Природа уха в том, чтобы жаждать звуков. Но когда сердце несчастно, можно не услышать ни одного из пяти звуков, хотя бы они звучали совсем рядом. Природа глаза — жаждать ярких цветов. Но если сердце нерадостно, можно не заметить и вблизи ни одного из пяти цветов. Природа носа — жаждать ароматов. Но когда сердце нерадостно, можно не почуять и вблизи аромата орхидеи. Природа рта — желать приятного вкуса. Но когда сердце нерадостно, то можно выставить яства всех пяти вкусов, но они не полезут в рот.

Жаждут ухо, глаз, нос или рот, но радуется или не радуется сердце. А сердце может радоваться лишь тогда, когда оно пребывает в гармонии и равновесии. Ухо, глаз, нос или рот могут предаться своим желаниям лишь тогда, когда радуется сердце. Порадовать же сердце можно, приведя его к гармонии. Приходит же сердце к гармонии, когда оно следует упорядоченному. Посему, когда в музыке есть упорядоченность, в сердце также наступает упорядоченность.

Человек по своей природе жаждет долголетия и ненавидит преждевременную смерть, жаждет спокойствия и ненавидит тревогу, жаждет славы и ненавидит позор, жаждет отдохновения и ненавидит труды. Когда эти четыре стремления удовлетворяются, а четыре ненавистные вещи удаляются, сердце приходит к упорядоченности.

Достижение четырех желаемых заключено в постижении законов жизни. Если законами жизни руководствуются при управлении собой, жизнь приобретает полноту, а когда жизнь приобретает полноту, она становится долгой. Если законами жизни руководствуются при управлении государством, тогда законы приобретают прочность, а когда законы приобретают прочность, весь мир приходит в покорность. И посему для упорядоченности сердца необходимо знание законов жизни. В музыке также должна существовать упорядоченность звуков. При слишком громком звуке человек приходит в состояние потрясения, а если в состоянии потрясения слушать громкий звук, ухо не в состоянии будет его вместить. Поскольку оно не в состоянии будет его вместить, создастся затор и, как следствие этого, потрясение душевное. При слишком слабом звуке человек приходит в состояние расслабленности, а если в состоянии расслабленности слушать тихий звук, уху его будет не хватать. Поскольку его будет не хватать, создается нехватка звука и, как следствие этого, пустота в душе. Если звук будет слишком высоким, он внушит тревогу, а если в тревожном состоянии слушать высокий звук, в ушах будет стоять звон, человек вследствие этого перестанет различать звуки, а перестав различать звуки, окажется на грани душевного истощения. Если же звук будет слишком низок, он вызовет удрученность, а если в состоянии удрученности слушать низкий звук, ухо его не схватит, впадет вследствие этого в рассеянность, а затем на это разгневается и человек. Посему ни слишком громкий, ни слишком тихий, ни слишком высокий, ни слишком низкий звуки нельзя отнести к звукам упорядоченным.

Что же тогда есть звуки упорядоченные? Упорядоченные звуки есть звуки срединного положения. Что есть срединное положение? Не превосходящее по величине одного цзюня, не перевешивающее одного ши будет как раз посредине между малым и большим, легким и тяжелым. Тон желтого колокола — нота гун — есть корень всем звукам. Он как раз посредине между высокими и низкими. Среднее и зовется упорядоченным. И если упорядоченным образом внимать упорядоченным звукам, в душе наступит гармония. Радость тогда не чрезмерна, а равновесие и покой совершенны.

Посему музыка времен истинного правления покойна и приятна, и правительство беззаботно. Музыка времен смуты беспокойна и раздражающа, а правительство изощренно. Музыка гибнущего царства трагична и гнетуща, и правительство безрассудно. Ибо музыка всегда связана с образом правления, влияет на нравы и смягчает обычаи. Даже если обычаи уже утвердились, музыка все же в состоянии их изменить. Посему во времена, когда в мире наличествует дао, достаточно послушать музыку, чтобы судить об обычаях, достаточно взглянуть на образ правления, чтобы узнать, каков правитель.

