— Стефан, — произнесла Елена неожиданно мягко, — я…

— Я не закончил! — рявкнул Стефан. — Я не соглашался быть твоим слугой, который всю жизнь будет оберегать твою дочь. Не соглашался с проклятием, которое ты наложила на меня. Не соглашался скрывать все твои следы от миров, не соглашался прятать твои тайны! Я бы помог Марселин и без всякого проклятия, потому что она умирала, Елена! Она умирала, а ты… — он остановился, выдав истерический смешок, и покачал головой. Марселин с дрогнувшим сердцем увидела слёзы в уголках его глаз, запылавших бронзой. — Ты использовала меня, Елена. Я не понимаю, как ты могла привнести в этот мир такого прекрасного человека, как Марселин, и при этом быть… Я не понимаю. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты не дала мне выбора и связала с проклятием только затем, чтобы твоя дочь жила спокойно и не знала, с чем ты была связана. Чтобы она жила, не подозревая о том, кто ты на самом деле и чего хотела достичь, пока я умирал от боли и правды, которую не мог раскрыть.

Елена молчала, прожигая Стефана сосредоточенным взглядом. Даже чувствуя вполне естественную тягу к матери, похожу на непреодолимую, Марселин протянула руку именно к Стефану. Она мягко сжала его ладонь, теперь абсолютно уверенная: чтобы он ни делал, он делал это ради неё. И за мысль, будто все его действия были продиктованы проклятием Елены, Марселин обожгло стыдом и горечью.

— Но ты помог ей, — наконец произнесла Елена так тихо, что её едва можно было услышать. — Ты защитил её и обучил магии.

— Потому что ты не удосужилась сделать это, пока была жива, — сквозь зубы ответил Стефан.

— Я хотела, чтобы моя дочь жила в мире.

— А я этого не хотел? Я не хотел жить в мире?

— Тогда почему не бросил её? — резко спросила Елена. — Почему ты до сих пор здесь?

— Потому что я люблю её, — ответил Стефан, крепче сжав ладонь Марселин.

Она забыла, как дышать. Должно быть, все в особняке знали, что у Стефана к ней особое отношение, но он никогда не заявлял об этом в открытую. Или заявлял, а Марселин предпочитала не замечать его слов? Она много лет кормила свою ненависть, уверенная, что поступает правильно, что Стефан заслужил такое отношение к себе, но это оказалось ложью. Вся прошлая жизнь Марселин была ложью, и только Стефан всегда говорил ей правду так, как мог.

— Вот, значит, как, — немного подумав, сказал Елена. — Ты глуп, Стефан.

— Но я жив, — возразил он. — Жив даже после того, как демоны убили меня.

— Не думаю, что здесь есть, чему радоваться. Они придут. Их посланник всегда рядом. Это лишь вопрос времени, когда они придут к вам и потребуют ваши тела и магию. Я знаю лишь одно: часть правды скрыта в Некрополях.

Марселин не успела даже моргнуть. Глаза Клаудии погасли, стали тёмными, практически чёрными. Девушка дёрнулась, выплюнув кровь, и прижала пальцы к вискам. Шерая мгновенно очутилась рядом с ней и применила магию, чтобы остановить кровотечение и унять головную боль. Это было работой Марселин, фактически её рутиной, но она не могла пошевелиться.

— Елена ушла, — хрипло произнесла Клаудия. — Я больше не слышу её за твоей спиной.

— Должно быть, теперь проклятие окончательно спало, — предположила Шерая. — Идём, я приготовлю тебе отвар, чтобы стало легче.

Марселин должна была пошевелиться, предложить свою помощь, проследить, чтобы организм Клаудии не пострадал из-за такого огромного количества магии и хаоса. Но она могла только смотреть, как Энцелад по приказу Шераи помогает Клаудии встать и уводит её к дверям, как женщина стирает сигилы и молча, не говоря ни слова, уходит следом. Оставляя их одних с призраком Елены и правдой, которая грозилась окончательно сломать Марселин.

— Это правда, — прошептала она, смотря на пустой стул, где ещё минуту назад сидела Клаудия, захваченная магией Елены. — Всё, что ты говорил — правда.

Стефан вздохнул, поднял отброшенный стул и сел, смотря на Марселин.

— Прости. Я не думал, что это будет… так тяжело. Не думал, что Елена настолько сильна.

