Мужики пришли в движение, вновь бросившись на пришлых. Роланд метнулся туда же. Я тоже. Толку от меня было не много. Точнее очень мало. Я успел получить по зубам кулаком, в живот коленом и, что самое обидное, пяткой в пах. И как он только умудрился ударить меня туда пяткой?

Надо мной склонились Роланд и монашка.

— Живой, — довольно улыбнулся Роланд.

— Хвала богине, — вздохнула Бели.

— О, — засмеялся Роланд, — гляди-ка, Керанто! И как всегда когда все уже закончилось. Что на этот раз, доблестный Воин Света? Птичка дорогу переходила, али хомячок пробежал.

Керанто не ответил. Он во все глаза смотрел на обломок посоха и деда стонущего возле него.

— Сэр Роланд, — сухо произнес Воин Света, — мне кажется, что у нас с вами огромные неприятности.

— Да неужели, — в один голос прыснули рыцарь и монашка.

— Это очень плохо, — Керанто вытянул руку и ткнул пальцем в череп на посохе.

— Тогда нам есть, что обсудить с этим милым старичком, — Роланд легко, словно пушинку приподнял старика над землей. — И пока я с ним беседую, поговори с его людьми. И ради всех богов, Керанто, не церемонься с ними.

Как, спросите вы, это что, все? Смею вас уверить не все. И маг и его выжившие люди, коих уцелело аж трое, рассказали весьма много интересного. Интересно было даже мне, хотя я и мало что понимал. Ясно мне было только одно, что где-то далеко-далеко, кому-то очень могущественному нужно то, что отпечаталось на моем заду. И нужно это ему целым и невредимым. А вот как он его получит, привезут ли это на мне, или упакуют отдельно от всего тела, это его не слишком заботило. Однако все подробности эти я узнаю несколько позже, в тот же день я спал сном младенца, не зная, что где-то в пещере медленно просыпается еще один дракон.

Где-то далеко, под заснеженными горами, в тишине темных пещер, в удалении от людей, в окружении лишь летучих мышей, под живущими на нем полчищами мокриц и прочих многоногих созданий, просыпался дракон. Черный, древнее самого мира, он медленно, словно нехотя вдыхал затхлый спертый воздух. Его ноздри расширялись, закрытые веки слегка дергались, заставляя насекомых разбегаться по темным углам пещеры. Его притихшее тысячи лет назад сердце совершило первый удар, веки открылись, позволив золотым глазам взглянуть на тьму мира вокруг.

На другом конце света, в ничем не примечательной таверне с кружкой темного пива в руках сидел человек. Он, улыбаясь, смотрел, как совсем еще юная, прислуживающая за столами девушка, ловко разносит заказы и неприкрыто любовался ее красотой. Он не оценивал свои шансы провести с ней ночь, если бы он захотел, он бы устроил это с легкостью. Ему нравилось ее лицо, ее фигура, ее светлые, собранные в тугую косу волосы. Ему просто нравилось наблюдать за ней. И глядя на нее, он улыбался. Он был доволен и спокоен и темное пиво, глоток за глотком обжигающее его желудок, успокаивало все больше. Человек поднес кружку к губам, сделал глоток. Его тело выпрямилось, глаза округлились, пальцы непроизвольно разжались, и кружка со звоном разбилась об пол.

— Вот дерьмо! — выругался человек, растерянно глядя на дрожащие негнущиеся пальцы.

— Не беспокойтесь, господин, — девушка подскочила к нему и присев на корточки принялась вытирать пол. — Не беспокойтесь, такое случается, я сейчас все уберу. Но, — она подняла на гостя большие, синие, словно небо глаза, — но вам придется заплатить за кружку.

— Вот дерьмо! — повторил человек и, бросив на стол золотую монету, покинул таверну.

Все было так, или почти так. За достоверность пробуждения дракона и несчастную судьбу разбившейся кружки я поручиться не могу. Скажу только, что черный дракон действительно проснулся, а человек действительно покинул таверну. И если дракон еще ворочался с бока на бок, то человек мчался по дорогам, загоняя одного коня за другим. Куда он мчался? Узнаете. Не торопитесь.

