Впрочем, рыцарь тоже успел набраться. Он вытер покрытые жиром усы, тыльной стороной ладони, усмехнулся и, хлопнул передо мной еще одну кружку с вином, спросил:

— Напомни мне, Зернышко, сколько тебе лет?

— Шестнадцать! — гордо выпятив грудь, ответил я.

— Шестнадцать, — с уважением протянул рыцарь и покачал головой. — Это много. Ты уже взрослый совсем. А скажи мне Зернышко, был ли ты когда-нибудь с женщиной?

Монашка прыснула и кажется, подавилась напитком, может и нет, но жидкость из ее носика потекла. Она навострила ушки и слегка повернулась к нам, прислушиваясь. Я же еще более гордо сообщил что да, был!

— Тетя Гергерта, была иногда добра ко мне и мы с ней редко, но все же разговаривали.

— Тетя? — переспросил рыцарь. — Разговаривали? — он сощурил глаза. — Только разговаривали? Ничего больше не делали?

— Делали, — кивнул я, чувствуя, что еще немного и гордость порвет меня в клочья. — Иногда она приносила еду, что не успела съесть его светлость. И мы ели. Еще реже приходил ее сын. И с ним мы тоже говорили.

— Ох, ты ж, — вздохнул рыцарь. Монашка побелела, и сочувственно так покачала головой. — Что ж за люди такие, — рыцарь опрокинул в себя кружку. — Как можно так с дурачком поступать. Ты ж, наверное, и не понимал ничего.

— Это почему? — взвился я. — Все я понимал!

— Понимал? — уточнил рыцарь и нахмурился. — И что же ты понимал?

— Когда сын тетушки Гергерты показывал мне луну, я все понимал. Такую большую в небе. Она такая красивая. Мне очень понравилась.

— Постой, — рыцарь нахмурился сильнее. Ты хочешь сказать, что вы, в самом деле, говорили. Говорили и больше ничего? ничего с тобой никогда не делали? Штаны не заставляли снимать?

— Зачем? — искренне удивился я. — Зачем мне снимать штаны? У меня на заду глаз нету. А луну можно и в штанах смотреть.

— Я понял, — засмеялся рыцарь. — Спрошу иначе, ты когда-нибудь спал с женщиной?

— Да, — я виновато опустил глаза. — С тетушкой Гергертой, я тогда так объелся, что уснул на ее коленях.

— Тьфу! — почему-то сплюнул рыцарь. — Ладно, давай попробуем еще раз. Ты когда-нибудь видел голую женщину? Трогал ее попу, или грудь? Ты делал что-то такое?

Я смутился окончательно. Вот теперь гордиться мне было совсем нечем. Был в моей жизни случай, когда я случайно, без всякого умысла подглядел за тем, как моются жена и дочь одного из стражников. Я был удивлен тем, что увидел и попытался забыть об этом, но не смог. Мне почему-то никак не давали покоя из надувшиеся соски. На моей груди они тоже были, но они плоские, а там торчащие и на больших таких выпуклостях. Наклонившись вперед, краснея, словно переваренный рак, я рассказал рыцарю об этом случае.

— Ясно, — кивнул Роланд. — А ближе ты видел женщин? Так чтобы потрогать?

— Да что ты к нему пристал? — не выдержала монашка. — Не видел он других женщин, кроме той тетушки и жены стражника.

— Тебя в расчет не берем? — подмигнул ей рыцарь.

— Я женщина! — насупилась она — Но я не из тех, кто всем показывает свое тело. И ни он, ни тем более ты никогда его не увидите!

С этими словами она отошла.

— А я из тех, — прозвучал голос в моей голове.

Я едва не подпрыгнул, услышав его. Значит, мне все-таки не показалось той ночью и черт и суккуб были более чем реальны. А я-то уж все испробовал. Я тер ожог едва ли не до крови, пытаясь вызвать их, я умолял их появиться и не для того чтобы поглазеть на ее прелести, нет, мне нужно было понять, что я не сошел со своего и без того небольшого ума. Но вот она снова говорит и что-то в моих штанах начинает шевелиться. Это не очень приятно, но больше почему-то не пугает меня.

— Бедняга, — тихо произнес голос черта.

— Я тебе сразу говорила об этом, а ты все нет, это не может быть правдой. Слушай меня хоть иногда! Тогда, глядишь, и многих неприятностей удастся избежать.

— Слушаюсь, — прыснул черт.

