Кто-то постучал в дверь.

— Входи!

Никто не вошел, а снаружи снова постучали.

— Входи же!

И опять никто не появился. А к нам обычно входили без стука.

— Ну тогда, если нравится, стой за дверью.

Дверь открылась, и на пороге вырос Добри.

— Ты что, вернулся?

Я столько дней ждала его приезда в отпуск, ждала, что его демобилизуют, а вот теперь, когда он наконец пришел, так встретила его! Я бросилась обнимать Добри, а он вдруг отстранил меня.

— Погоди, на мне полно вшей. Сначала нужно переодеться.

Как он изменился за эти три месяца, пока я не видела его! Похудел, оброс. Я стояла в растерянности, не зная, что сказать. И тут раздался голос мамы:

— Здравствуй, Добри! А ты, Лена, собери человеку поесть.

Я пошла к буфету достать тарелки и вилки, а мама поставила большой котел в печку. «Человек» должен был вымыться хорошенько, чтобы снова приобрести человеческий вид.

Когда мы остались вдвоем, Добри вытащил несколько «одринок» — так мы называли тогда яйцевидные гранаты — и подал мне одну из них.

— Спрячь эту штуку где-нибудь в укромном месте. Остальные я передам товарищам из района.

Я уже давно приготовила под черепичной крышей надежный тайник для оружия, боеприпасов и нелегальной литературы. Гранату я быстро спрятала туда же. Когда я вернулась, Добри пригласил меня сесть рядом с ним на лавку.

— Докладывай, что вы сейчас делаете в районе.

Несмотря на то что в районном комитете я замещала Добри, несмотря на то что он был моим мужем, когда мы заговорили с ним об организационных вопросах, я смотрела на него, как на руководителя, послушно отвечая ему, словно ученица.

— В «Риле» наша группа уже насчитывает семь человек. Необходимо разбить ее на две. Секретарем у нас толстушка Ленче…

— А ты тоненькая Ленче, — перебил меня Добри и подвел к висящему на стене зеркалу. — Посмотри-ка на себя!

И в самом деле, я очень похудела за последнее время. Но поскольку мы вели серьезный разговор, я отошла от зеркала и стала продолжать:

— Группа в «Шабате» разрастается. Мы привлекли еще двух девушек. До этого мы поручили им вести работу в БРС…

Вместе с Добри в отпуск приехал и Георгий Ковачки. Районный комитет решил провести общее собрание с их участием. Они должны были рассказать нам об обстановке в Беломории и о том, что происходит в армии, а мы — ознакомить их с нашей работой в районе.

В ближайшее воскресенье было решено организовать «субботник» — так мы называли тогда те дни, когда работали в пользу политических заключенных. Вся районная молодежная организация вместе с теми, кто не являлись ее членами, а симпатизировали ей, отправилась в местность Чепински Искыр за ивовыми прутьями. Нарезанные прутья там же на месте, пока они еще не успели потерять эластичность, мы с помощью нехитрого приспособления отбеливали, а после этого относили корзинщикам. Полученные деньги передавали в организацию.

После работы было намечено провести заседание комитета.

В Чепински Искыр мы решили пойти в субботу вечером. К нам пришли Гошо и Пешка, мы приготовили ранцы и, как только стемнело, отправились в дорогу. Вскоре мы веселой компанией уже шагали по лугу. Вокруг не было ни одной живой души, и мы громко пели песню о танкистах, потом о комсомольце-буденновце, который перед смертью говорил своему коню:

Ночь стояла темная, луна должна была взойти только в одиннадцать часов, и мы быстро шагали прямо через поле. Нашим проводником был Гошо, который ходил уже по этой дороге «тысячу раз».

Неожиданно Пешка споткнулся, и Гошо остановился.

— Далеко еще? — спросила я, сняв с плеча ранец.

— Да вроде бы… недалеко, — не совсем уверенно ответил Гошо и выругался в адрес луны, которая явно запаздывала взойти.

— Я тоже думаю, что уже близко, — вмешался Добри. — Пахнет водой. Где-то рядом должен быть Искыр.

