Он был настоящим безумцем, вывихнувшим себе запястья только для того, чтобы причинить телу боль, высвободить как можно больше магии и в то же время притянуть её отовсюду.

Пайпер выдавила нервный смешок, — или всхлипнула от ужаса, — когда Третий, посмотрев на свои руки, уже полностью исцелённые Временем, гордо расправил плечи и заявил:

— Я — Фортинбрас, изгнанный из рода Лайне и принятый родом Дасмальто. И я заявляю о своих правах на корону великанов.

Фортинбрас вспомнил своё имя.

Эта мысль была приятной, почти согревающей, но пришла в самое неподходящее время, поэтому Фортинбрас отбросил её практически сразу же. Но даже после, долгие часы спустя, когда с ним была только боль и неизвестность, он не позволял мысли укрепиться в сознании. Не здесь, не сейчас. Он изучал барьеры, которыми Шерая надеялась его удержать, людей, которых видел, их поведение, манеру речи, слова, взгляды. Изучал сам мир, в котором невольно оказался, и пытался запомнить как можно больше.

Но, может быть, он просто пытался забыть, что Магнуса больше нет.

Ему хотелось верить, что у них был шанс сделать хоть что-то, но теперь, стоя посреди огромного зала, полном незнакомых людей, Фортинбрас понимал, что ошибался. Вместе проклятие и меч в сердце убивали практически мгновенно, и чудо, что Арне сумел вмешаться. Хотя, скорее, ещё одно проклятие для Магнуса.

Однако если его спасти уже не удастся, то Фортинбрас мог попытаться защитить остальных. Не только Клаудию, Стеллу и Эйкена, но и Пайпер. Даже Николаса, существование и присутствие которого практически выбивали из колеи. С первой секунды, как он и Кит, друг Пайпер, явились в темницы, Фортинбрас почувствовал окрепшую связь между ними. И хотя ему было слишком больно, чтобы изучать эту связь и пытаться заговорить с Николасом, после попытавшимся завести диалог, Фортинбрас дал себе слово, что обязательно исправиться.

Однако сначала он докажет, что этот суд бессмысленный.

— Повторяю для тех, кто не понял.

Игнорируя свирепый взгляд королевы Ариадны, Фортинбрас медленно направился к границе сигилов, из которых состоял барьер, скрывавший всех. Вместе с болью, охватившей руки при вывихе, скопилась и магия, теперь охотно отозвавшаяся на его попытку снять барьер.

Это было достаточно просто: единственное касание показало ему, как строились сигилы и какие связи были между ними, второе — как их изменить. С окружающего пространства будто мгновенно сорвали белую ткань. Фортинбрас неторопливо оглядел лидеров коалиции, о которых знал от Пайпер, и, стараясь не задерживать взгляд на Гилберте, действительно повторил:

— Я — Фортинбрас, изгнанный из рода Лайне и принятый родом Дасмальто. И я заявляю о своих правах на корону великанов.

Что странно, никто из рыцарей, до этого сопровождавших его, не сдвинулся с места. Фортинбрас медленно огляделся, поймал предостерегающий взгляд Диего и, слегка приподняв брови, вновь посмотрел на лидеров коалиции. Они были куда менее собранными, чем помнила Пайпер.

Фортинбрасу было достаточно одного касания её руки, чтобы узнать всё, что ей было известно о лидерах коалиции. Их имена, лица, должности, характеры — каждый разговор, который состоялся между ними и Пайпер, каждое взаимодействие он пропустил через себя. Но, конечно, это была лишь информация, которой обладала Пайпер, её личное восприятие каждого из них. Принц Джулиан, готовившийся занять трон эльфов, казался ей невоспитанным и крайне настойчивым. Лидер клана вампиров Данталион — взрывным и куда более приземлённым, чем все остальные. Королева Ариадна, которая прямо сейчас неторопливо возвращалась на своё место с таким лицом, будто ничего не произошло, любила формальности, пышные празднества и уважение, которое все выказывали её персоне. Сонал, отлично изображавшую скуку, Фортинбрас, в отличие от Пайпер, знал лично. Гилберт же казался совершенно другим человеком.

Тогда, в храме целителей, когда Время показало ему Гилберта, Фортинбрас решил, что это ложь. Гилберт не мог быть таким озлобленным, не мог ненавидеть его настолько, что любое упоминание его имени вызывало у него только вспышки агрессии. И даже после, когда Гилберт приказал запереть их, когда он смотрел на него с презрением, Фортинбрас думал, что это не по-настоящему.

