Энцелад видел стремительно распространяющееся кровавое пятно и стрелы, продолжавшие лететь в демониц, Одна из них, кажется, всё-таки пробила ногу Нуаталь. Энцеладу было плевать.
Он бросил меч и ринулся в воду, надеясь, что Николас сумеет продержаться хотя бы несколько секунд.
***
Марселин пыталась тактично выпроводить Эйса, но он остался, скорее требуя, чем жалостливо прося, чтобы она позволила ему наблюдать за настоящей работой целительницы. Использовать Николаса как пример очень не хотелось, но счёт шёл на минуты, и потому Марселин не стала дальше спорить. Шерая помогала ей, когда нужно, но большую часть времени не лезла под руку и просто ждала, когда Марселин скажет, что жизни Николаса ничего не угрожает; тогда как Эйс, кажется, внимательно следил за каждым её действием.
На самом деле с Николасом ничего катастрофичного не произошло. Две демоницы, Тхай и Нуаталь, сильно ранили его, Тхай даже сумела на время заблокировать потоки магии, текущие в организме сальватора, но Марселин в течение нескольких часов старательно восстанавливала их и с уверенностью могла сказать, что теперь он в порядке. Ему нужен был только хороший сон и отсутствие каких-либо волнений. Сальваторы были крепче простых смертных, но Николас всё же ещё ребёнок, и полноценное восстановление под присмотром опытной целительницы ему не повредит.
Эйс за всё это время не произнёс ни слова. Шерая, убедившись, что жизнь Николаса вне опасности, ушла отчитаться перед Гилбертом, и Эйс словно воспринял её уход как сигнал к действиям. Он задавал один вопрос за другим, проглатывал каждый, даже самый сухой и короткий ответ, и даже выдвигал свои предположения. Он был любопытным и внимательным настолько, что Марселин совсем не раздражалась из-за его настойчивости.
Он напоминал её в то время, когда она обучалась магии, и эта ассоциация была куда больнее всего, с чем Марселин сталкивалась в последнее время.
Обучать Эйса магии и следить за состоянием Стефана одновременно оказалось легче, чем Марселин предполагала. Оно и понятно: состояние Стефана не изменялось, единственное, за чем Марселин могла следить, так это за его комнатой, в которой она практически поселилась. Каждый раз на его старом секретере появлялись горы чашек из-под кофе, коробки из-под пирожных или грязные тарелки, которые Марселин забывала уносить. В комнату Стефана она никого не пускала, предпочитая самой наводить порядок в каждом уголке. Она разве что не спала здесь же: иногда за секретером, иногда в кресле, иногда даже на полу. Один раз она уснула, уткнувшись лбом в руку Стефана, и чувствовала себя виноватой, поняв это сразу же после того, как проснулась.
Вела себя, как идиотка, но ничего не могла с собой поделать.
Занятия с Эйсом ненадолго отвлекали её и даже напоминали, что жизнь не стоит на месте. Сегодняшний инцидент с Нуаталь и Тхай лишний раз доказал, что жизнь может и оборваться, пока она безвылазно сидит рядом со Стефаном и тешит себя мыслью о том, что он вот-вот проснётся.
Он не просыпался, отчаяние Марселин нарастало, но Эйс постепенно развеивал его, даже не прикладывая усилий. Он всё ещё тренировался с рыцарями и жаловался на них, — будто это было частью ритуала, совершаемого каждый день, — уделял время занятиям с Марселин и читал магические книги, которые Пайпер утащила к себе в комнату. Марселин спрашивала, почему Эйс не перенесёт их к себе, на что он говорил:
— Я хочу, чтобы они остались здесь. Когда Пайпер вернётся, она поймёт, что никто, кроме меня, её вещи не трогал.
Эйс также сам наводил порядок, устраиваемый драу, протирал пыль и никому, кроме Кита и Джонатана, не позволял заходить внутрь. Посмотришь со стороны — так точная копия всех действий Марселин, будто воспроизведённых исключительно для того, чтобы показать ей, какая она странная и глупая. Но она не могла осуждать Эйса за его решения, и потому осуждала себя.
Это она не успела найти способ спасти Стефана, пока Пайпер была рядом. Она согласилась помочь ей встретиться с господином Илиром, и в результате Пайпер просто исчезла. Марселин взяла на себя заботу о новом маге, но уделяла ему не так много времени, как могла бы, если бы была более уверенной и решительной.
Они с Эйсом двигались достаточно медленно, однако он не возражал. Говорил, что лучше изучить каждый аспект максимально тщательно и уже после переходить к следующему. Целительство было той самой гранью, которая привлекала его меньше всего, — в отличие от созидания, которым его одарила Геирисандра, — но Эйс не жаловался и даже проявлял инициативу.