— Ты не против, чтобы я ему помогла в этом вопросе?

— Против! Но у тебя, кажется, есть союзник и тебе я могу запретить, а вот ему нет.

— И не надо! — голос суккуба был нежен и ласков.

Я взглянул на рыцаря. Тот о чем-то оживленно беседовал с женщиной у стойки. Монашка была рядом с ними, она тоже что-то говорила, но ни рыцарь, ни его собеседница не обращали не нее никакого внимания. Поняв, что ничего не сможет она резко развернулась и в два огромных шага оказалась возле меня. Схватив за руку, она потащила меня к выходу. Но было уже поздно. Поздно потому как рыцарь договорился с женщиной у стойки, а суккуб использовала свои чары.

Ту ночь я не забуду никогда. Будучи хоть и глупым и совершенно не опытным, но все же мужчиной, я навсегда влюбился в ту, что подарила мне первую ночь с женщиной. Мне не было дела, как она попала в мою постель, а точнее я в ее, заплатил ли за это рыцарь, или же суккуб воспользовалась своим талантом, я ощутил себя всемогущим. Правда на утро почему-то ныло едва ли не все тело, а едва меня выставили за дверь, на память словно упала пелена, оставив лишь мимолетные приятные ощущения и сильную влюбленность. Которая, впрочем, тоже не особо смогла поселиться ни в моей голове, ни в моем сердце. И все же, я дал себе слово, что когда-нибудь я вернусь сюда и неизменно женюсь на той, с кем провел ночь. Ведь теперь я прекрасно понимал, для чего люди женятся.

Но моим планам не суждено было сбыться. Видимо суккуб углядела в моем пустом разуме что-то, что напугало ее, и она приложила неимоверные усилия, чтобы стереть все это из моей памяти. А может это была и не суккуб. Как бы то ни было, ночь я провел с женщиной. Подробности той ночи исчезли из моего разума уже к полудню, оставив лишь странные ощущения и изменившийся взгляд на женщин. Я не вольно представлял, что под платьем у каждой встреченной нами, и меня ничуть не смущал их возраст и внешняя красота. Но и это продлилось недолго. Совсем скоро я перестал представлять и это.

Рыцарь смотрел на меня с одобрением, и даже говорить стал более уважительно, а вот монашка лишь прыснула и не сказала мне за день и пары слов. Ее реакции я не понимал, и она меня пугала. Недолго. Скоро я снова стал тем самым дурачком по имени Бобовое Зернышко.

Все же в глупости есть и свои плюсы. Если бы это произошло сейчас, когда в моей голове полно мозгов и мыслей, глядишь, мне бы сложно было удержаться от еще нескольких раз и плевать сколько они бы стоили. А так, уже к вечеру, я равнодушно смотрел, как та, с которой я провел ночь, призывно поглядывает на меня и то и дело поднимает и без того высокую грудь.

Рыцарь, видя это, пропитался еще большим уважением ко мне. Монашка же торопливо влезла в седло и пришпорила лошадь. Мы поплелись за ней. Меня не покидало чувство, что я что-то обещал, но я никак не мог вспомнить что именно.

— Я же говорил, что еще рано, — грустно вздохнул мужик в моей голове.

— Согласна, — печально отозвалась женщина оттуда же, — но мне было его так жалко.

— Понимаю, — снова вздохнул мужчина. — Но все же рано еще. Ты сможешь его контролировать?

— Да, — в голосе суккуба не было прежней очаровательности, там была только глубокая печаль.

— Придет еще твое время, — успокоил ее черт.

— Обещаешь? — с надеждой спросила она.

— Обещаю! — твердо заявил он.

— А мое? — не удержался я. — Мое придет?

— О, да! — в один голос отозвались и черт и суккуб.

Тогда, трясясь в седле смирного, но ленивого коня, я и подумать не мог, что мое время окажется куда как ближе ожидаемого. И виной тому станет наша монашка, что зло поглядывает на меня и рыцаря приставшего ко мне с неуместными вопросами.

Благородный рыцарь сэр Роланд Гриз ел не спеша. Двумя пальцами держа ножичек, больше походивший на тесак для разделки туш, чем на кухонную утварь, он отрезал тоненькие полоски от куска хорошо прожаренного мяса и, подцепив их вилочкой, отправлял в рот. Затем зажмурившись, и млея от удовольствия, долго и тщательно пережевывал, глотал, запрокинув голову, мычал что-то и промакивал уголки губ белоснежным платочком.