Если бы народ сам знал, что можно сделать, а что нельзя, тогда нечем было бы заняться мудрым. Если мудрый правитель и честный подданный не в состоянии направить глупых и наставить простых, слава их не увенчает потомков; они не оставят будущим поколениям в наследие ничего великого.

Ши Ци, конечно, понимал, что произойдет с ним, но поступал так из верности правителю. Вэйский Сян-ван, можно сказать, был последовательным в проведении добрых начинаний. Поскольку он искренне стремился быть последовательным в осуществлении добрых дел, он не менял своего образа действий, невзирая на ропот и протесты народа. Свершать большое дело непросто — оно всегда вызывает ропот толпы. Бывает, что этот ропот приводит даже к гибели царства. Поэтому на ропот толпы невозможно не реагировать. Правитель средних достоинств может из-за такого ропота прекратить доброе дело. Однако мудрый правитель свершает свои великие дела, невзирая на ропот толпы.

Когда порядок и смута, существование и гибель царства отличаются, как гора от лощины, как белый мел от черного лака, — тогда ни к чему мудрость, достаточно и глупости. Но вообще порядок и смута, существование и гибель не таковы — они то очевидны, то неочевидны. Поэтому даже мудрые мужи и добродетельные правители должны напрягать ум и глубоко задумываться, прежде чем достичь этого состояния ясности понимания, как это можно видеть из деятельности Гуань Шу и Цао Шу и планов по умиротворению непокорных восьми государств на востоке.

Ибо начало различий между смутой и порядком, между гибелью и существованием подобно осенней паутинке. Кто в состоянии увидеть кончик осенней паутинки, тому не грозит заблуждение и при изучении крупных вещей.

Законы царства Лу гласили, что если житель царства Лу попадает в рабство, жительница — в наложницы к кому-нибудь из чжухоу, то сумма, за которую их можно выкупить, предоставляется в золоте двором. Но когда лусцы выкупали Цзыгуна у чжухоу, он отверг положенное ему золото из казны. Конфуций сказал: «Это твоя ошибка! Отныне лусцы перестанут выкупать своих соотечественников. Если бы ты взял это золото, то добродетели твоей урону не было бы, а вот то, что не взял, приведет к тому, что людей больше не будут выкупать по твоей милости». Наоборот, Цзылу как-то спас утопающего, и тот, чтобы отблагодарить его, подарил вола. Цзылу подарок принял, и Конфуций сказал: «Теперь лусцы непременно станут спасать утопающих». Конфуций видел всю тонкость ситуаций и предвидел отдаленные последствия. Достаточно было ему увидеть начало, и он мог представить себе конец.

В царстве Чу был пограничный город под названием Бэйлян. Некая девица из этого города вместе с другой девицей из пограничного города со стороны царства У вместе собирали листья тута на самой границе. Во время забавы девица из Бэйляна как-то поранилась. Тогда люди из Бэйляна обвинили в ранении своего чада взрослых из У. Отвечая на это обвинение, усцы не были достаточно вежливы, что рассердило чусцев, которые убили жителей У и оставили их там лежать. Усцы тогда отправились в Чу, чтобы отомстить за это, и уничтожили всю семью той девушки. Это привело в ярость бэйлянского гуна, который вскричал: «Что? Эти усцы смеют нападать на мой город?» Он поднял войско и повел его ответным походом на чуский город, истребив там всех от мала до велика. Узнав об этом, пришел в ярость И Мо, царь Чу. Во главе войск он напал на пограничный город усцев и сровнял его с землей, предварительно разграбив, а затем отступил. Царства У и Чу с той поры стали непримиримыми врагами. В результате уский гун Цзы Гуан вновь пошел походом и дал сражение чусцам при Цзифу. Он нанес сокрушительное поражение чусцам и захватил их полководцев Пань Цзычэна, Сяо Вэйцзы и Фэнь Сяо. Затем он привел войска к стенам Ин, столицы царства Чу, где захватил и увез к себе жену чуского Пин-вана. Таковы истинные мотивы битвы при Цзифу.