Он напоминал ей не только саму себя, но и Рафаэля. Карлос был чуть более взрослым и серьёзным, но Рафаэль… Он был ребёнком и навсегда остался таким в памяти Марселин.
Меньше, чем через месяц, у Рафаэля будет день рождения. Марселин каждый год праздновала дни рождения своих братьев и все силы отдавала приготовлению блюд, которые они любили. У Рафаэля это был калатравский хлеб, как и у неё. Он был без ума от карамели.
Она не представляла, сможет ли в этот день вообще подняться с кровати.
Но должна будет. Даже если Рафаэль давно мёртв, Стефан не просыпается, а Пайпер неизвестно где, оставался Эйс — он нуждался в наставнице, и Марселин, прикипевшая к нему за это время, ни за что не смогла бы отказать ему в очередном занятии. Чтение магических книг и трактатов и изучение сигридского языка — это, конечно, хорошо, но без настоящей практики не обойтись. Шерая, разумеется, помогала, но лишь в моменты, когда не требовались её присутствие где-либо или тщательный контроль. Шерая была магом, ответственным за поиски Первой, следила за соблюдением клятвы на крови, данной Гилбертом и Твайлой, и успевала появляться едва не у каждой новой бреши.
Жаль, что в этот раз Николасу не повезло.
Будучи ответственной целительницей, — которую при этом разрывало из-за желания проверить состояние Стефана, — Марселин осталась в комнате Николаса. Эйс ушёл сразу же после того, как получил ответы на все свои вопросы, и наверняка отправился терроризировать Эрнандесов и Артура. Или просто искать укромный уголок, где можно спрятаться от них и нагрузок, которые, впрочем, вполне осиливал с учётом поселившейся в нём магии. Марселин не особо интересовалось прогрессом Эйса, но он рассказывал, и она слушала, стараясь быть максимально вежливой. Эйс не виноват, что ему нужно кому-то выплескивать свои мысли, как и Джонатан не был виноват в объёме работы, из-за которой всё реже появлялся в особняке. Едва только Кит вернулся, Джонатан стал заваливать его поисками — то ли месть, то ли просто попытка всегда держат его в поле зрения и быть уверенным, что Кит опять не влезет в какое-нибудь опасное дело. Хватало и того, что его рвение к убийству Твайлы, о котором Марселин слышала от Николаса, постепенно сходило на нет. Джонатана это либо пугало, либо, наоборот, радовало.
Марселин никогда не понимала искателей. Не понимала она и Николаса, решившего привести Твайлу к Гилберту, и Рейну, готовую вступиться за неё, но если с сальватором она ещё могла спорить, то с сакрификиумом дело бы закончилось крайне печально.
Николас описывал Рейну как прекрасную сакри, очень добрую и отзывчивую, но за все разы, в которые Рейна являла себя во плоти в присутствии остальных, Марселин не увидела этому подтверждения. Рейна напоминало яростный шторм и львицу, защищающую своего львёнка, одновременно: любой, кто хотя бы косо смотрел на Николаса, тут же обращал на себя внимание Рейны и слушал, как она умеет убивать. Николас после этого всегда извинялся едва не со слезами на глазах, пока Рейна, прожигая кого-либо убийственным взглядом, обнимала его со спины и гладила по волосам. Если кто-то недобро смотрел на Твайлу, Рейна реагировала примерно так же. Создавалось впечатление, что Рейна просто выбрала себе двух любимчиков и ради них была готова хоть весь мир сжечь дотла.
Марселин не смела даже в мыслях её винить, помня разницу между ними. Да и Николас с Твайлой ей, вообще-то, нравились, что странно: с демонами у неё всегда были связаны плохие воспоминания. То день, когда её семья погибла, то нападение на особняк и смерть Стефана, то пропажа Пайпер, теперь вот Николас, магией и отварами погружённый в глубокий сон. Демоны всегда причиняли Марселин только боль, но Твайла не нападала первой, только защищалась, да и то словесно. Она спорила с Китом, если он задерживался в особняке, кое-как строила диалог с Алексом и Соней, обменивалась угрозами, озвученными с дежурной улыбкой, с Гилбертом и не забывала быть любезной с Сонал. Если Твайла и меняла облики, то никогда не выбирала кого-то, кого все знают. Она могла стать кошкой, птицей, хорьком или даже змеёй. Последнюю очень испугалась Сонал, когда случайно обнаружила Твайлу на террасе, где она пряталась от остальных. Пару раз Марселин слышала, как Гилберт кричит от неожиданности, а потом узнавала, что маленький белый хорёк будто выскакивал из пустоты у его ног и пробегал мимо. Марселин пришла к выводу, что Твайла развлекала себя единственным способом, который был ей доступен, но не осуждала её за это.
