— Когда они десять лет назад захватили Альмадинт, то вырезали всех рыцарей! — Говоривший это крестоносец повернулся к манзилзоару и погрозил кулаком. — Это вам за моего отца и дядю, твари!

— Но там же дети! — надрывался Рудольф. — Я слышу детский плач!

Фриц напряг слух и ему тоже показалось, что сквозь рев пламени доносятся жалобные стенания. Или то скрипели трескающиеся деревянные балки?

Не тратя времени на препирательства с рыцарями, он осматривался и, наконец, увидел то, что искал — колодец в дальнем конце площади. На ходу снимая кольчугу, Фриц побежал туда.

— Да вы так весь город подожжете и мы сгорим вместе с аласакхинцами! — доносился сзади возмущенный голос Пауля. — Надо тушить!

— Не дергайся так, старик…

У колодца оказался сломан ворот, так что пришлось привязать куртку к веревке и опустить вниз. С первого раза она совсем не намокла, подняв ее, Фриц напихал в карманы камней для утяжеления и повторил попытку. Теперь вода лилась с куртки рекой, и Фриц побежал обратно к зданию. По привычке собрался уже надеть кольчугу на рубаху, но вовремя спохватился и решил, что отдаст доспех Паулю на сохранение.

В перебранку у манзилзоара вступало все больше рыцарей. Пауль продолжал убеждать их заняться тушением огня, большинство уперлись точно бараны.

Фриц грубо толкнул Рудольфа, который все еще сидел на земле и раскачивался из стороны в сторону, пребывая в каком-то странном оцепенении.

— Вон там колодец. Намочи куртку — попробуем пробраться к двери и открыть.

Однако сделать они ничего не успели.

Неожиданно общий гвалт перекрыл сильный голос человека, явно привыкшего говорить с толпой.

— Братья, успокойтесь! В чем-то эти господа правы!

Люди расступились, давая место высокому мужчине с лицом аскета, на которое пламя отбрасывало черные тени, углубляя морщины у крыльев орлиного носа.

— Добрые клирикане не должны веселиться, созерцая гибель язычников, — продолжал мужчина, пробудив в душе Фрица надежду, что происходящее безумие закончится.

Однако следующие слова незнакомца прозвучали гораздо ужаснее предложений о ставках и призывов к мести.

— Надобно молить Господа, чтобы очищение огнем позволило грешникам обрести спасение!

В этот миг пламя ярко вспыхнуло, отражаясь в глазах мужчины багровым заревом: казалось, под припухшими веками нет ни зрачков, ни белков, только алая муть.

Фриц невольно отшатнулся, охваченный суеверным ужасом. Зато Рудольф пружинисто вскочил на ноги и звонко воскликнул:

— Мучительная смерть не принесет никакого очищения! Не смейте прикрываться Богом, когда желаете насладиться чужими страданиями!

— Сомневаешься в очистительной силе божьего огня, о которой нам поведал сам Повелитель? — прорычал мужчина.

Пламя поддержало его утробным воем, подавляя все крики, словно в манзилзоаре больше никого не осталось, кроме корчащихся грешных душ.

— Мы ни в чем не сомневаемся, Ваша Светлость, — быстро заговорил Пауль, затыкая Рудольфу рот ладонью. — Язычники должны быть уничтожены. Такова воля Всевышнего. Аминь!

— Аминь! — эхом отозвался мужчина.

— Я лишь молю вас, проследите, что огонь этого аутодафе не перекинулся на другие дома. Ведь могут пострадать наши воины.

Фриц впервые слышал у Пауля такой униженно-просительный тон. Неужели ревнитель веры был такой важной персоной? Ваша Светлость. Значит, герцог. Мало ли среди крестоносцев герцогов?

В любом случае Фриц не собирался трепетать перед титулом убийцы и, накинув на голову пока еще мокрую куртку, снова двинулся к двери. Его перехватил Пауль — вцепился в плечо мертвой хваткой и потащил назад.

— Какого… — начал Фриц.

— Это герцог Альбарадо, родственник короля, — зашептал на ухо Пауль. — Разозлите его и будете гореть завтра на главной площади вместе с язычниками! Да и я заодно с вами! Вы все равно уже никого не спасете — здание подожгли давно и все внутри надышались дымом. Даже если вытащите одного или двоих, они потом умрут от ожогов. Еще более мучительный конец!