— А вы у нас единственные проводники, — шутливо заметил Пешка.

— Давайте отдохнем немного, — предложил Добри. — Подождем, пока взойдет луна, тогда и сориентируемся.

— Хотя бы какую-нибудь копну сена найти, — вздохнул Пешка. — А то так, на голой земле…

Мы расстелили на земле одеяла, которые взяли с собой, улеглись, поговорили немного и вскоре все замолчали. Вдруг до нас донеслись голоса людей. Нам показалось, что эти люди где-то далеко, но мы решили ничем не выдавать своего присутствия: еще неизвестно, кто это такие.

Восход луны все проспали. Зато, как только солнечные лучи коснулись наших глаз, мы вскочили словно по команде.

Я осмотрелась. Всего в каких-нибудь двадцати шагах от нас стояло несколько копен сена, о которых мы мечтали ночью.

— Эй вы, проводники! — крикнул, рассмеявшись, Пешка. — До Царьграда дошли, а святую Софию не заметили.

— А у тебя самого где глаза были, на затылке, что ли? Чего же ты-то ни одну копну не заметил? — начал оправдываться Гошо.

В этот момент в ближайшей копне что-то подозрительно зашевелилось. Через мгновение из нее показалась лохматая голова — это был наш новый районный секретарь — Неделчо Ганчовский. Следом за ним вылезли Стоян Дылгия, Трендафил Мартинский и Живко Василев, а из другой копны выбрались Недка Колева и еще одна девушка. Почти весь районный комитет был в сборе.

В этот день ракитник, росший на берегу Искыра, остался без веток. Ребята старались перегнать друг друга, соревновались, кто больше нарежет прутьев, и девушки отбеливали их и связывали в большие вязанки, которые вечером нужно было отнести в Софию.

Но вот солнце начало опускаться над Люлином, парни и девушки стали группами расходиться. Когда над полем воцарилась тишина, мы снова собрались у копен сена. Несколько наших ремсистов, не входивших в комитет, отправились в охранение — их расставили по местам наши воины, и заседание началось.

Мы рассказали о работе в районе, Добри и Гошо ознакомили нас с настроениями в армии, а под конец снова был поставлен вопрос о том, что всех членов комитета необходимо вооружить. В то время только Неделчо и Живко имели пистолеты.

Наши воины переглянулись.

— Да, в таком виде, как сейчас, на вас всех одного полицейского хватит. Переловят, как цыплят в курятнике.

— Пистолеты необходимы всем, и не только пистолеты…

— Само собой, что не только пистолеты. Я позабочусь, чтобы у каждого члена комитета было и по две гранаты.

Это отозвался Живко. Его голос я узнала бы из сотен — низкий, грудной, энергичный.

Утром после заседания Добри ушел, и, когда я вернулась с работы, его еще не было. Наступил вечер, и я уже начала беспокоиться, но вдруг дверь широко открылась и Добри поманил меня к себе пальцем.

— Иди-ка посмотри.

Он вынул из кармана маленький дамский пистолетик.

— Дай, — попросила я, протянув руку.

— Погоди немного. Такое без выкупа не дается.

— Проси что хочешь…

— Баницы, да чтобы брынзы было побольше.

— Сейчас приготовлю, давай пистолет.

Вместе с пистолетом Добри принес и коробку патронов. Я долго любовалась пистолетом, а потом Добри снова взял его у меня и стал объяснять:

— Вот это ствол. Это спусковой крючок. А это…

Когда на улице затихли шаги ночных прохожих, я спырятала пистолет в тайник, куда уже раньше положила гранату. Теперь я была вооружена…

Через два дня после моего возвращения в полк мы собрались, чтобы обсудить поставленные перед нами задачи. Я сообщил товарищам, что о нашей организации теперь знают в Софии, что, возможно, предстоит начать восстание.

Слово «восстание» оказало удивительное воздействие на моих товарищей. Глаза у всех так и загорелись. Некоторые даже решили, что восстание — это вопрос ближайших дней, если не часов, и стали спешить, обвинять меня в нерешительности и промедлении.