Рыцарь вздохнул, сложил руки в замок и опустил на них голову. Не отводя взгляда от старика, он тихо прошептал:

— Так можно долго продолжать, — он вздохнул еще раз и вздох этот вышел куда как более тягостным. — Бели, может быть, ты попробуешь развязать ему язык? Слышал я, у вас в храме практикуют некоторые техники.

— С удовольствием! — монашка подкинула нож, тот трижды перевернулся в воздухе и лег рукоятью на ее ладонь.

Я охнул. Во, дает! Она же даже на ножик не смотрела! Просто подкинула его и поймала, а взгляд ее в этот момент старика буравил.

Лицо Бели расплылось в улыбке. Если бы мне так улыбнулась девушка, я бы предпочел помереть прямо тут, чем провести в обществе такой улыбки хотя бы пару минут. Старик, однако, ее словно не заметил. Его взгляд скользнул по почти выпавшей груди Бели, и на губах его появилась улыбка.

— Пытай меня! — прошипел он. — Доставь мне радость боли перед смертью!

Бели на мгновение замерла, на лице ее появилось удивленное выражение, но оно быстро исчезло, сменившись злостью. Она обошла стол и присела на его краешек, позволяя взгляду старика нырнуть ей под юбку.

— Ты даже не представляешь, как может быть больно, — осклабилась она.

— Боль не что, — усмехнулся старик, — по сравнению с разочарованием, Господина.

Мне показалось, или последнее слово он произнес с таким неподдельным ужасом в голосе, что и у меня выступил пот на спине.

— И что же может сделать твой господин, чего не смогу сделать я? — с любопытством спросила Бели, приподнимая брови.

— Не советую такой жалкой дуре как ты, это узнавать, — осклабился старик, обнажив желтые почти сгнившие зубы.

Словно подтверждая его слова, череп на посохе клацнул зубами и уставился на меня. Я вздрогнул. Было что-то во взгляде пустых глазниц такое, такое… Говоря проще, мне показалось, что он меня сейчас съест. Я зарылся глубже в свои тряпочки, но легче не стало. Странные ощущения пронизывали каждую клеточку моего тела. Вот прямо так. Мне казалось, что череп покрывает меня сеткой, а затем в каждый квадратик или клеточку, если так удобней впивается с интересом и какой-то радостью. Он словно поглощал меня. И мне это не понравилось и быстро надоело.

Бели продолжала препираться со стариком, рыцарь наблюдал за ними с интересом, а потому никто не заметил, как я отбросил тряпки и встал в полный рост. Рост мой не слишком впечатляющ, я не могу похвастаться такой мощной грудной клеткой как у рыцаря или хотя бы Керанто. Да и храбростью тоже. Но и выносить плотоядный, поглощающий меня взгляд черепа сил больше не было. Череп довольно клацнул зубами. Клянусь, он улыбался во всю свою клыкастую пасть.

Я медленно двинулся к нему, не понимая его радости. Подойдя, я застыл перед ним. Монашка умолкла, так и не задав старику очередного вопроса, а сам старик уставился на меня с удивлением. Череп же продолжал клацать зубами. Я сел перед ним на корточки и заглянул в глаза. Ничего кроме пустоты в них я не увидел. Тогда я протянул руку и поднял обрубок посоха. Я слышал, как рыцарь что-то кричит, чувствовал, как рука Бели схватила меня за плечо, но рыцаря я не слушал, а руку Бели просто стряхнул. Череп клацал зубами, старик нервно сглатывал. Я поднял посох так, чтобы глазницы черепа оказались напротив моих глаз и тихо прошептал в них:

— Тебе, наверное, больно сидеть насаженным на этот кол? Хочешь, я тебе помогу? — Я протянул руку к черепу, в глазницах его вспыхнули и погасли красные огоньки. — Я могу тебе помочь, — сказал я — но мне не нравятся твои зубы. Да и тебе они, наверное, мешают. Давай я их вырву?

Череп захлопнул пасть, повернулся к старику. Я тоже. Старик беспомощно хватал ртом воздух, словно рыба на берегу и, судя по крупным каплям пота, стекающим по его лицу, ей он сейчас и был.

— Это не больно, — я погладил череп по макушке. — Я видел, как это делают. Раз! И все!

Я вытащил нож и придвинул к зубам.

— Я быстро. Обещаю!

Череп сжал челюсти.

