Хронист дома Ся по имени Чжун Гу вытащил свои записи и графики-схемы [законов] и заплакал, держа их в руках, однако глава <дома> Ся — Цзе был уже в полном ослеплении, насилия и смуты при нем достигли предела. Тогда хронист Чжун Гу покинул страну и уехал ко двору династии Шан. Тан очень обрадовался этому и передал всем чжухоу следующее: «Царь из дома Ся утратил дао. Он насильничает над народом и мучает его, уничтожает своих родственников [отцов и старших братьев] и позорит своих верных слуг. Он пренебрегает [советами] своих мудрых и благонамеренных подданных, удаляет справедливых и слушает льстецов. Весь народ опечален таким ходом дел, придворные, которым поручено наблюдать за соблюдением законов, сами бегут в Шан».

Тайный секретарь нэйши дома Инь по имени Сян Цзи, видя, как правитель Чжоу впадает во все большее ослепление и творит все большие бесчинства, погрузил свои схемы и кодексы на повозку и бежал с ними к Чжоу[352]. У-ван очень обрадовался и, обращаясь к чжухоу, сказал: «Царь Шан впал в великую смуту! Он сдался перед силой вина, он удалил Цзи-цзы и окружил себя девчонками и мальчишками. Государственными делами ведает у него Да Цзи, награды и наказания выдаются бессистемно, без соблюдения законов и обычаев. Он казнил троих ни в чем не повинных, народ во многих случаях отказывается повиноваться, верные закону подданные бегут к нам в страну Чжоу». Главный хронист царства Цзинь по имени Ту Шу, видя, в какую смуту погружается Цзинь, увидев, как занесся, забыв о добродетели и долге, цзиньский правитель, со своими таблицами и кодексами бежал в Чжоу. Чжоуский Вэй-гун принял его и задал вопрос: «Какое из царств Поднебесной погибнет первым?» Тот ответил: «Первым погибнет Цзинь». Вэй-гун спросил, почему он так думает. Тот ответил: «Когда я был там, в Цзинь, я не мог прямо говорить, так что пришлось указать цзиньскому гуну на дурные предзнаменования небес, поскольку в движении солнца, луны и звезд наблюдалось много аномалий. Но он сказал: «Ну и чем это может мне повредить?» Я также указывал ему на то, что в поведении людей стало проявляться заметное отсутствие справедливости, так что простой народ начал роптать. Но он на это сказал: «Ну и как это может на мне сказаться?» Я также указал ему, что соседние государства проявляют строптивость, а мудрые и благонамеренные не одобряют правительственных мер. Но он на это сказал: «Ну и как это может меня подорвать?» Кто так говорит, тот даже не понимает, откуда грозит гибель. Поэтому я, ваш слуга, и говорю — первым погибнет Цзинь!»

Он не прожил в Чжоу и трех лет, как Цзинь погибло. Вэй-гун тогда вновь встретился с Ту Шу и спросил: «Кто следующий?» Тот сказал: «Следующим будет Чжуншань». Вэй-гун спросил, почему он так думает, и он ответил: «Небо рождает человека и наделяет его стыдливостью. Стыдливость — это долг человека. Этим он отличается от птиц и зверей, лосей и оленей. Этим устанавливается порядок, при котором существуют правители и подданные, высшие и низшие. В обычай же Чжуншань вошло превращать день в ночь, а ночью продлять предыдущий день. Мужчины и женщины там сходятся и ласкаются беспрерывно. От этого люди там изнеженные, чувствительные и легко льют слезы. А правитель не видит в этом ничего дурного. Это нравы погибающего царства, поэтому я, ваш слуга, и говорю: «Следующим будет Чжуншань!»

Через два года Чжуншань действительно погибло. Вэй-гун вновь призвал Ту Шу и между прочим спросил: «Кто следующий?» Ту Шу не ответил. Когда же Вэй-гун продолжал настаивать, Ту Шу ответил: «Следующим будете Вы, правитель». Вэй-гун тогда испугался и стал искать по всей стране зрелых мужей. Он заполучил на службу И Чжи и Тянь И и оказал им всяческие почести, он нашел Ши Линя и Чжао Пяня и сделал их членами совета. Он отменил 39 обременительных для народа указов и сообщил о своих мерах Ту Шу. Тот сказал на это: «Ну, может, этих мер и хватит до конца вашей жизни, правитель». И добавил: «Я, ваш слуга, слышал вот о чем. Когда государство идет к расцвету, небо посылает ему мудрых и искусных в речах мужей, а когда государство идет к упадку, небо посылает смутьянов и краснобаев».

