Зазвенела сталь, заскрежетали ломающиеся древки. Глухо ударились щиты и мощные грудины боевых скакунов.

Марта опять разволновалась и, прежде чем Фриц успел столкнуться хоть с кем-то из врагов, она встала на дыбы, сбрасывая его на землю.

Мир вокруг закружился, Фриц тяжело упал на спину и выронил копье.

Возможно, это спасло ему жизнь: пока он несколько мгновений валялся в пыли, пики аласакхинцев прошли сверху, вспарывая воздух.

Придя в себя, Фриц перекатился как раз вовремя, чтобы убраться из-под копыт чьего-то коня. Вскочив, он осмотрелся, ища взглядом Марту, но в образовавшейся свалке даже с трудом удавалось разобрать, где чужие, а где — свои. Куда там искать глупую лошадь!

К Фрицу уже бежал с обнаженной саблей враг. Меч будто бы сам скользнул в ладонь, еще толком не осознав, что делает, Фриц парировал удар. Атаковал сам.

Замах. Серебристый росчерк. И вот уже в воздухе разлетаются рубиновые бусины кровавого ожерелья.

Захрипев и прижав руку к перерезанному горлу, аласакхинец упал. Фриц как завороженный уставился в черные глаза, из которых на него смотрел леденящий страх перед приближающейся смертью. Осознание, что он только что убил человека, обухом ударило по голове.

Фриц даже сделал движение в попытке помочь врагу, не осознавая, как это глупо, просто подчиняясь наитию. Но тут аласакхинец замер. Теперь навсегда.

Время на то, чтобы оплакать первую жертву, Фрицу давать не собирались. Кто-то напал сзади, благо кольчуга защитила и лезвие оружия скользнуло по звеньям.

Резко развернувшись, Фриц отбил следующую атаку воина с топором. И, воспользовавшись секундной передышкой, успел схватить валяющийся на земле щит. Может тот, что обронил сам, может — чужой.

Воин оказался умелым противником, топор мелькал в опасной близости от груди и горла Фрица. Пришлось вертеться волчком, чтобы отражать все атаки.

Вдруг мимо пронесся один из крестоносцев и, рубанув с плеча, отсек аласакхинцу голову. Кровь хлынула прямо на Фрица и к горлу подкатила тошнота. Нет, надо держаться!

И рядом уже был новый противник…

Сражение превратилось для Фрица в адский хаос из блеска оружия, хлюпанья разрезаемой плоти и стонов умирающих. Мир вокруг подернулся алой пеленой, в которой мелькали стальные блики.

Фрицем сейчас всецело завладело лишь одно желание: выжить. Оно управляло его телом, поднимало руки, наносило удары, отскакивало и пригибалось.

Убей или убьют тебя! Коли, руби, рассекай!

Иногда Фрицу казалось, что он отделился от тела и наблюдает со стороны, как закованный в железо воин режет людей точно свиней на бойне.

«Прошу, Господи, помоги вырваться из этого кошмара, — повторял он, забыв все прочие слова. — Прошу, Господи».

Сквозь кровавый туман начал проникать какой-то новый звук.

— Эй, Фриц, все закончилось. Очнись! Эй!

Что-то дернуло его за плечо и Фриц сперва ударил наотмашь, а потом уже распознал лицо Пауля. Хвала Небу, тот успел отскочить!

— Черт возьми, да что с тобой? — выпалил Пауль, на всякий случай загораживаясь щитом.

— Я-я-я, — проблеял Фриц, удивляясь, что, оказывается, умеет разговаривать на человеческом языке.

Постепенно он приходил в себя и осознавал, что происходит вокруг. Прямо у ног Фрица распростерлось тело аласакхинца, чью грудь покрывало множество ран, будто туда остервенело тыкали мечом.

Всю землю вокруг плотным ковром покрывали трупы людей и лошадей, среди них бродили крестоносцы. Кто-то помогал раненным товарищам, другие — обыскивали мертвецов. Мимо Фрица и Пауля прошел один такой, запихивая в мешок сапоги.

— Все в порядке, мы победили, — умиротворяющим тоном произнес Пауль. — Понимаю, после первого боя всегда хреново. Идем, тебе стоит выпить.

— Р… Руди? — смог выдавить Фриц.

— Уже в лагере, с ним сейчас лекарь, но ничего серьезного, так, царапина… Ты сам-то как? Весь в крови, даже не понять, где твоя, где — язычников. Но молодец — не прятался в песке!

