После обеда жандармы согнали на площадь всех — мужчин и женщин, стариков и детей. Бай Димо привязали к столбу перед общинным управлением. Каждый житель села, проходя мимо партизана, должен был плюнуть ему в лицо.

Заплеванным и опороченным должен был умереть старый партизан. Заплеванным и опороченным теми, ради счастья которых ушел в горы, за которых теперь умирал.

Начальник знал, что такая мука страшнее смерти.

Полетели первые плевки. Они не были тяжелыми для старика, потому что были плевками врагов. Но вот подошел один из соседей Димо. Он запинался на каждом шагу, глаза его были наполнены ужасом, а губы пересохли. И вот — нелепый плевок куда-то в сторону… Начальство ничего не заметило.

Прошел второй, третий, четвертый крестьянин… Плевки падали рядом на землю, а люди торопились поскорее миновать страшное место, где стоял человек с окровавленным лицом, обреченный на такую позорную смерть.

Но тут начальник возмутился:

— Плюйте на него!.. Плюйте на этого изменника! На бандита! — И нагайка в его руке засвистела направо и налево.

— Плюйте, крестьяне! Плюйте и запомните, как погиб ваш бай Димо! — прогремел над площадью голос старого партизана.

— Господи! Да что же это такое? — запричитали женщины.

На площади нарастал гул недовольства, протеста. Люди не могли больше сдерживаться. Рассвирепевший полицейский подскочил к партизану и начал хлестать его нагайкой.

— Бейте его все!

На старика наскочили жандармы с палками, плетками, пистолетами, винтовками. Когда они отошли, у столба остался изуродованный труп.

— Знает ли Пенко, как убили его отца?

Бай Недялко кивнул головой.

— Знает. Все знают. Весь район…

Долго мы молчали, словно прощаясь с товарищами, которых уже больше не увидим.

— А ты знаешь, Лазар, что у нас уже есть пулеметы и автоматы? — услышал я голос бай Недялко.

Оказалось, что после долгого, полного опасностей пути вернулась группа Свилена. Люди падали от усталости. Их плечи были стерты до крови тяжелым, но ценным грузом. Они донесли все, не потеряв ни одной обоймы, ни одной пулеметной ленты. Теперь у бригады было уже четыре пулемета, восемь английских автоматов, одна скорострельная винтовка.

23 июля все партизанские подразделения, за исключением Пирдопского отряда, собрались под вершиной Мургаша по указанию Янко на совещание. Руководил им Васо, секретарь Чавдарского районного комитета партии. Здесь были организационно оформлены четыре четы.

Локорская чета с командиром Борисом Тошковым и комиссаром Иваном Хариевым — Доктором, Ботевградская — с командиром Николой Величковым и комиссаром Шимоном Ниньо — Гошо Шомполом, Пирдопская — с командиром Георгием Генковым и комиссаром Асеном, Центральная — с командиром Стоилом Гроздановым — Свиленом и комиссаром Милчо.

Исполняющим обязанности командира бригады стал Тодор Дачев, а комиссаром — Веселин Андреев.

Кроме выполнения основных задач Локорская чета должна была поддерживать связь с Софией, Ботевградская — с Червенобрежским отрядом, Пирдопская — со среднегорскими партизанами, а Центральная — со всеми тремя отрядами.

Вместо погибших товарищей в Чавдарский районный комитет партии и РМС были избраны новые.

Чтобы испробовать вновь полученное оружие, штаб бригады решил провести совместную операцию по занятию села Ябланицы при участии всех отрядов, расположенных возле Мургаша.

Был разработан подробный план нападения. Одна группа партизан с пулеметами была оставлена в засаде возле Ребарковского шоссе на случай, если полиция и жандармерия прибудут раньше, чем бригада закончит операцию в селе. А дел было много. Надо было не только запастись продуктами, не только сжечь документы в общинном управлении, надо было продемонстрировать крестьянам новое оружие, чтобы повсюду по селам пошла молва о силе партизан.

Ябланица не впервые встречала партизан. Но впервые на их плечах видела пулеметы и автоматы.