Пауль тянул подопечных за собой с неожиданный для раненого силой. Как Фриц ни упирался ногами, как ни пытался вырваться — не получалось. Рудольф даже укусил за ладонь, зажимавшую рот, но Пауль только вздрогнул, не ослабив хватки.

Герцог Альбарадо, словно поняв, о чем шепчет Пауль, обратился к своей ораве поджигателей:

— Братья, наш друг мудро отметил, что все же разводить большой огонь посреди города опасно. Предлагаю начать тушить. Все равно я уже не слышу криков. А вы?

В наступившей после его слов тишине звучал лишь треск пламени, с утробным урчанием пожиравшего свою добычу.

У кого-то из рыцарей сегодня здорово похудеют кошельки.

Из глубины существа Фрица наружу рвался вопль отчаяния и боли, но в открытый рот попал дым, превратив обличающую речь в надсадный кашель. Зато Пауль хотя бы разжал хватку.

Рыцари недовольно заворчали: кто-то жаловался на слабаков аласакхинцев, которые «и часа продержаться не могут», кто-то предлагал подождать еще. Несколько воинов пеняли товарищам на греховную азартную игру. Некоторые уже выкликали слуг и оруженосцев, чтобы те занялись пожаром. В самом деле, не марать же благородным господам собственные руки?

— Мы готовы помочь, — любезно предложил Пауль герцогу, выпуская и Рудольфа.

— Благодарю, но раз мы начали беспорядок, то должны сами его убрать, — не менее любезно ответил Альбарадо, словно они с Паулем приятно беседуют на пиру, а вовсе не стоят у пылающего здания с запертыми внутри людьми.

Фриц тупо уставился на куртку, которую все еще сжимал в руках. С нее на землю капала вода, словно вытекая из него самого, и упавшая рядом кольчуга, которую он все же выронил, казалась лужей серебряной крови.

— Зачем вы нас остановили? — яростно прошептал Рудольф, когда Альбарадо отошел, говоря что-то своим людям.

— Мы бы успели хоть кого-то спасти.

— Никого бы вы не спасли, — отрубил Пауль. — Только сгорели бы сами. Или вас потом бы сожгли как еретиков, посмевших заступиться за язычников. Думаешь, мне нравится, что тут жестоко расправились с кучей людей? Но в этом мире много вещей, с которыми мы не можем сделать ничего. С этим надо просто смириться, иначе сойдешь с ума. Пошли, не надо тут торчать.

Фриц посмотрел на слуг, цепочкой выстроившихся у колодца и уже передававших первое ведро, чтобы исправить последствия господского развлечения. Действительно, что еще делать? Если даже в манзилзоаре кто-то выжил, то обгорел до костей. Этих аласакхинцев милосердно добьют.

— Идем, идем. — Пауль принялся толкать подопечных в спину.

Когда они оказались вне пределов слышимости других, он сумрачно произнес:

— Вот вам мой совет. Нет ни клирикан, ни вернианцев, ни зоарцев, ни язычников. На самом деле люди делятся всего на два вида: умных и не религиозных, и тупых, но религиозных. И последним дорогу лучше не переходить для своего же блага.

Дельный совет, ничего не скажешь. Но…

Вскинув голову, Фриц вгляделся в темнеющее небо, где зияла, точно открытая рана, луна, и кровоточили звезды. С жаром, с каким не молился со времени смерти матери, он попросил Бога о силе. С магическим даром он бы, нет, не убил герцога Альбарадо и прочих рыцарей. Просто потушил бы пожар, а потом исцелил пострадавших, даже если бы для этого пришлось отдать все жизненные силы. Ведь так должен поступать благословленный Господом человек, а вовсе не закидывать огненными шарами стены Альмадинта.

Когда товарищи вернулись на площадь, где разбили палатку, там бурлило пиршество. Возле десятка костров восседали победители, горланя песни и расплескивая вино из драгоценных кубков.

— Идемте, выпьем и расслабимся, — твердо сказал Пауль. — Вам сейчас это очень нужно.

Фрицу совершенно не хотелось пить в обществе садистов и убийц, Рудольфу, судя по кислой мине, тоже, но Пауль настаивал.

— Возможно, стоит, как следует напиться, — в конце концов, бесцветным голосом сказал Рудольф. — Утопить все в вине…