Когда Вэй-гун скончался, гроб его девять месяцев не предавали земле, царство Чжоу разделилось на два лагеря. Посему слова владеющих дао нельзя не воспринимать всерьез.

На чжоуских треножниках изображался монстр Та-оте — с головой, но без туловища — он хватал человека, но не мог его проглотить целиком и тем наносил вред себе самому. Эти изображения олицетворяли возмездие: тому, кто творит недоброе, тоже не поздоровится.

Бо Туй прибыл в Чжуншань. Царь Чжуншань пожелал, чтобы он остался там. Бо Туй упорно отказывался, взошел на колесницу и уехал. Затем он прибыл в Ци. Циский царь также хотел оставить его при себе в должности, но он опять отказался и уехал. Кто-то спросил его, почему он так поступил, и он сказал: «Эти два государства в скором времени погибнут. То, чему я стал свидетелем, называется «пять признаков конца». Что есть пять признаков конца? Когда не награждают верных — это конец вере; когда не награждают прославленных — это конец стремлению к славе; когда не награждают любящих — это конец родственным чувствам; когда у путешествующих нет на дорожные расходы, а у постоянно живущих на одном месте — на пропитание — это конец финансам; когда не умеют заставить служить других и не в состоянии служить сами — конец успехам государства. Если в государстве имеются эти пять признаков конца, то оно погибнет, если не случится чуда. А в Чжуншань налицо полный набор этих признаков, и в Ци тоже. Если только предположить, что царь Чжуншань и циский царь, прослышав про пять признаков конца, изменят порядок правления, тогда, быть может, их гибель и не наступит с неизбежностью. Однако беда их в том, что они как раз ничего не слушают. Даже если им об этом и рассказать, они не поверят».

Так что долг властителя заключается как раз в том, чтобы уметь слушать, вот и все. Иначе ничего не дадут ни пятикратные наделы Чжао, [как сделали в Чжуншань], ни всеобщая мобилизация и отвод войск к реке Цзи, [как сделали в Ци]. Ибо они отбросили то, благодаря чему существовали, и своими руками создали то, благодаря чему должны были погибнуть.

В Поднебесной есть мужи, владеющие дао, но их всегда немного. Если на пространстве в тысячу ли есть один такой муж, можно считать, что они стоят плечом к плечу, и если раз в несколько поколений появляется мудрец, можно считать, что они идут друг за другом по пятам. Но раз появление мужей государственных и мудрецов — дело столь редкое, а они совершенно необходимы для утверждения порядка, то откуда же взяться порядку? Ведь даже когда, по счастью, есть такие, они могут оставаться в неизвестности, а это все равно как если бы мудрых вовсе не было. Вот поэтому-то порядок обычно столь недолговечен, а смуты — столь продолжительны. Поэтому сильных ванов можно вспомнить не более трех, ба-гегемонов — не более пяти[353], в то время как гибель государств — дело обычное, властителей захватывают в плен одного за другим. А ведь этих несчастий не было бы, будь в стране истинные мужи государственные. По этой причине больше нет ни более чем четырехсот чжухоу, получивших от дома Чжоу наделы, ни более чем восьмисот царств, которые были у него в подчинении[354]. А те, что сохранились, тоже бывали в прошлом разорены. Разумный властитель, понимая, как обстоят дела, должен день ото дня становиться все осмотрительнее, стремясь продлить свой век. Это можно уподобить восхождению на вершину. Когда тот, кто поднимается на гору, находится уже достаточно высоко и оглядывается по сторонам, он видит, как величественные утесы вздымаются все еще высоко над ним. Тут есть сходство с тем, как воспринимает себя мудрец: как бы сам он ни был разумен, как бы ни были высоки его поступки, оглянувшись вокруг, он всегда видит тех, кто бесконечно превосходит его самого!