Когда операция была закончена, партизанская колонна направилась к Мургашу, откуда каждый отряд пошел своей дорогой выполнять поставленные ему штабом задачи.

Давно уже прошло то время, когда власти твердили, что уничтожили партизан всех до одного, что с «Чавдаром» покончено раз и навсегда.

Теперь в докладах кметов, районных начальников и областного директора все чаще встречались тревожные сигналы: «Село было занято партизанами. Существует реальная опасность усиления действий нелегальных…»

Начальник областного управления полиции издал строгий приказ полицейским не появляться на улице в одиночку, особенно в вечерние часы, и всегда быть в полной боевой готовности.

Охотники за партизанами уже не смели углубляться далеко в горы. Партизаны стали там полными хозяевами. Теперь уже не полиция устраивала засады на партизан, а партизаны охотились за полицией, и та старалась ускользнуть от их ударов.

Советская Армия подошла к границам Болгарии.

Призыв правительства к партизанам спуститься с гор и сдаться властям, которые им «все простят», был воспринят как шутка.

Наступали решающие дни.

— Такое вот положение, Лазар. Янко приказал разыскать тебя во что бы то ни стало и привести в Софию. — Бай Недялко критически оглядел нас. — Только вот в такой одежде…

Действительно, одеты мы были плохо.

— Надо вам что-то найти.

Я не возражал. Решено было, что он пойдет в Софию за одеждой, а мы через два дня будем его ждать в роще возле Осоиц.

На второй день бай Недялко вернулся. До самого вечера мы приводили себя в порядок. Костюмы были велики — здорово мы исхудали в горах, и все же теперь выглядели приличнее, чем в старом тряпье.

Рано утром, ополоснувшись студеной водой, тронулись к Саранцам. По дороге смешались с толпой эвакуированных горожан, спешивших на станцию, и, не задерживаясь, вошли в последний вагон поезда. Вскоре бай Недялко принес нам билеты. Затем он перешел в соседний вагон: не следовало ехать всем вместе.

На Военной платформе мы вышли. Я предложил пойти к тетке Марии. Спустя час пришли на улицу Панайота Волова и увидели, что бомбой снесена половина дома тетки.

— А теперь куда?

— Давай к Сотиру.

Наш старый друг и товарищ о чем-то разговаривал со своим заказчиком. Мы разглядывали витрины, дожидаясь, когда человек уйдет. Наконец дверь за ним захлопнулась.

— Что вам угодно?

Я медленно повернулся к Сотиру:

— Здравствуй, друг! Узнаешь?

Сотир бросился нас обнимать:

— Добри, Желязко… Вот так встреча! Сейчас закрою лавку. И пойдем. Сколько же лет мы не виделись! Добри, ты ли это?..

Я уже так отвык от имени Добри! Мне просто казалось, что оно не мое.

— Да, ты знаешь, Лена в Бабице.

— А Фиданка где?

— У себя дома.

— Нельзя ли ее попросить позвать Лену?

— Конечно можно.

Эту ночь мы провели у Сотира, а на следующее утро Фиданка отправилась в Бабицу. Мы условились, что Лена придет в дом бай Петко и там будет ждать меня. В этот же день я встретился с Христо Русковым, который отвел меня в один из домиков на улице Слатинский редут, где я должен был прожить до начала совещания.

Вскоре Христо связал меня с Янко. Мы не виделись около трех месяцев. Все это время Янко руководил действиями бригады.

— Немного уже осталось, Лазар. Самое большое — два месяца! Только работы сейчас стало в десять раз больше. У нас впереди теперь уже не отдельные операции, а генеральное сражение за власть. Снова придется менять тактику…

Мы вошли в уютный домик. Хозяйка приветливо улыбнулась и предложила мне сесть, а сама с Янко вышла в соседнюю комнату.

Я огляделся. Две этажерки с книгами. Я подошел и начал их разглядывать. В это время дверь отворилась и вошла хозяйка с Янко.

— Лазар, это вот доктор. Она тебя осмотрит, — сказал Янко.

Доктор Мара Малеева долго ощупывала мою руку (позже я узнал, что это жена Янко). Я с тревогой смотрел на нее. Приговор врача иногда бывает тяжелее судебного.