— Странно, — проговорил рыцарь. — Странно то, что люди, взявшие этот замок, покидали его в такой спешке, что забыли золото. Вон там валяются сундуки с ним. И странно то, что они так за ним и не вернулись. Ты не знаешь почему?

Я подал плечами и помотал головой. Откуда же мне знать, если я все это время пролежал в подвале под шкафом. Я даже не знаю, сколько я там пролежал.

— А ты значит местный кухонный дурачек, — почесав висок, уточнил рыцарь.

— Так люди говорят. Да я и сам знаю. Я не очень умен и понимаю это.

— Не очень умен, говоришь, — губы рыцаря скривились. — Однако ж ты жив, а все остальные нет. И все же странно, почему все так быстро отсюда убежали. И еще странно, то, что ты говоришь в подвале много мертвых, а тут их совсем нет. С чего бы это?

— Я не знаю, — всхлипнул я.

— Ну, ты посиди тут, — он с размаху хлопнул в миску большую ложку каши. — Перекуси пока, а я пойду, погляжу, что там внутри.

Он поднялся и ушел, а я не стал размышлять над всем этим, полностью сосредоточившись на каше.

— Дурачек, значит, — вдруг произнес смутно знакомый мужской голос. — Вот повезло, так повезло.

— Говорила же надо напугать, — голос женщины тоже был мне смутно знаком, не сам голос, его я не помнил, а вот ощущения внизу живота, которые он вызывал, еще как да.

— Теперь уже поздно, — вздохнул мужчина.

— Никогда меня не слушаешь, — обиженно произнесла женщина.

— Ну, извини, надо было послушать.

— Тише вы оба, — голос второй женщины был ласков и мягок, словно голос матери, укладывающий любимое чадо спать. — Посмотрим, может все не так и плохо.

И мужчина, и первая женщина с этим согласились. Правда, слов их я не слышал, скорее, почувствовал это. Я вскочил, оглядываясь, закрутил головой так, что шишка несколько раз проносилась у меня перед глазами. Я обежал сторожку, но ничего и никого не нашел. Успокоившись, я сел на землю, и отправил в рот еще одну ложку каши.

Рыцарь вернулся, когда я набил свое пузо до отказа, начисто вылизав все еще висящий на огне котелок, и дремал, привалившись к стене сторожки. Он быстро собрался, мимолетом оценив приложенные мною усилия по сохранению температуры пищи. Упаковал пожитки в мешки, проверил крепления сбруи, взгромоздил себе на голову шлем в виде бычьей головы и протянул мне руку.

— Тут лучше не оставаться, — сказал он. — Забирайся ко мне в седло, Бобовое Зернышко. Я довезу тебя до города, а там уж как-нибудь сам, — он протянул мне мешочек, весело звякнувший монетами внутри. — Считай это своим жалованием за шестнадцать лет труда и унижений. Местному графу они все равно уже не нужны.

— В городе? — услышал я тихий не уверенный женский голос, но даже едва слышного шепота хватило, чтобы пробудить во мне мужские чувства.

— Там, — ответила вторая.

Рыцарь покосился на меня сидящего за его спиной и покачал головой.

— Я только до города тебя довезу. Там и оставлю. А сам дальше поеду. Ты понял Зернышко? В городе расстанемся!

Я кивнул. В город. Я первый раз в жизни еду в город.

Ни я, ни рыцарь, ни даже странные голоса не знали тогда, что расстаться нам в городе не суждено и наше с ним приключение только начинается.

Не стану говорить, что до города мы добрались без проблем. Еще как с проблемами! Нет, нам не докучало зверье о четырех ногах и не мешало на двух, но добраться до города оказалось тяжелее, чем мы с рыцарем предполагали.

А всему виной мой зад. Ровненький, кругленький ожог, самовольно захвативший правую половину моей задницы, всю дорогу мешал. Он то и дело тыкался в спину неспешно ползущей по дороге лошади, вызывая во мне бурю щенячьего восторга. Именно так можно было описать мои вопли, прыжки и слезы, что катились из глаз.