Это может быть маской, которую Гилберт тщательно держал столько лет. Фортинбрасу достаточно коснуться его и прочитать, чтобы узнать правду, и он был намерен сделать это. Даже если видел и знал, что Гилберт его ненавидит. Даже если слышал, как он говорил о его смерти.

Это всего лишь маска. Фортинбрас был уверен.

Первым с оцепенением, — если это, конечно, было оно, — справился Данталион. Он громко рассмеялся, растянув губы в широкой улыбке, и даже огляделся, будто хотел увидеть реакцию остальных.

— Вот так, — наконец сказал он, всё ещё посмеиваясь. — Интересно. Очень интересно.

— Тебе интересно? — скептически уточнил принц Джулиан.

— Не каждый день малышу Гилберту бросают вызов.

Фортинбрас озадаченно нахмурился.

Что за несерьёзный подход к делу? Речь идёт о короне великанов, о наследовании, разобраться с которым могут только они и от которого зависят жизни невинных людей, а вампир смеётся и говорит, что это интересно.

Розалии пришлось умереть, чтобы отдать ему корону, а вампир говорит, что это интересно.

Фортинбрас сжал кулаки так, что они хрустнули.

— Это просто смешно, — фыркнув, заметила королева Ариадна. — Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?

— Разумеется, Ваше Величество, — спокойно согласился Фортинбрас.

Надо же, он ещё был в состоянии притворяться, что он в порядке.

— В таком случае ты безумец. Безумец и Предатель.

— Если бы я и был им, разве священный Нотунг не отверг бы меня? Нет, он принял меня. Он признал мою кровь. И ты, брат, — намеренно выделив это слово, из-за чего Гилберт скривил губы, сказал Фортинбрас, — это знаешь. Поэтому ты доверил его другому человеку. Нотунг не признаёт тебя законным королём.

Всё то, чего пытался добиться Фортинбрас, на самом деле было бессмысленно. Он никогда не хотел быть королём и знал, что даже с ролью короля-консорта будет справляться с огромным трудом. Быть сальватором у него получалось намного лучше, но коалиция не признавала Третьего сальватора — значит, он станет кем-то другим, причём сделает это, не нарушив ни одного правила, столь важного и священного в этом деле.

— Тебе нужны ещё доказательства? — не отступал Фортинбрас, смотря на Гилберта. Ему не нравилось, что каждое слово приходилось практически выталкивать из себя, что из-за этого Гилберт только мрачнел, а запах страха становился только сильнее, но Фортинбрас не мог просто взять и остановиться. Хотел всем сердцем, но не мог, поэтому продолжал: — Может, этого будет достаточно?

Его руки дрогнули, когда он поднял их, и магия едва не сорвалась. При виде сияющей короны, возникшей над его ладонями, сердце болезненно заныло. Фортинбрас, казалось, до сих пор ощущал цепкие пальцы Розалии, ледяной холод, исходящий от неё, и страх умереть. Её рассыпающееся тело всё ещё было перед его глазами, почему-то остававшимися сухими.

Фортинбрас втянул воздух, ненавидя себя за чёрствость, и надел корону себе на голову. В зале мгновенно воцарилась гнетущая тишина.

— Видишь? — спросил он, слыша, как бешено стучит его ноющее сердце. — Корона меня не отвергает. Я — законный король великанов.

— Sawaztar, — наконец процедил сквозь зубы Гилберт.

— Laerhatz, — с улыбкой ответил Фортинбрас.

— У тебя нет никаких прав на мою корону, — прошипел Гилберт, прожигая его ненавистным взглядом. — Только я являюсь единственным законным наследником рода Лайне.

— Я и не оспариваю законность твоих прав. Ты действительно может стать королём, но не сейчас. Пока что ты — узурпатор, и мой долг — остановить тебя.

Лицо Гилберта побелело. Он резко поднялся, сжав кулаки, словно готовился напасть. Королева Ариадна уже подняла руку, чтобы остановить его, но передумала и едва заметно покачала головой. Она могла вмешаться в любой момент, потому что знала, что имеет на это право, но сейчас была бессильна. Каждый знал о короне великанов и том, что надеть её может лишь достойный.