Потому цари древности всегда полагались на музыку как средство наставления. На гуслях в Цинмяо красные струны звучали тихо и нежно, за каждым пропетым словом следовало три вздоха, вещавших о чем-то высшем, чем сама мелодия. При великой жертве был обычай выставлять темную чашу и блюдо сырой рыбы, а жертвенную похлебку ничем не приправляли, что указывало на нечто высшее, чем сама вкусность. Ибо, создавая обряды и музыку, цари древности помышляли не о том, чтобы порадовать глаз и ухо, потрафить устам и утробе, а о том, чтобы наставить народ в различении доброго и дурного, привить ему чувство закона и долга.

Истоки музыки в дали времен; нельзя допустить, чтобы она исчезла. Есть музыка размеренная, и есть музыка разнузданная. Есть музыка торжественная, и есть музыка разгульная. Мудрецу она бывает на пользу, дураку на погибель.

В глубокой древности миром правил Чжу Сян-ши. То было время сильных ветров, больших скоплений янци, все сущее развеивалось, плод и семя не вызревали. Тогда Ши Да сделал пятиструнные гусли, дабы вызвать иньци и укрепить жизнь.

Была в старину и музыка Гэ Тянь-ши, заключавшаяся в том, что трое тянули буйвола за хвост, притопывая ногами и распевая при этом восемь куплетов. В первом говорилось об обращении с народом, во втором — о вскармливании домашней птицы, в третьем — о взращивании трав и деревьев, в четвертом — о трудах над пятью злаками, в пятом — о почтении к постоянству небес, в шестом — об утверждении заслуг предков, в седьмом — об опоре на дэ земли, в восьмом — об употреблении всех птиц и зверей.

При появлении правителя Тао Тана стало собираться инь, накапливавшееся в глубинах. От этого русла рек оказались запертыми, и воды не могли следовать прежним путем. Ци народа было спертым и подавленным. Оттого сочленения и кости пришли у всех в скованное состояние и не слушались. Посему он изобрел пляску, чтобы заставить народ двигаться.

Хуан-ди некогда повелел Лин Луню изготовить люй. Лин Лунь пустился в путь от западного склона, гор Дася и достиг северного склона горы Юаньюй. Взял бамбук из лощины Сеси, отобрав стебель с крупными и равными полостями, и разрубил его между коленцами. Его длина равнялась трем цуням и девяти фэням; когда в него дули, он издавал тон гун Желтого Колокола. Лин Лунь дунул в него и сказал: «Это и нужно!» Затем он сотворил двенадцать трубочек. А когда услышал у подножия горы Юаньюй пение пары фениксов, он стал различать двенадцать тонов-люй. Шесть он настроил по пению самца, шесть — по пению самки, приведя их в соответствие с тоном гун Желтого Колокола. Посему говорят: гун — корень мужским и женским тонам.

Хуан-ди повелел также Лин Луню отлить совместно с Юн Цзяном двенадцать колоколов, гармонировавших с пятью нотами, для исполнения торжественной музыки. В день и-мао второй луны весны, когда солнце было в Куй, впервые сыграли на них, и музыку назвали «Сянь чи».

Высокий предок Чжуансюй появился на свет из реки Жо, но жил всегда в Кунсане. Когда он поднялся до звания ди и пришел в гармоническое единство с небом, ветры стали дуть по его слову. Они звучали: си-си, ци-ци, цзян-цзян... Чжуансюй полюбил их и повелел Фэй Луну потрудиться над созданием нот восьми ветров. Их назвали чэнъюнь и исполняли при жертвах Шанди. Он также повелел саламандре создать музыкальные такты. Саламандра легла на спину и стала барабанить хвостом по брюху; звук получился: ян-ян...

Ди Ку повелел Сянь Хэю сделать песни. Тот создал девять шао, шесть ле и шесть ян. Шуи для него сделал барабаны пи и литавры гу, колокола чжун и литофоны цин, флейты чуй и гобои лин, трубы гуань, окарины сюань, флейты чи, барабанчики тао и колокольчики чуй-чжун. Тогда Ди Ку велел народу хлопать в ладоши, барабанить в барабаны пи и гу, ударять в колокола чжун и литофоны цин, дуть в гобои лин, трещать трещотками, трубить в трубы гуань, свистать на флейтах чи. От этого птица Фэн стала летать по небу в такт. Ди Ку был очень доволен, а музыка впоследствии послужила укреплению дэ предков-правителей.