Утром Роланд Гриз был мрачен как грозовая туча и сер как осенний полдень. Я уже видел такое выражение лица у господина старшего повара, а потому списал это на очень жесткое похмелье, но причина оказалась в другом. И хотя Гриз страдал от одолевающего его похмелья, соображал он весьма прилично. Смерив меня взглядом, он приказал мне встать и вытянуться в струнку. После чего потребовал снять рубашку и внимательно осмотрел мое хлипкое тело. Сев на кровать и вытянув ноги, он разглядывал меня, словно купец на рынке смотрит на товар. Я начал подозревать неладное, но в силу небольшого ума, что именно неладно понять не мог.

Наконец сэр рыцарь вздохнул, хлопнул себя по колену и изрек:

— Сгодишься.

Я должен был спросить для чего. Я обязан был поинтересоваться, на что сгожусь. Но что я мог маленький испуганный дурачок. Я был безумно рад тому, что сгожусь хоть на что-то. Если бы тогда в моей пустой голове мелькнула хоть одна светлая мысль, глядишь, ничего бы этого не произошло, но я стоял и глупо улыбался, радуясь тому, что мне найдется применение. Но больше этого я радовался тому, что сэр рыцарь не бросил меня, как обещал, а напротив удовлетворен моим присутствием рядом с ним.

Радость моя кончилась ровно в тот момент, когда рыцарь поднялся, умыл свое заспанное лицо и заставил меня повторить эту процедуру с моим. Я не самый большой поклонник водных процедур и, скажу честно, до сих пор стараюсь их избегать, даже не смотря на то, что сейчас осознаю их полезность для здоровья, но возразить сэру рыцарю я не посмел. Когда же умытые и посвежевшие мы вышли из гостиницы я обомлел.

Я ведь уже говорил, что никогда не был в городе и пусть городишко этот был не больше поселка и ему далеко до столицы, но все же это был город. С его мастерскими, дымящими и день и ночь, с его пекарнями заполняющими воздух ароматом еды, с его магазинами, где продавалось все от оружия до драгоценностей. Вот в последние меня и потащил Роланд, а там, заставляя мой кошель худеть все больше, приодел и меня и приоделся сам. Мне достались отличная кожаная куртка с парой маленьких кармашков по бокам, штаны по размеру, сапоги, не самые лучшие, но удобно сидящие, чистая свежая, пахнущая мылом рубаха и небольшой ножик с костяной рукояткой в костяных же ножнах. Вопросы у меня возникли только по последнему приобретению, все прочие я принимал с широченной улыбкой, совершенно не думая о том, что это не подарки. За все платил, конечно же, я. Что себе купил Роланд, я внимания не обратил, так меня поразил нож.

Когда же я спросил на кой ляд он мне сдался, рыцарь улыбнулся и ответил:

— У оруженосца на турнире должно быть свое оружие.

Оруженосца. На турнире! От этих слов у меня перехватило дыхание и вернулось оно лишь тогда, когда мы вернулись в гостиницу. Я был захвачен магией этих слов и не совершенно упустил то, что этот оруженосец я. Сообразил же я это в тот момент, когда сэр Роланд вручил мне доспех и требовательно заявил, что именно я должен выправить выбоины на нем и начистить, чтобы блестел и сверкал как новый. Уже отдав это распоряжение, он взглянул на меня и мои слабенькие ручонки с заботой в голосе спросил:

— Справишься?

Я клятвенно обещал, что справлюсь и не справился. Я с трудом, но смог выправить одну вмятину, с еще большим трудом начистил один бок и так измотался этим, что уснул. Так, с молотком в одной руке и тряпкой в другой меня и застал сэр Роланд. Он не стал меня распекать, напротив, перенес на кровать и даже накрыл собственным плащом. Я проснулся лишь на мгновение, но мне хватило этого, чтобы услышать:

— Господи, чем же провинился твой господин, что от его дома него не оставили ничего и никого живого. Спи, маленький счастливый дурачок, быть может, твоя удача и мне перепадет. Завтра она будет нужна мне как никогда.

В тот момент меня совершенно не волновало произошедшее в замке графа, где я когда-то служил на кухне. Не волновало, потому как события того дня начисто стерлись из моей памяти. Не волновало меня и то, что город, находившийся в каком-то дне пути от замка, продолжал жить своей жизнью, словно никогда и не было ни замка, ни графа со всей челядью и семейством.