При управлении государством самое высшее знание — знание того, с чего начинается событие и чем оно завершится; только потом — знание процесса развития. Кто не владеет искусством знания этих трех вещей, тот подвергает свое государство опасности, а самого себя обрекает на гибель. В «Сяо цзине» говорится: «Тот, кто стоит высоко, но никому не угрожает, может сохранять долго свое высокое положение. Тот, у кого много добра и кто не расточителен, может долго сохранять свое состояние. У кого же знатность и богатство становятся неотъемлемыми, тот в состоянии защитить алтари земли и посева и умиротворить население своей страны». Чусцы этого не сумели.

Сын гуна из царства Чжэн по имени Гуйшэн поднял войско с целью покарать царство Сун. Сунский Хуа Юань во главе своих войск встретил его при Даци. Ян Чжэнь правил его боевой колесницей. Накануне битвы Хуа Юань велел заколоть барана, чтобы угостить мужей, но Ян Чжэнь туда не был приглашен. На следующий день в ходе битвы он гневно обратился к Хуа Юаню и сказал: «Вчера ты всем заправлял, а сегодня всем заправляю я!» И он направил боевую колесницу в самый центр чжэнских войск. Сунские войска потерпели поражение, а Хуа Юань был пленен.

Каждому известно, что огромный арбалет не выстрелит, если в нем не хватает детали размером с рисинку. Бой — огромная машина. Угощать военных и забыть о собственном колесничем, а затем из-за этого потерпеть поражение и оказаться в плену — на кого уж тут пенять?! В каждой битве нужно все предусмотреть, все приготовить, знать и противника, и свои войска — только тогда можно воевать.

В царстве Лу дома Цзи и Гоу устраивали петушиные бои. Дом Цзи одел своего петуха в доспехи, и тогда дом Гоу надел своему металлические шпоры. Петух дома Цзи не мог одержать верх, и тогда Пин из рода Цзи возмутился. Он отправился на двор к Гоу и разрушил там сарай. Тогда в гневное состояние впал Чжао из дома Гоу и подал клеветническое заявление Чжао-гуну. Он сказал: «При великой жертве предкам в храме Сян-гуна было всего два танцовщика, потому что все остальные исполняли танцы в доме Цзи. Отсутствие морали и уважения к высшим в доме Цзи давно известно, и если их не покарать самым суровым образом, под угрозой окажутся алтари земли и посева». Гун пришел в ярость, без дальнейшего изучения вопроса послал Бо во главе войск к дому Цзи, и тот разорил их подворье. Тогда обе ветви дома Цзи, Чжунсунь и Шусунь, встретились и сошлись на следующем: «Если не станет дома Цзи, наш род прекратит существование в течение одного дня». Они вооружились и отправились в путь так, чтобы выйти через северо-западные ворота. Таким образом, все три дома объединили усилия, и Чжао Бо из рода Гоу не смог их осилить и пал. Чжао-гун тогда испугался. Он бежал в Ци и умер по дороге в Ганьжоу. Луский Чжао, до которого дошли эти слухи, не стал рассуждать, соответствуют ли они действительности, — он испугался того, что все государство Лу оказалось не в состоянии разгромить один род Цзи, не понимая того, что только страх заставил род Чжуншу объединиться в несчастье с родом Цзи!

Это значит, что он не понял истинных мотивов действий этих людей. Кто не понимает истинных мотивов действии людей, тому, как бы высоко ни было его положение, не видать покоя. Если уж царство Лу опасалось, что ему не справиться с одним родом Цзи, то тем более надо было опасаться общей ненависти трех ветвей рода Цзи, отчего они и стали помогать друг другу. Если рассмотреть этот случай, станет ясно, что в этой неразберихе виноват не один род Чжуншу — все царство Лу было охвачено страхом, а когда все государство Лу оказалось объято страхом, могло показаться, что весь народ стал твоим врагом. И тут уж, считай, повезло, что удалось добраться так далеко — до Ганьжоу, и только там умереть!