Услышав про кровь, Фриц вздрогнул и осмотрел себя. Его сюрко, кольчугу и даже штаны покрывали алые разводы, смешанные с грязью. Все волоски на теле встали дыбом, как шерсть у зверя. Ощущая страх пополам с отвращением, Фриц попытался сорвать сюрко, желая вообще содрать всю кожу. Но от резкого движения плечо отозвалось болью.

Зашипев сквозь стиснутые зубы, Фриц прижал ладонь к ране.

— Идем-ка в лагерь, — требовательно произнес Пауль.

Он пошел вперед, лавируя между трупами, и Фриц поплелся следом, все еще плохо соображая. Мир вокруг расплывался, покрывался рябью, словно не настоящая реальность, а лишь отражение в воде. Казалось, мертвецы начинают слегка шевелиться, тянут руки. Иногда Фрицу чудилось в их глазах осмысленное выражение, они смотрели прямо на него! Внимательно, неотрывно.

Фрица трясло, зубы начали стучать, и Пауль, обернувшись, наградил подопечного сочувствующим взглядом.

— Надо потерпеть, скоро пройдет.

Пройдет, да?

От мысли, что он обрастет такой же броней, как Пауль, и будет спокойно созерцать чужую смерть, Фрицу стало еще хуже.

По пути в лагерь Пауль один раз остановился и, нагнувшись, снял с пояса мертвого аласакхинца кинжал в отделанных серебром ножнах.

— Надо же, проглядели, — с усмешкой заметил Пауль себе под нос.

— Недостойно обирать трупы, — проговорил Фриц.

Он сам не до конца понимал свои слова, произнося их как вызубренную молитву.

Пауль тяжко вздохнул и заговорил так, будто объяснял прописные истины несмышленому младенцу:

— Мертвецу кинжал уже не нужен. Не возьму я — заберут другие. Или хорошее оружие останется ржаветь в пустыне. Разве для этого кузнец над ним корпел?

Фриц не нашелся, что возразить, а ответ «так нельзя» казался детским лепетом.

Так они и шли по полю брани: Пауль рассказывал о сражении, хвалил Фрица за то, что тот не растерялся в первом настоящем бою, изредка нагибался и поднимал какие-то ценные вещи. Хорошо хоть одежду с мертвецов не стаскивал.

Однажды Фриц заметил группу рыцарей, которые ходили среди трупов, пинали их и, увидев что-то, понятное им одним, кололи копьями.

Мысли в голове ползли медленно, как улитки, и до Фрица не сразу дошло, что рыцари добивают раненных врагов.

— Эм, там… нельзя ведь… подло… — Он подергал Пауля за рукав, сам себя ощущая косноязычным деревенским дурачком.

Посмотрев туда, куда указывал Фриц, Пауль бросил:

— Не вмешивайся.

— Но…

— Не лезь не в свое дело, целее будешь. И вообще, эти воины совершают акт милосердия. По-твоему лучше, если раненые будут тут лежать и мучиться?

В обычном состоянии Фриц не удовлетворился бы подобными объяснениями и уж точно не прошел бы молча мимо убийства. Однако сейчас он пребывал в полубреду, точно больной с жаром. Фриц просто потащился за Паулем дальше, и образы рыцарей, дарующих «милосердие» врагам, стали лишь малой частью этого страшного и жутко длинного дня.

Лагерь встретил их суматохой и шумом. Священники устроили благодарственный молебен — люди стояли на коленях возле Креста Алексея и славили Бога, давшего силу их оружию. Но многие крестоносцы предпочли религиозным церемониям празднование победы, от разведенных тут и там костров неслись шумные тосты да хвастливые похвальбы в проявленном сегодня героизме.

Пауль повел Фрица к палаткам лазарета, где было вовсе не весело. Напротив, там словно бы еще продолжалось сражение.

Воздух полнился воплями и стонами раненых. Туда-сюда сновали слуги и женщины, таскавшие носилки, окровавленные тряпки и ведра с водой. Некоторые палатки то и дело озарялись вспыхивавшим внутри разноцветным светом — там священники призывали в помощь страдающим божью силу.

Пауль привел Фрица туда, где сидел с перебинтованной ногой Рудольф и смотрел пустым взглядом в пространство. При виде друга, пусть и потрепанного, но живого, к Фрицу вернулся призрак утраченных чувств. Заледеневшее сердце согрело теплом.

— Ты как? — спросил Фриц, присаживаясь рядом с Рудольфом.