Гаоцзы Чжун сомневался по поводу передачи власти в стране от Яо к Сюй Ю, и он призвал Наньгун Сяня и Кунбо Чаня, после чего все низкие речи прекратились.

Цзиньцы стремились напасть на Чжэн и отправили Шу Сяна на разведку — посмотреть, как обстоят там дела: есть ли там люди достойные. Цзычань спел ему по этому поводу песенку: «Если ты хорошо обо мне думаешь, я в лучшем платье пойду через реку Вэй; но если ты обо мне не помнишь, почему бы тебе не поискать другого мужа-советника?» Возвратившись домой, Шу Сян доложил: «В царстве Чжэн есть люди! Там Цзычань у дел, на них нельзя нападать. Цинь и Чу — наши соседи, но поют не по-нашему, поэтому на них тоже нельзя нападать!» Цзиньцы тогда приостановили захват Чжэн. Конфуций об этом сказал: «В «Песнях» говорится: «Не бывает сильной власти без достойных людей». Цзычань произнес всего одну строку из песни, а тем самым уберег Чжэн от нападения!»

Слушая людские речи, непременно нужно их внимательно изучать. Ведь бывает, при многократной передаче белое становится черным, а черное — белым. Собака похожа на павиана, павиан на мартышку, мартышка на человека, а между тем человек все же сильно отличается от собаки! По этой причине люди неразумные впадают в серьезные заблуждения.

Изучение того, что слышишь, может принести большую пользу. Когда же сообщение оставляют без проверки, лучше бы такого сообщения вовсе не было. Циский Хуань-гун услышал про Гуань Чжуна от Баошу, чуский Чжуан-ван узнал о Суньшу Ао от Шэнь Иньши. Однако, узнав про этих людей, они взялись их изучать, и в конце концов это привело к тому, что они стали ба-гегемонами. Уский ван Фучай слышал о юэском ване Гоу-цзяне от своего канцлера Пи, Чжи Бо слышал о Чжао Сян-цзы от Чжан У; но они не сумели оценить эти сведения, и потому и царства их и сами они погибли[379].

Так что, слушая людские речи о ком-либо, необходимо тщательно их изучать, проверяя их соответствие известным фактам. Как-то луский Ай-гун спросил у Конфуция: «Говорят, этот капельмейстер у Шуня, Куй, был об одной ноге. Этому можно верить?» Конфуций сказал: «В старину Шунь, желая с помощью музыки просветить Поднебесную, повелел Чуну и Ли найти Куя среди народа и представить его ко двору, после чего Шунь сделал его юэчжэном-капельмейстером. После этого Куй исправил шесть тональностей-люй, привел в гармонию пять тонов-шэн, настроив тем самым и звучание восьми ветров-фэн, так что вся Поднебесная была умиротворена. И когда Чун и Ли собрались вновь отправиться на поиски еще кого-нибудь вроде Куя, Шунь сказал: «Музыка — это тончайшая ци, возникающая между небом и землей, она есть ключ ко всякому правлению, всем приобретениям и утратам, и лишь совершенному мудрецу под силу придать ей гармоничность. А гармония — корень музыки! Куй вполне оказался способен сделать ее гармоничной, чтобы потом с ее помощью привести в равновесие всю Поднебесную, и такого, как Куй, довольно и одного!» Поэтому и говорится: «Такого, как Куй, достаточно и одного», а вовсе не в смысле: «Куй был одноног»[380].

В царстве Сун жила семья Дин. У них не было во дворе колодца, и за водой ходили далеко, так что кто-нибудь всегда был вне дома-хозяйства. Наконец всей семьей выкопали колодец и сообщили соседям: «После того как вырыли колодец, у нас стало на одного человека в хозяйстве больше!» Кто-то услышал этот разговор, и стали передавать: «В семье Дин, когда рыли колодец, выкопали человека!» Горожане это разнесли по дорогам, дошло до сунского правителя, и сунский правитель послал спросить об этом случае у семьи Дин. Те ответили: «Приобрели лишнего человека для работы, а не выкопали человека из колодца». Так что чем бездумно передавать чужие слова, лучше уж вообще ничего не слушать.

Когда Цзы Ся отправился в Цзинь, он проходил через Вэй. Там некто читал исторические записки, и притом вслух: «Цзиньские войска перешли реку Хуанхэ как три кабана». Цзы Ся сказал: «Тут, наверное, ошибка, скорее всего имеется в виду — «в день цзи-хай». Ведь иероглиф «цзи» близок по форме к знаку «три» — «сань», а «ши», «кабан», по значению близок к «хай» — «свинья»». Когда он добрался до Цзинь и осведомился, ему сообщили, что цзиньские войска действительно переходили реку Хуанхэ в день цзи-хай.

