Одну долгую минуту Амира широко раскрытыми глазами смотрела на Фрица. Теперь она уже не казалась ни дикаркой, ни зверенышем. Нет, просто измученная напуганная девушка, чья жизнь в одночасье рухнула.

Медленно отложив бинты и хлеб, она протянула руку. Взяв «платок», повязала так, чтобы оставались открытыми раненные уши.

С каким-то странным благоговением погладив жалкую тряпку, заменившую расшитые золотом чепцы аласакхинок, Амира снова посмотрела на Фрица и на сей раз он прочел в ее взгляде благодарность. Слезы серебристыми дорожками потекли по ее щекам, оставляя влажные следы в слое пыли и грязи. Хорошо бы она так выплакала всю свою боль, ведь рыдания очищают и дают силы.

Наполнив водой еще одну плошку, Фриц оставил ее возле Амиры вместе с чистым полотенцем. Сам лег на свое место и снова уставился в потолок.

Так они и провели все то время, пока Рудольф искал переводчика — час или даже больше. Амира прекратила всхлипывать и, судя по звукам, продолжила есть. Фриц к ней больше не лез, справедливо рассудив, что сейчас его чужеземная физиономия как соль на раны.

Он просто лежал, глядя на полог палатки, на самом деле видя там клинки, пронзающие живую плоть. Кровь, струящуюся по булыжным мостовым. Женщин, вырывающихся из закованных в железо рук. Потом Фриц вспоминал благодарность в глазах Амиры, и ему становилось легче. Совсем чуть-чуть.

Удивительно, но Рудольф вернулся не один — он притащил с собой пожилого мужичка с козлиной бородкой в таком здоровом тюрбане, что, казалось, это отросла вторая голова, как у легендарных жителей другой стороны мира.

— Герр Евстафий прекрасно знает и наш язык, и хини, — запыхавшись, выпалил безмерно гордый собой Рудольф.

— Ах, счастлив служить столь уважаемым господам, безмерно счастлив. — Евстафий безостановочно кланялся, так что, казалось, тюрбан вот-вот слетит с его темечка.

Его угодливые до слащавости манеры и тон произвели на Фрица неприятное впечатление, но сейчас было не до жиру. Да и очевидно, почему Евстафий так себя вел.

Следовало признать, что по-кеттниански он говорил безупречно, точно на родном.

— Не волнуйтесь, герр, нам лишь нужен переводчик и мы щедро вознаградим ваш труд, — почтительно произнес Фриц, желая успокоить Евстафия.

Тот замахал руками так, что захлопали широкие рукава полосатого халата.

— Какие деньги, что вы! Помогать славным защитникам веры честь для меня!

— Вы единобожник? — Фриц удивленно вскинул брови.

— Конечно. — Евстафий снова закивал как колодезный журавль.

Он мог и врать, но вряд ли, ведь его слова легко было проверить.

Фриц не ожидал встретить в принадлежащем язычникам Альмадинте единобожника. Наверняка исповедующим истинную веру приходилось скрываться все годы владычества аласакхинцев. Интересно, сколько здесь единобожников?

И скольких зарезали рыцари, которые, врываясь в дома, не спрашивали жителей о вере.

Рудольфа, однако, подобные рассуждения мало интересовали, и он потребовал едва ли не грубо:

— Быстрее переведите фройляйн Амире, что ей не надо нас бояться. Мы отнесемся к ней со всем почтением и желаем лишь защитить ее честь от посягательств злодеев.

Сама Амира, до этого лежавшая на своем одеяле, при возвращении Рудольфа села и напряженно наблюдала за мужчинами. Раненные уши она уже спрятала под «платком», так что в целом выглядела нормально. Евстафий опустился перед ней на корточки и старательно залопотал на хини, Фрицу оставалось надеяться, что действительно звучит перевод слов Рудольфа, а не какая-то отсебятина.

Лицо Амиры оставалось замкнутым и мрачным, Евстафий же смотрел на нее с неподдельной жалостью. Даже, взяв за руку, ободряюще погладил тыльную сторону ладони, и Амира не противилась.

На речь Евстафия Амира ответила короткой фразой, произнесенной слабым, надтреснутым голосом.

— Она говорит, что безмерно благодарна господам за их великодушие! — перевел Евстафий, явно добавив многое от себя.

— Спроси, нет ли у нее родственников в городе или окрестностях? — предложил Фриц то, о чем раздумывал, пока лежал. — Мы бы вернули Амиру в семью, если представится такая возможность.