Не способствовало быстрому передвижению и мое великолепное, тренированное, развитое до заоблачных высот умение ездить на лошадях. Не первый раз в своей жизни я видел лошадь так близко, помнится, был случай, когда я даже умудрился погладить одну по задней ноге, за что едва не отхватит копытом в грудь и только счастливая случайность спасла меня тогда. Сейчас же мы потратили добрых полчаса, только для того, чтобы я сумел взгромоздиться на коня и, пристроившись за рыцарем, прижаться к его бронированной спине. Но только для того, чтобы соскочить едва конь сделал шаг. Я свалился от жуткой боли в пятой точке, и принялся кататься по земле, раздражая ожог еще больше. Тому совсем не нравилось, что его валяют в пыли и он громогласно, при помощи моего рта, оповещал об этом всю округу. Думаю, если вокруг и было зверье, что планировало на нас напасть, то после таких воплей оно убежало и спряталось под корягами, чтобы больше никогда не думать нападать на людей.

Спустя несколько километров пути и пару весьма длительных остановок, перемежающихся с моими попытками овладеть-таки наукой сидения на лошади мы пришли к выводу, что лучше мне идти пешком. Это тоже не оказалось блестящим решением. Пешком я шел еще медленнее, чем мы ехали и еще чаще останавливался. Правда я не катался и рыдал от боли, но от этого легче не стало. И мы вернулись к варианту с лошадью. Я влез в седло, а рыцарь пошел пешком. Я видел в глазах рыцаря тот огонек, что твердил ему бросить меня, но высокие моральные принципы сэра Гриза не позволили ему оставить бедного дурачка одного, в лесной чащобе.

Спустя два чудовищно длинных дня, набив на моем заду не менее чудовищную мозоль, для симметрии на левой ягодице, мы все же въехали в город. Ну как въехали, едва я завидел городские ворота, что не идут ни в какое сравнение с тем подобием ворот, что было в замке графа, я свалился с коня, больно приложившись о землю, головой. Шишка мгновенно сообразила, что надо бы и о себе напомнить, а то все зад, да зад и врезала мне по телу такой болью, что на несколько мгновений я ослеп. Когда же пришел в себя, сэр рыцарь тяжело вздыхал и удрученно качал головой.

Надо отдать должное сэру Гризу, он промолчал, хотя мог бы в весьма емких выражениях описать мои умственные способности. Однако он уже тогда был умен и лишь молча, качал головой. Я же, потрясенный развивающимися на ветру флагами над воротами города шагал к ним с открытым ртом и, кажется, пускал слюну.

Бдительный стражник на воротах мельком взглянул на побитую броню рыцаря, кивнул ему как старому знакомому и перевел взгляд на меня.

— Ну, с этим-то все понятно, — кивнул он на рыцаря. — А тебя что? Деревом в лесу приложило? — его взгляд буравил фиолетовую шишку на моем лбу.

— Камнем, — ответил я.

Я мог бы и должен был бы промолчать, но привычка отвечать на вопросы не позволила мне сделать это.

— Это, каким? — прыснул стражник. — На мостовой который? — он засмеялся своей веселой шутке, а я снова открыл рот, чтобы ответить, выложив всю историю с самого начала, но сэр рыцарь сделал это за меня.

— Точно! — усмехнулся он, зажимая мне рот стальной перчаткой. — Ходить еще не научился, а все туда же. Дай я на лошади прокачусь. Вот и прокатился.

— Бывает, — хохотнул стражник и, наклонившись к рыцарю, добавил: — Тебя-то как в няньки подрядили? Не похоже, чтобы этот малыш чего-то в жизни соображал.

— А если я его телохранитель, а ты о нем так? — хмыкнул рыцарь.

— Чей телохранитель? Его? Да брось! Ты личность известная, хотя лучше бы тебя не знать, а он… видно же, что только от мамкиной груди оторвался. Одежку, вон и то носить не умеет.

— Зато он богат, — и сэр рыцарь залез в мой карман, извлек оттуда сверкающий серенький кругляшек, с профилем какого-то старика, и бросил стражнику. — Я тебе должен был.

— О, спасибо! Я и не ждал уже, — кругляшек утонул в кармане стражника.

Вспоминая тот день, я никак не могу взять в толк, куда в тот момент подевались принципы сэра Гриза? Я спрашивал его не раз и не два, но он так мне и не ответил. Как не ответил мне почему оплатил комнату в гостинце все из того же кармана, и почему провел ночь обильно вливая в себя вино, оплачивая его все из того же кармана. Но все это я спрашивал у него потом. В тот день я был доволен и счастлив и, хотя город он предусмотрительно посмотреть мне не дал, я все равно был самым счастливым дурачком на свете. А что, мне много не надо. Еда есть, где поспать тоже есть и хотя я вовсе не хотел мыться, мне все же пришлось окунуться в таз с теплой мыльной водой, оплаченной все из того же кармана.