Со словами часто бывает так, что они кажутся бессмысленными, а на самом деле имеют смысл; но бывает и наоборот: вроде бы смысл в словах есть, тогда как на самом деле его нет. Грань между смыслом и бессмыслицей необходимо четко различать, даже мудрецы должны быть здесь предельно осмотрительны. Но как можно соблюсти здесь осторожность? Видимо, нужно всегда помнить о естественном порядке вещей и событий, проверяя получаемые сообщения при помощи сравнения с известным из опыта. Только так и можно составить обо всем правильное представление.

Мудрый властитель ничто так не ценит, как настоящих мужей. И ценит он настоящих мужей за их прямые речи. Когда речи прямы, на их фоне становятся видны все извращения. Горе властителю, если он желает слушать речи, извращающие правду, а прямые речи слушать не хочет — это все равно что завалить камнями источник и потом идти к нему за водой: откуда же она возьмется? Это все равно что отталкивать все желанное и привечать все ненавистное — откуда же возьмется желанное?

Нэн И был принят циским Сюань-ваном. Сюань-ван сказал: «Я, недостойный, слышал, что вы, господин, склонны к прямоте, это верно?» Тот ответил: «Мне, И, разве удается быть прямым? Как я, И, слышал, муж, любящий прямоту, не селится с семьей в царстве, охваченном смутой, и не ищет приема у запятнавшего себя правителя! А я вот стою перед вами, и семья моя — в Ци, так что разве можно мне говорить, что мне удалось остаться прямым?» Сюань-ван тогда в гневе вскричал: «Неотесанный мужлан!» — и хотел покарать его. Но Нэн И сказал: «Ваш слуга с малолетства полюбил службу, а возмужав, этим занялся. И почему бы вам, ван, не общаться с неотесанными мужами? Вы таким образом могли бы дать всем понять, что именно вам нравится?» Ван тогда отпустил его.

Нэн И, конечно, понимал, что нужно быть осторожным, когда говоришь в присутствии властителя, и все равно это не могло заставить его властителю льстить. А разве это малое приобретение, когда находится искомое отсутствие лести властителю? Этого как раз и ищут добропорядочные властители, в то время как недобропорядочные этого не любят.

Ху Юань обратился к цискому Минь-вану: «Иньские треножники были выставлены в чжоуском дворцовом зале, их алтарь земли шэ был убран чжоусцами под крышу, а их музыка, сопровождавшая ритуальные танцы со щитом и секирой [гань-ци], стала употребляться людьми для развлечения. Между тем музыка погибшего царства не должна исполняться в храме предков, алтарь шэ погибшего царства не должен быть показываем небу, а ритуальные сосуды погибшего царства должны быть выставлены в зале дворца как предостережение победителю. Вам, ван, необходимо этого избегать. Поэтому должно быть отдано повеление, чтобы большой люй-подбор колоколов царства Ци не выставлялся в зале дворца, чтобы никогда алтарь земли Тай-гуна не покрывался крышей, чтобы никогда циская музыка не исполнялась для развлечения народа!» Но циский ван не послушался его, и тогда тот вышел и три дня оплакивал судьбу царства, причитая так:

Циский ван спросил тогда у чинов знающих: «Что у нас полагается по закону тому, кто заранее оплакивает гибель царства?» Судьи сказали: «Отсечение ноги». Ван сказал: «Применить закон!» Тогда судебные чины выставили топор и плаху у ворот Дунлюй, поскольку они не хотели его казнить, а хотели, чтобы он бежал. Однако Ху Юань, прослышав об этом, пришел, хромая, и предстал перед судебными чинами. Те сказали ему: «За оплакивание царства положено отсечение ноги. Вы, преждерожденный, ведь стары, ведь вы такого по старости и не знали?» Ху Юань сказал: «Что значит не понимать по старости?» А затем как бы отвечал сам себе: «Люди с юга, которые приплыли сюда щурятами, выросли в барракуд. Таким чужой двор что трава, в которой они прячутся, а чужая страна что морская расселина, в которой они таятся. В Инь был Би Гань, в У был Цзысюй, а в Ци есть Ху Юань. Речей его не слушают, так что нужно отсечь ему ногу у ворот Дунлюй. Тот, кто велел отсечь, тем самым поставит меня третьим в ряд к тем двум мужам!»