Невероятно. Её мать была не просто магом — она была магом, чью силу признавал даже Стефан. Магом, которая смогла обмануть его даже спустя двести тридцать лет. Это было за гранью понимания Марселин.

— Ты поэтому учил меня? — чувствуя себя круглой дурой, спросила она. Всё сознание вопило, что вопрос ужасно глупый, что Стефан уже сказал и доказал, как именно проклятие Елены контролировало его, но Марселин хотела услышать это ещё раз. — Поэтому постоянно был рядом?

— Нет, Марси, нет. — Он приблизился, опустился перед ней на одно колено и мягко взял её ладони. — Проклятие запрещало мне говорить о том, что случилось с Еленой на самом деле и кем она была. Я не мог сказать об этом или даже написать. Проклятие вынудило меня скрыть её следы от всего мира и даже от Фортинбраса. Я не мог рассказать о том, что случилось, даже ему, представляешь?.. Но проклятие никогда не ограничивало меня в остальном. Я сам решил помочь тебе. Я не хотел, чтобы ты познавала магию самостоятельно, в одиночестве, потому что помню, как страшно и больно это может быть. Я хотел помочь, чтобы ты не страдала. Я хотел помочь, потому что люблю тебя.

Стефан на секунду прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Прости. Мне не следовало этого говорить.

— Нет, что ты! — выпалила Марселин, наклонившись к нему. — Я рада это слышать. Правда. Я знаю, что стабильно портила тебе жизнь, и раскаиваюсь за это. Даже если мне до конца конца жизни придётся извиняться за это и исправлять все свои ошибки, я буду делать это. Не хочу, чтобы ты думал, будто мне не жаль. Мне очень жаль, правда. Мне жаль, что я не поверила тебе сразу. Моя магия говорила, что ты не лжёшь, а я…

Марселин поняла, что плакала, лишь после того, как Стефан утёр её лицо от слёз.

— Я не злюсь, — с улыбкой сказал он. — Нет, на самом деле я немного злюсь, но в целом… Я знаю, что тебе жаль. Мы оба совершили достаточно ошибок, за которые будет ещё долго расплачиваться, но…

Недолго думая, Стефан, не отрывая от неё взгляда, поцеловал костяшки её пальцев.

— Я люблю тебя, Марселин. И если ты позволишь, я всегда буду рядом. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

На этот раз Марселин не сомневалась — и так потратила на сомнения слишком много лет, которые ей никто не вернёт. Она знала, что её колючее сердце всё ещё разбито, но, смотря на Стефана, видя его лёгкую улыбку и взгляд, который всегда отзывался в ней теплом, она не могла отступить.

— Я люблю тебя, — прошептала Марселин ему в губы, после чего мягко поцеловала. — Я так тебя люблю, Стефан, и хочу быть рядом. Я хочу сделать всё, чтобы ты был счастлив.

Иногда Николасу казалось, что его просто не замечают. Возможно, дело было в том, что его до сих пор считали недостаточно взрослым. Или же в том, что он, даже не зная Фортинбраса достаточно, был на его стороне — таких людей Гилберт и впрямь предпочитал игнорировать. Или, может быть, на самом деле Николас ничего из себя не представлял.

Он не жаловался и не просил больше внимания. Но ему было интересно, почему ему так сложно разговаривать с Пайпер и Фортинбрасом, почему каждый раз, когда кто-то из них обращался к нему, его волнение вырастало до вселенских масштабов. Разве он не такой же, как они? Разве они не одной магии?

— Я думаю, ты преувеличиваешь, — наконец произнесла Твайла, задумчиво уставившись на лимонное пирожное в руке.

Нужно отдать Одоваку должное: несмотря на весь кошмар и хаос, в который катился мир, он не забыл готовить отличную еду и даже баловать каждого из них их любимыми сладостями. Правда к Твайле он всё ещё относился настороженно, возможно, из-за того, что она подворовывала то, что он готовил для принцессы Сонал. Кажется, эти пирожные тоже были для неё.

— Форт даже мне не говорит о том, где он был.

— Форт? — удивлённо повторил Николас.

— Ну… Да. Форт. Йоннет его так называла. Да и я тоже. Ну не Предателем же его называть, — фыркнула Твайла, закатив глаза.