Евстафий тут же снова заговорил, на этот раз вещая гораздо дольше.

Рудольф покосился на Фрица со смесью восхищения и досады, видимо, сам до такого простого решения не додумался.

— Кстати, где ты его раздобыл? — осведомился Фриц, наклонившись к Рудольфу и кивком указав на распинающегося Евстафия.

— О, это оказалось не так уж трудно. Я проходил мимо одного из домов тут, неподалеку, остановившиеся там рыцари очень уж бурно праздновали успешный штурм. Они настойчиво звали меня выпить вместе, чтобы не нарваться на ссору, я зашел. Рыцарям прислуживали Евстафий с женой, и когда я услышал, что он свободно говорит на кеттнианском, позвал его к нам.

Тут разговор пришлось прервать, потому что Амира ответила Евстафию — на сей раз достаточно длинной фразой. Показалось ли Фрицу или в черных глазах промелькнуло выражение, похожее на печальную иронию? Будто Амира не поверила в то, что услышала.

— После того, как ее родители четыре года назад покинули сей бренный мир, она жила у тетушки. Здесь, в Альмадинте, — начал переводить Евстафий. — К сожалению, сейчас эта дама тоже… эм… мертва.

Он предпочел не говорить «убита».

— Но через три недели в один из ближайших оазисов должно прибыть племя юноши, за которого Амира давно просватана. Сможете ли вы сопроводить ее к жениху?

Фриц отметил, как при упоминании нареченного Амиры сразу посмурнел Рудольф. Неужто уже губу раскатал? Надо же, как быстро. На памяти Фрица друг относился к женщинам почтительно, но сдержанно. И даже слуги, которых хлебом не корми, дай почесать языки, не обсуждали никаких романтических похождений Рудольфа.

— Не могу давать обещаний, все же сейчас война, но мы приложим все силы, чтобы вы встретились с женихом. — Фриц обращался напрямую к Амире, глядя ей в глаза. — Пока же будьте нашей гостей.

Еще до того, как Евстафий начал переводить, она величаво кивнула, словно заключала с чужеземцами некий негласный договор. Потом произнесла несколько слов в ответ на тираду Евстафия, и тот перевел в своей манере:

— Она восхищена вашей добротой и ежедневно будет молить Всевышнего, чтобы он ниспослал вам удачу.

Уточнять, какого Бога имела в виду Амира, он благоразумно не стал.

— Спасибо за помощь, герр Евстафий, — вежливо проговорил Фриц, пока Рудольф пребывал в своей отстраненной задумчивости, возможно, еще переживая известие о том, что Амира не свободна. — Не могли бы вы еще кое-что для нас сделать?

— Все, что в моих силах, — последовал ожидаемый ответ.

— У Амиры… кхм… раны на ушах. Пусть мы теперь и товарищи, вряд ли она захочет, чтобы мы к ней прикасались. Может быть, ваша супруга ее осмотрит?

— Всенепременно!

Рудольф всплеснул руками.

— Как же я не додумался позвать ее с собой!

«Потому что непрактичный, — мысленно ответил ему Фриц. — И думал лишь о том, как бы побыстрее доставить переводчика. Кстати, удивительно, что Евстафий оставил жену дома одну в компании пьяных рыцарей…»

Хотя чему удивляться? Рудольф наверняка просто схватил его и потащил, а Евстафий слишком хотел угодить новым хозяевам города.

— Я провожу Амиру к вам в дом, — вызвался Рудольф.

Фриц уже собрался возразить и обозвать его дураком, но Евстафий его опередил, снова замахав руками, точно ветряная мельница.

— Нет-нет. Лучше юной девушке там не появляться. То есть… празднующие господа весьма много выпили. Всякое может случиться… Я ни в коем случае не обвиняю, но…

— Вы правы. — Фриц прервал грозивший затянуться поток велеречивых оправданий.

Теперь настала его очередь идти с Евстафием, Рудольф остался охранять Амиру.

Святой город окутала густая тьма южной ночи, скрыв, к облегчению Фрица, следы бушевавшей сегодня на улицах жестокости. Но все же осталось неприятное, давящее ощущение. Чернота изливалась из подворотен, затопляла едва различимые в свете луны и звезд дома. К быстро шагающим людям словно тянулись щупальца мрака, желая поймать. То и дело Фрицу чудились в углах человеческие силуэты: вот сгорбившаяся в молитве старуха, вот дергающий маленькими ручками ребенок.