Вооруженные до зубов мужики в коричневых кожаных куртках шагали к деревне, крутя полными злости глазами и строя не менее злобные рожи. Они шли, и трава вяла от вида их перекошенных лиц. Перед ними, шагая широко и уверенно, отмечая каждый свой шаг ударом посоха в землю, шел морщинистый старик. Злобы на его лице не было, глаза его выцветшие, пустые сверкали из-под низко опущенных бровей. Череп на верхушке зажатого в руках посоха клацал зубами и сверкал странными клыками. Они шли уверенно, они точно знали, что мы никуда из деревни не денемся, а потому расходились в стороны, окружая незенький хлипенький частокол.

В это же время Сэр рыцарь благородный Роланд Гриз и монашка Бели самозабвенно придавались, нет, не тому о чем вы подумали. Более того, они даже вместе не были. Сэр рыцарь самозабвенно допрашивал деревенского старосту пытаясь выбить из того все, что он мог знать, а монашка усердно и не менее самозабвенно молилась своим странным богам. Или богиням, я не вникал в ее верование. И что она хотела получить, для меня загадка. Чем занимался Керанто, я не знаю, но даже и не сомневаюсь, что самозабвения в его занятии было не меньше. Я же, а что я? Вы, наверное, подумали, что я по своему обыкновению спал. Боюсь вас разочаровать, я не спал. И более того, я даже не ел. Я сидел, закрывшись в комнате, и очень внимательно слушал стоящего передо мной Черта. Со всем присущим мне самозабвением естественно.

Черт нес какую-то ерунду о том, как следует себя вести в случае опасности разрыва мочевого пузыря. Он напирал и призывал меня ни в коем случае не повторять подобных сегодняшним полетов. Он припоминал мне оба и падение с лестницы, и тесное знакомство с деревом на поляне. Я слушал его болтовню, походя, размышляя о том, какое ему дело до получаемых мною синяков? О, да! Я размышлял! И не замечал этого. Я выстраивал сложные конструкции мыслей, приходил к каким-то умозаключениям и не замечал этого. А чтобы точно этого не заметить я ковырял в носу, чем немало раздражал Черта.

— Вытащи палец из носа! — рыкнул он хриплым шепотом. — Мозги себе проткнешь!

— Не проткнет, — улыбнулась притаившаяся в углу Суккуб.

Я вздрогнул и уставился на нее. О ее присутствии здесь я и не догадывался. Надо бы обсудить с ними правила их поведения, а то появляются ниоткуда и пугают. О, да! И это тоже подумал я и тоже не придал этому значения. Наверное, привык к тому, что в моей голове начали обитать мысли посложнее чем, что съесть сегодня на обед.

— Если бы у него было что протыкать, — облизнула губы Суккуб, — он бы давно уже проткнул их. И вообще, — она повернулась к Черту, — отстать от мальчика! Ему сегодня впечатлений хватило. Да и не прыгни он на них, глядишь, ты бы сейчас не с ним говорил.

Черт сглотнул. Попытался испепелить Суккуба взглядом, не преуспел, та лишь широко улыбнулась, томно закатил глаза и зевнула. Он снова сглотнул. Суккуб же скользнула в мою сторону и провела мягкой ладошкой по моей щеке.

— Спасибо тебе, Зернышко, — нежно и ласково сказала она, и на этот раз я был готов поверить в ее искренность. В первый раз. Прежде я верил ей только в том, что она хочет меня укусить.

— Обещаю, — она наклонилась ко мне, обдав сладким чарующим запахом изо рта, — я больше не буду намекать тебе на наше с тобой тесное знакомство, — она хихикнула, понимая, что я не понял ее слов. Нет, сами-то слова я понял, но вот смысл их от меня ускользнул. — По крайней мере, до тех пор, пока ты не попросишь об этом сам. Поверь, ты об этом не пожалеешь, только попроси, — она подмигнула и я уже пожалел, хотя по-прежнему не понимал о чем. Но и уточнять не захотел.

— Хорошо, — Черт схватил ее за руку и отодвинул от меня. В глазах Суккуба скользнуло разочарование, но она послушно отошла. — Зернышко ты понял, что тебе нельзя рисковать?

Я кивнул.

— Ты понимаешь, что если ты умрешь, то умрем и мы?

