С помощью этих двенадцати чинов-подданных мудрецы привели к порядку Поднебесную. Сами мудрые цари не понимали ничего в каждом из этих искусств, но они поручили этим двенадцати чинам-подданным приложить все усилия, сделать все, на что они способны, так как по положению стояли над ними. Так они с помощью людей, которые умели достичь того, чего сами они не умели, сумели найти таких людей, которые знали то, что самим им было неведомо. Они вскармливали свой дух, совершенствовали свои добродетели и таким образом становились преобразующей силой. Так зачем же им нужно было утруждать свою плоть и нагружать собственные глаза и уши? По этой причине добродетель мудрых царей сияла, как лучи восходящего солнца, которое, появляясь над горизонтом, достигает шести полюсов мира, оставаясь при этом мощным и не ущербным. Затмевая своим сиянием солнечный свет, они преобразовывали и меняли все существующее, и не было для них ничего невозможного в деяниях с великим единым.

Жизнь их не знала никакого ущерба, а намерениям их не было преград. Их ум-цзин сообщался с душами божеств-предков и природными духами, проникая в тончайшее. Поэтому умелые правители прежде всего уделяли внимание овладению собственной естественно-природной цин, и этого было достаточно для того, чтобы упорядочить все сто чинов, народ заставить служить себе как родному отцу, а имена и звания сделать очевидными всем.

Гуань-цзы обратился с представлением к Хуань-гуну: «В распашке новых полей, расширении городов, обработке земли и севе зерновых, с тем чтобы полностью употребить к выгоде силы земли, мне не сравниться с Нин Су. Поэтому я прошу вас назначить его датянем — министром земледелия. В том, как входить в залу и спускаться из нее, ступать вперед или отступать назад, когда остаться недвижимым, а когда, напротив, проявить сноровку — в этом всем мне не сравниться с Си Пэном, поэтому я прошу вас назначить его главным церемониймейстером. В том, чтобы первым являться на службу и последним уходить с нее, по выражению лица определять настроение властителя и всегда оставаться преданным ему во всех представлениях и советах — когда делать, когда — нет, не страшась ни казни, ни гибели на поле брани, не обращая внимания на богатство и чины, — в этом мне не сравниться с Дунго Я, поэтому прошу вас назначить его главным цензором. Решать задачи на больших пространствах, невзирая на укрепленные стены, так чтобы боевые колесницы не сцеплялись осями, а бойцы не поворачивали вспять; поднять дух войска так, чтобы командующие трех армий смотрели на смерть, как на возвращение, — в этом мне не сравниться с царевичем Чэн Фу, поэтому я прошу вас назначить его главнокомандующим. Разбирать судебные дела так, чтобы всегда соблюдалась справедливость, не казнить ни одного невинного и не опозорить ни одного невиновного — в этом мне не сравниться с Сюань Чжаном, поэтому я прошу вас сделать его верховным судьей. Если вы, государь, желаете привести страну к порядку, а войско сделать мощным — для этого достаточно этих пяти мужей. Если же государь желает стать гегемоном над остальными царями, тогда к ним необходимо присоединить меня». Хуань-гун сказал тогда: «Отлично!» — и повелел этим пяти мужам вступить в соответствующие должности под началом Гуань-цзы. Через десять лет, объединив девять чжухоу под своей властью, он овладел Поднебесной — и все это благодаря тому, что опирался на способности Гуань-цзы и пяти вышеназванных мужей.

Но и Гуань-цзы, будучи по своему положению подданным, ничего бы не достиг своими недостаточными силами, если бы не сумел воспользоваться способностями пяти названных мужей. Ни тем более ли пристало это властителю по положению? Властитель обязан знать, кто к чему способен — с тем, чтобы властвовать над людьми. Тогда все смутные, путаные и опасные речи принимаются именно за то, что они представляют собой на самом деле, и все чины и управители, гражданские и военные, истощают силы и иссушают ум на службе, а их подчиненным и в голову не приходит, что можно отлынивать.