— Тогда хватит на меня смотреть! — и я со всей силы приложил череп об пол.

— Нет! — заверещал старик, на затылке его проступила кровь.

— Да! — подпрыгнул рыцарь.

— Да! — Бели выхватила посох из моих рук, а самого меня отпихнула в сторону.

— Ну, что, старик? — рассмеялся рыцарь. — Поговорим?

И старик сдался.

Я не особенно слушал, я вообще не любитель слушать, но как уже рассказывал вам раньше, далеко не глухой. Впрочем, самое интересное, что поведал нам старик, до того, как Бели к чертям разломала череп, и он умер в конвульсиях, я вам уже рассказал. Добавлю лишь, что господина своего он боялся больше смерти, в возможность которой не верил, до того момента пока не испустил дух.

Вот после этого я и отправился спать и проспал сном невинного младенца до следующего вечера. Об одном я тогда жалел, что Бели не позволила мне самому разбить череп. То, что перед этим она провела какой-то обряд, танцуя вокруг лежащего, окруженного свечами куска посоха меня совершенно не заботило. Но и об этом я быстро забыл, погрузившись в сладкий сон.

Вечер был теплым. В комнате никого не было, кроме меня, конечно. С улицы, через распахнутое настежь окно, доносились приглушенные голоса. Я слышал знакомый бархатный голос рыцаря, пищащие недовольные возгласы Бели и мрачный бас Керанто. К ним примешивались еще голоса. Чужие, незнакомые, нарочито вежливые и какие-то печальные. Я встал, подтянул портки, накинул куртку, влез в башмаки и высунулся в окно.

На площади где еще недавно мы сражались с мужиками в коричневых куртках стояли люди. Мужики и бабы, прижимающие к подолам заинтересованно разглядывающих рыцаря, ребятишек. Перед ними, выйдя на шаг вперед, стоял широкоплечий детина с красным, словно обгоревшим лицом и огромными бицепсами. Бицепсы эти размером с мою голову каждый произвели на меня впечатление. Я уставился на них, потом взглянул на свои, поднял руку, напряг мышцу, печально посмотрел на то, что у меня получилось, вздохнул и отошел от окна.

К тому времени, когда я добрался до площади, там остался только широкоплечий мужик и наша славная троица. Все прочие деревенские люди либо разошлись по домам, либо стояли в сторонке, ожидая итога переговоров. Широкоплечий тоже ждал. Он лениво облокотился на огромный молот и, склонив голову, жевал губы. Я прикинул шансы поднять такое оружие, понял, что даже если у меня развяжется пупок, я не оторву этот молот и от земли и подошел к совещающейся троице.

— Выспался? — поприветствовал меня рыцарь. Я же вместо ответа широко зевнул. — И куда в тебя столько сна лезет.

Я, молча, хлопнул себя по брюху. Рыцарь усмехнулся.

— Скоро поешь! — пообещал он, чем полностью меня удовлетворил.

Словам рыцаря можно верить, он благороден, хотя и не богат, но слов своих он на ветер не бросает. Если сказал, что скоро покормят, значит, так оно и будет. И нет смысла канючить и хныкать. Это я за наше долгое путешествие уяснил хорошо. Кстати, интересно, а сколько мы вообще путешествуем? Сколько прошло с того дня как на замок нашего графа напали и я остался без дома, но с великолепным ожогом на заднице? Я задумался, незаметно и для самого себя засунул палец в рот и, пустив слюну, застыл.

Тем временем моя свита посовещалась, пришла к какому-то решению, и рыцарь позвал широкоплечего.

— Мы поможем, — сказал рыцарь. — Хотя это и не в наших интересах и существенно нас задержит, но мы поможем тебе и твоим людям.

— Благодарю вас, добрые господа, — широкоплечий низко поклонился.

— Но и нам нужна будет ваша помощь, — продолжал рыцарь. — У нас нет времени бегать по окрестным лесам выискивая, где дракон могла отложить яйцо. Могут ли твои люди взять это на себя?

— Конечно! — широкоплечий ударил себя огромный кулаком в мощную грудь. — У нас в деревне есть несколько охотников. Они прекрасно знают окрестности и постараются найти возможное гнездовье.

— Ты учился где-то? — прищурился рыцарь.

— Я служил в армии нашего величества, был под командованием генерала Шронка. Участвовал в Кайской кампании.