Я кивнул. Скорее по привычке, чем от понимания этого.

— Ты понимаешь, что мы не всегда сможем тебе помогать?

Я снова кивнул, на сей раз, гадая, когда это они мне помогали.

— Хорошо, — кивнул Черт, — тогда вставай, я преподам тебе урок.

Я застонал, и стон мой слился со стоном Суккуба.

Однако провести урок и одновременно с этим мое избиение Черту не позволили крики с улицы. Мужики в кожаной броне, ведомые покрытым морщинами стариком, наконец, добрались до слегка захмелевшей деревни и прямо с окраин показали деревенским кто теперь тут главный. Нет, они не убивали, хотя и могли бы, но местным хватало пинков и тумаков, кои пришлые весьма щедро раздавали, сгоняя крестьян в кучу, словно стадо баранов.

Черт метнулся к окну, выглянул в него, пополнил мой запас ругательств парой новых фраз о преисподней и засевшей там силе, и повернулся ко мне.

— Помни, чему я тебя учил! — рыкнул он и растаял в воздухе.

Суккуб тяжело и грустно вздохнула, послала мне воздушный поцелуй и тоже растаяла.

Я остался один и в этот раз совсем один. Я не имел ни малейшего представления, где находится сэр рыцарь, не знал, куда скрылась монашка, и совершенно не ведал о судьбе Керанто и его людей. И поскольку остановить меня было совершенно некому, я совершил глупость. Не первую в своей жизни, но едва не ставшую последней. Я выглянул в окно.

Сейчас, по прошествии многих лет, набравшись ума и получив не один десяток шишек, я точно знаю, что выглядывать в окно нужно осторожно, стараясь скрыть как можно больше тела. Ведь даже один глаз может рассмотреть на улице все. Но я высунулся едва ли не по пояс. А еще это надо делать быстро, глянул и спрятался. Я же завис в окне и таращился на происходящее, словно на бесплатное представление. И все же удача иногда улыбается и дуракам. Мне точно! Они меня не заметили. Точнее заметили далеко не сразу, и я смог оценить происходящее. Ну как смог, я понял лишь то, что в деревне не все хорошо и то, что происходит с местными жителями, вполне себе может произойти и со мной. Нет, я не боялся тумаков и затрещин. Да и к синякам мне не привыкать. Но каким-то краешком сознания я понимал, что этим дело не ограничится и все может закончится весьма печально. А вот каким краешком я сказать не могу.

На центральной площади деревни, куда собственно и выходило окно, из которого и торчала моя верхняя половина, мужики в коричневых куртках собирали урожай из едва ворочающихся пьяных тел. И это так ловко у них получалось, что я невольно засмотрелся. Наблюдать за тем, как деревенские мужики просыпаются от пинка, медленно приподнимаются, сжимая кулаки и расправляя плечи, и тут же оседают при виде направленного на них меча поистине завораживающее зрелище. Вот и я заворожился.

Мужики с мечами тем временем расчистили площадь, и на нее вышел сморщенный, плюгавый старик. Впечатления он на меня не произвел. Маленький, худенький, седой, лицо, словно в воде дня три лежало, или же было натянуто на череп, несколько меньшего размера и теперь старалось удержаться, стягиваясь к середине. Одежда тоже не вызывала никого почтения: старый ношенный балахон не то коричневого, не то выцветшего бардового цвета, а на спине, чуть выше зада серая заплатка. В общем, так себе старичок, встреть я его на улице, принял бы за нищего. Хотя не принял бы, я в своей жизни еще не одного нищего не встречал. Тогда не встречал. Единственное, что меня в нем насторожило, а спустя пару минут и напугало это посох в его руках. Точнее не сам посох, а то, что торчало на его верхушке. Сам посох что, простая деревяшка, да круглая, да обточенная, да покрытая красками и узорами, но просто деревяшка, а вот навершие. Череп с двумя парами длинных клыков и горящими глазами заставил мою спину похолодеть. Старичок остановился, зло сверкнул глазами на притихших и разом посеревших деревенских мужиков и громко так сказал:

— Вы мне не нужны. Мне плевать, что будет с вами. Я могу всех вас убить прямо сейчас. Но я обещаю, что не трону никого в деревне, если вы сейчас же скажите мне, где скрываются люди, что приехали вчера в вашу деревню.