Пока же мы с вами можем вернуться в тихую деревеньку, что всего за один день и радостной и погруженной в праздник по случаю смерти дракона превратилась в мрачную, пропитанную горем по семи погибшим людям. По поводу исчезновения старосты никто особо не переживал, был один, выберут и другого, а вот гибель хороших мужиков едва не сломала деревенских. Сэр рыцарь не без оснований переживал, что местные обвинят нас в произошедшем, но Керанто, наш доблестный Воин Света прочитал такую пламенную речь, что местные и не подумали нас в чем-то обвинять, напротив, весь их гнев обрушился на сидящего в подвале старосту.

А-а, мне кажется, я понял, почему никто не обвинял нас. Да, только сейчас! И не надо смеяться, еще несколько лет назад я был глуп как пень, иногда случаются помутнения. Забавно, тогда случались озарения, а сейчас помутнения.

Но я отвлекся. Вернемся же к нам. Так. Давайте посмотрим. За столом сидит благородный рыцарь, сэр Роланд Гриз, он напряжен и задумчив. На столе горит одинокая лампа, дающая света ровно столько, чтобы стоящий перед столом, связанный по рукам и ногам, на коленях стоит покрытый морщинами старик не потерялся в темноте. Возле ног его лежит разрубленный пополам посох. Рядом со столом, невинно поигрывая острым, как бритва кинжалом, расположилась монашка. Балахон ее слегка расстегнулся, оголив коленку и низ бедра снизу и позволив груди немного подышать воздухом сверху. Однако этот факт ее ничуть не смущает. Рыцарю нет никакого дела до ее прелестей, он и не смотри на нее вовсе. Старик иногда поднимает глаза, но лишь для того, чтобы скользнуть взглядом по бедру и, упершись в нож, мелькающий в руках монашки отвести взгляд. Керанто с нами нет, вот он, может быть, и позволил бы себе отвлечься от допроса и указать монашке, что все видят то, что она, как честная женщина, скрывает ото всех.

А я есть. Номинально. Не скажу, чтобы мое присутствие на что-то влияло, да и вообще было бы обязательным. Я мог бы с таким же успехом находиться где угодно, скажем, лежать, зарывшись в траву на ближайшем к деревне лугу, или купаясь в реке, или море. Я мог бы идти по дороге или забираться в горы, или заниматься чем-то еще, это все равно ничего бы не изменило. Так, где же я? А вон там. Видите в темном углу, ворох тряпок? А один глаз и кончик носа торчащие из него? Вот это я! Собственной персоной. А знаете ли вы, чего ради я туда залез? О, тут все просто. Я боюсь. Боюсь сильно, меня аж трясет от страха. Страх этот странный, стоит о нем подумать, и он исчезает, уступая место так привычному мне безразличию. А когда безразличие заполняет все мое естество, оно выгоняет из головы мысли, и тогда я снова становлюсь собой, пускаю слюни и наблюдаю, как дрожит огонек лампы. До тех пор, пока снова не встречаюсь взглядом с пустыми глазницами черепа на посохе. Вот тогда снова приходит страх. Сейчас, по прошествии многих лет, когда страх этот остался лишь в воспоминаниях, я начинаю думать, что он мне не принадлежал. Сдается мне, что это Черт и Суккуб перепугались до смерти и, обнявшись, дрожали в моей почти пустой голове. Признаюсь, мысли эти веселят меня до сих пор, главное чтобы эти двое о них не узнали, но здесь я спокоен, вы же им не скажите.

В общем, я боюсь, монашка, сверкая прелестями, играет с ножичком, а сэр рыцарь задает один вопрос за другим. Старик упорно молчит, отвечая редко и в основном описывая дорогу, которой стоит пойти рыцарю. Рыцарь не соглашается ни с направлением, ни с тем, что ему вообще стоит поднимать зад от лавки и куда-то идти. Все благородство сэра Роланда направлено на то, чтобы держать себя в руках, но с каждым указанием пути, держать себя в руках ему все сложнее. Я вижу это из своего угла, по сжимающимся кулакам и по тому, как взбухают желваки на его щеках. Но он пока держится. Бели же в допрос не лезет, четко обозначая свою позицию и всячески показывая, что нож в ее руках не просто так и готов пуститься в дело в любой момент. Но мы не продвигаемся. Мы не узнаем ничего нового. Хотя тут я не прав, новое мы узнаем, пути, куда следует отправиться рыцарю все более дальние и запутанные, но нас они никак не продвигают.