Меня это не волновало, а вот рыцаря — да, но свои волнения сэр Роланд предпочел оставить при себе, очень осторожно выспрашивая людей о том, не слышали ли они хоть что-то. Никто и ничего не слышал, а если и слышал, то предпочитал об этом не говорить. Почему? А причин на то несколько. Первая: нашего досточтимого графа не слишком любили. Вторая: все были слишком сильно заняты своими делами, и только радовались тому, что споров за их городок больше не будет. Третья: намеченный на завтрашний день турнир, собравший множество рыцарей со всей страны.

А четвертая как раз сейчас въезжала в ворота города. Над головой рыцаря в черной броне развивался флаг с готовящимся к прыжку черным драконом. Огромный черный конь, под восторженные взгляды и охи толпы, раздувал могучие ноздри и медленно выбивал копытами искры из мостовой. Черное сердце его хозяина билось в такт шагам коня. А черная душа жаждала власти. Его черные глаза искали то, что он утратил и надеялся обрести здесь. Если бы тогда я знал, что ищет черный рыцарь, я бы отдал ему это без раздумий, если бы оно у меня было. А если даже и не было, то помог бы найти. Но я мирно спал, видя сны о прекрасном лугу и кусочке сахара в моем рту, не подозревая, что грозная черная тень уже спешивается на другом конце города.

Оруженосец! Я — оруженосец! И не абы кого, а самого настоящего рыцаря! Да скажи мне такое кто-нибудь еще дней пять назад, я бы плюнул ему в лицо. Не попал бы конечно, и мой плевок так и повис бы на губах, стекая тоненькой струйкой по подбородку, но я бы постарался. Однако теперь я оруженосец!

Оруже носец. А, что делает оруженосец? Правильно — оружие носит. Все оружие. Все что есть. А оружия у сэра рыцаря много. И не просто много, его так много, что мне пришлось увеситься им, словно вьючному мулу. В каждой моей руке торчало что-то режущее, на спине болталось что-то дробящее, с пояса свисало что-то колющее, а на груди красовался могучий, весь в клепках заплат и глубоких бороздах прошлых сражений щит. Как я сумел его там подвесить не известно ни мне, ни рыцарю. Мне, потому что я не слишком задавался этим вопросом, а рыцарю, потому что ему было плевать. Он лишь смерил меня взглядом и удовлетворенно хмыкнул. Это придало мне бодрости и сил. На них-то я, гордо задрав нос, и дошел до лестницы.

По лестнице же я спустился, обливаясь потом, хватаясь за перила и поскальзываясь на каждой ступени. Щит бил меня по ляжкам, торчащие в разные стороны колющие и режущие предметы норовили уколоть и порезать, а дробящие штуки с каждым шагом покрывали мою спину все новыми синяками, с немалым рвением исполняя свое предназначение. До конца лестницы я все же добрался, отметив это звенящим падением и протяжным воем, перебудив все не малое число постояльцев.

— Помочь? — участливо спросил сэр Гриз, наклонившись надо мной, и с улыбкой глядя, как я барахтаюсь, словно перевернутый майский жук, пытаясь встать.

Я же перекатывался с бока на бок, в поисках точки опоры, что позволила бы мне оказаться на коленях, а затем и на ногах, но чем больше я барахтался, тем больше новых синяков и царапин появлялось на моем теле.

Когда же в ногу впилось что-то острое, я замер и, кивнув, тихо проблеял:

— Да.

Сэр рыцарь усмехнулся, подхватил меня за воротник и рывком поставил на ноги. Отряхнув мои коленки от пыли, он поправил висящие на моем поясе орудия и тихо прошипел:

— Это мое оружие. Это мой хлеб. Им я зарабатываю себе на жизнь, и другого у меня нет. Ты, как мой оруженосец, должен следить за ним и оберегать. Ведь это и твой хлеб. А еще, такие вот падения позорят мое честное имя. Ты же не хочешь меня опозорить? Ты же больше не упадешь?

Я обещал. Я готов был поклясться всем на свете, только бы сэр рыцарь не сердился, уж очень весомо покачивалась его стальная перчатка и знакомиться с ней ближе мне совсем не хотелось. Я обещал. Я собрал все силы, что были в моем тощем тельце и твердо решил не подводить больше рыцаря. И у меня получилось.