осталось множество независимых государств. На деле крестоносцам противостояли вовсе не все аласакхинцы, а лишь несколько особо крупных народов, мечтающих не только победить чужеземцев, но и возродить древнюю империю.

Возможно, для свободолюбивых таргаев, не желающих возвращения времен халифата, крестоносцы были гораздо меньшим злом, что единоверцы…

Процессия остановилась возле одного из шатров и здесь сопровождающие, наконец-то, оставили гостей. Следуя совету Фархана, рыцари привязали своих скакунов к одной из деревянных опор. Лошади самих таргаев — изящные и длинноногие — свободно паслись рядом с верблюдами.

Амира и Фархан, сделавший гостям приглашающий жест, вошли в шатер. Внутри царил прохладный полумрак, сперва сложно было что-то рассмотреть, но Фархан зажег несколько масляных ламп. Они осветили большое, застланное коврами помещение с выложенным камнями очагом в центре. Амира быстро скрылась за занавесом в дальнем конце шатра, Рудольф проводил ее тоскливым взглядом, но было очевидно, что ей надо побыть одной.

«Думаю, ее уже тошнит от наших иноземных рож», — с печальной иронией подумал Фриц.

Фархан же присел возле очага и начал угощать гостей. Быстро разлил всем по кружкам белую густую жидкость, оказавшуюся напитком под названием чал, сделанным из верблюжьего молока. На вкус — весьма-а-а странным. Фриц мужественно выпил, Евстафий, похоже, даже получил удовольствие, зато Рудольф чуть не подавился и Паулю пришлось долго стучать его по спине.

Фархан не обиделся, только едва заметно, уголка губ, усмехнулся и предложил гостям тарелку с козьим сыром. Потом круглые лепешки, приторно-сладкий инжир и холодное мясо, извинившись, что нет возможности закатить настоящий пир.

Убедившись, что обязанности хорошего хозяина выполнены — гости жуют и пьют — Фархан откланялся. Скрылся за занавесом, сказав, что скоро вернется.

Фриц тут же наклонился к Рудольфу и шепнул:

— Похоже, он хороший мужик. По крайней мере, не бросается сразу с ятаганом.

Рудольф в ответ тяжко вздохнул, Пауль недоуменно взглянул на своих подопечных, однако спрашивать ничего не стал.

В шатер заглянуло несколько женщин со свертками в руках и, поприветствовав чужеземцев так, будто каждый день видели, скрылись за занавесом.

С полчаса гости насыщались молча, потом хозяева вышли к ним. Амира переоделась в чистое платье, сменила шелковый платок на богато вышитое покрывало и улыбалась так, что Фриц понял — все ее прошлые улыбки были лишь гримасами. Только сейчас Амира радовалась по-настоящему, ее глаза сверкали, на щеках появились ямочки.

Поочередно взяв Рудольфа, Фрица, Евстафия и даже Пауля за руки, она назвала всех своими дорогими братьями и горячо поблагодарила за спасение. Она ни на что не намекала, но было нетрудно догадаться: до последнего мига Амира не верила в возможность благополучного возвращения к дорогим ей людям.

Прекрасно, что иногда все же происходят чудеса. И ты сам можешь приложить к ним руку. С умилением и смутной грустью глядя на сияющее лицо Амиры, Фриц жалел, что нельзя обнять ее напоследок.

Она упрашивала «братьев» остаться на свадебную церемонию, и тут уж Пауль встал намертво, заявив, что им нужно быстрее возвращаться. Рудольф его поддержал, хотя Фриц бы не отказался посмотреть на обряд.

— Я вижу, что вы все очень достойные люди, — сказал Фархан со значением. — Будет печально, если война разделит нас. Святой город важен для всех, мы чтим его храмы, однако после возвращения моей дорогой невесты у таргаев больше нет причин для мести мударатунам.

«Закованные в железо» — так аласакхинцы звали всех пришедших из-за моря, не только рыцарей, но даже женщин и священников.

— Мамлеи так же враги таргаев, как и ваши, — продолжил Фархан. — Мы не будем сражаться на их стороне под стенами Альмадинта. Я буду молить Зоара, чтобы мы, братья, не столкнулись на поле брани. Если же это произойдет, обещаю не поднимать против вас оружия.

Фриц и Рудольф с готовностью пообещали то же самое, Пауль, резонно полагавший, что на него эта клятва не распространяется, промолчал.

Позже, когда все отправились спать, Пауль же настоял на дежурстве.

— Просто кто-то один будет лежать с открытыми глазами, так, чтобы этого не заметили. И не вздумайте говорить, что я перестраховываюсь!

Пришлось покориться.

Сославшийся на бессонницу Рудольф подежурил за двоих. Фриц бы не стал пользоваться предложением друга, если бы не понимал, что тот все равно будет без толку ворочаться и предаваться печальным размышлениям о несбывшемся. Муки неразделенной любви способно вылечить только время. Фриц сочувствовал Рудольфу, в то же время где-то в глубине души ощущая окрашенное самодовольством облегчение от осознания, что в Ауэрбахе ждет Сола.