Так что всякому правителю надлежит знать, что он не должен полагаться лишь на свои собственные способности, мужество, силу, честность и верность, и тогда он приблизится к этим добродетелям. Всякий правитель стремится к миру и спокойствию, опирается на силу и преобразованность социума, наводит порядок и живет в спокойствии, утвердив свою дэ, и тогда все преобразуется само собой, а он может заняться самым насущным, оставив мелочи аппарату. Если он достигает этого, плоть и сила его день ото дня крепнут, а уши и глаза становятся день ото дня все проницательнее, так что все его чины с трепетом относятся к своим обязанностям, и никто из них не смеет быть легкомысленным или неисправным. Каждый исправляет свою должность, чтобы добиться славы, и тогда слава-имя и богатство-существо служат опорой друг другу. Это и называется — познать дао.

Мудрый правитель не тот, кто пытается разобраться во всех делах, а тот, кто ясно представляет себе то, благодаря чему он стал правителем. Правитель, обладающий необходимым для этого умением, не тот, кто лично занимается всем, а тот, кто знает главное — как заставить трудиться все сто чинов. У знающего это главное — дел не так и много, а в стране — порядок. Потому что у того, кто ясно представляет себе, чем должен заниматься правитель, власть укрепляется, а пороки в стране быстро изживаются. Когда же порок пресечен, болтунов при дворе нет, и ясно, как обстоят дела. Реальное положение тогда никем не приукрашивается, и во всех занятиях обнажается суть дела. Это и есть то, что называют совершенным порядком правления. В Поднебесной, находящейся в состоянии совершенного порядка, народ не любит пустых рассуждений и ничего не значащих слов, его не привлекают развратные учения и увлекательные речи, а добродетельные и бесчестные равно возвращаются к своей истинной природе, следуют обычным чувствам, не стараются приукрасить разными ухищрениями свою изначальную простоту и служат высшим не мудрствуя. И тогда искусные и неискусные, умные и глупые, отважные и трусливые становятся в силу этих причин одинаково пригодны для дел. Легко перемещая их с должности на должность, можно добиться того, чтобы все они справлялись со своими обязанностями. И тогда те, кто уже занимает посты, будут спокойно отправлять свои должности, не тая недовольства, а те, кто еще не имеет постов, будут стремиться проявить себя в деле, чтобы подкрепить свои предложения. Когда эти два состояния ясно разграничены, бесполезные речи не проникают ко двору. Правитель тогда может следовать естественному ходу дел и отказаться от симпатий и антипатий к кому бы то ни было. Корнем всему он избирает полное беспристрастие и в этом состоянии воспринимает лишь речи, ведущие к практической пользе. Это и есть государственный подход к делу.

Государственный подход — это когда правитель и подданные сообща направляют усилия на то, чтобы добиться установления разумного и должного, утвердить законы и правила. А когда правитель следует естественному ходу дел, мужи разумные и верные долгу притекают ко двору со всех сторон, а законы и правила утверждаются. Напротив, люди, стремящиеся хитростью и обманом проложить себе путь наверх, покидают двор, видя, что это дело пустое, а все корыстолюбцы и шарлатаны стараются держаться подальше.

Таким образом, для наведения порядка в Поднебесной главное — искоренить порок, главное для искоренения порока — навести порядок в служебной иерархии, а для наведения порядка среди чинов главное — в правильном понимании дао-закона. Самое же главное для наведения порядка в сфере дао-закона заключается в постижении природного порядка вещей[366]. Поэтому учитель Хуа-цзы[367] говорил: «Правителю надо быть глубоким, но не обширным, ему надлежит благоговейно хранить корень и радоваться правильному. Он ни в чем не должен уподобляться другим, а его усилия должны быть направлены на искусное использование подданных. Когда он в полной мере овладеет этим искусством, даже варвары четырех стран света будут умиротворены, поскольку обладающий этим небесно-природным даром следует естественному закону, даже не стремясь к этому. Это — именно то, благодаря чему возвысился Шэнь-нун; это — именно то, благодаря чему прославлены Яо и Шунь»[368].