— О, нет, опять драу? У нас теперь и так живёт та кошка!

— Кошка?

— Помнишь, Рокси говорила про кошку, которая помогала ей в «Холлоубридже»? С тремя хвостами. Рокси договорилась с Эйлиш, и та заключила с драу сделку. Теперь та беспрепятственно ходит, где хочет. Ночью я проснулся из-за того, что она грызла мне руку.

— О боги, — выдавила Соня, посмеиваясь. — Она осталась жить у вас?

— Да! — возмущённо прошипел Алекс, сильнее стиснув руль. — Рокси ей даже имя дала — Салем.

— Она действительно назвала драу в честь кота из «Сабрины»?

— На самом деле в честь города, где судили ведьм.

— О. Каждый день я узнаю новые подробности о Рокси, и я не знаю, как мне на них реагировать.

Не то чтобы Соню волновало, как зовут ту трёххвостую кошку, где она живёт и что умеет. Но Алекс старался, как мог, чтобы отвлечь Соню, и наверняка отвлекался сам. Три с половиной часа за рулём, когда у тебя даже прав нет — это, вне всяких сомнений, стресс, с которым Алекс неплохо справлялся, учитывая его периодическое желание доводить каждое дело до совершенства. Может быть, у него не всё получалось, и он чувствовал, что это катастрофично, но он так хорошо прятал свою панику, что на несколько секунд Соня могла поверить ему.

Она всегда верила ему.

Она знала о нём всё: в тандеме с Риком Алекс болтал так много, что иногда не замечал, как соскакивал с одной мысли на другую и озвучивал совершенно случайные факты о себе или ситуации из своей жизни. За четыре года совместной работы Соня устала считать, сколько было таких моментов, благодаря которым она узнала Алекса достаточно хорошо, чтобы называть его своим лучшим другом.

Она знала, что ему страшно, он волнуется и хочет, чтобы всё было как раньше, но понимает, что это невозможно. Раньше Рик бы сказал, что «страннее и хуже просто не может быть».

Но Рик мёртв.

Соне до сих пор казалось, что её сердце безжалостно топчут.

Она хотела исчезнуть. В масштабах целого мира её проблемы были незначительны. Всего лишь искательница, не раскрывающая прошлого, боящаяся лидера вампиров и каждый день доказывающая, что она чего-то стоит. Таких тысячи, если не десятки и сотни тысяч. Почему тогда Рейна решила, что она может быть полезна? Что такого важного и уникального есть у Сони, что так нужно Николасу и демонице?

У Сони не было ответа, как и желания найти его. Она слишком устала, чтобы хотя бы притвориться, что у неё полно сил. И так притворялась с того самого момента, когда они нашли Кита и Твайлу, а ведь до этого она ещё как-то выдерживала натиск Алекса, не понимавшего, почему Рокси хочет задержаться в особняке Гилберта.

Было бы прекрасно, если бы все проблемы свелись только к этому. Соня бы выдержала расспросы Алекса, лишь бы всё остальное прекратило терзать её.

— Соня.

Нет, она погорячилась: не выдержит расспросы, как бы сильно ни храбрилась. Единственный плюс заключался в том, что Алекс смотрел только на дорогу и вряд ли рискнёт обернуться, чтобы в полутьме тщательно рассмотреть её лицо.

— О чём говорил Блас?

Соня вдохнула, выдохнула. Мир не вращался вокруг неё, но тогда почему ей казалось, будто он сейчас смотрит только на неё?..

Она постоянно врала Алексу и Рику, не желая, чтобы они знали, какой жалкой и никчёмной она была. И она бы соврала сейчас, если бы не понимала: Алекс сразу же её раскусит. Он мог не искать информации о ней намеренно, мог уважать её право хранить собственные секреты, но он поймёт, если она скажет неправильный перевод. Каким-то образом он, не знающий языка, всегда это понимал.

Но вместо этого она, будучи чрезвычайно упрямой и глупой, повторила:

— Nacido en la sangre.

— Как это переводится?

Соня вдохнула, выдохнула. «Мир не вращается вокруг тебя, — повторила она, беспокойно теребя кончики красных волос. — Мир не вращается вокруг тебя, не вращается».

— Рождённая в крови, — совсем тихо ответила Соня.

— Рождённая в крови? — непонимающе повторил Алекс. — Странно. Это из-за волос, что ли?

— Не знаю. Может быть. А что, так похоже на кровь?

— Нет, не думаю. Твои волосы красивее крови. И как ты только успеваешь подкрашивать их?

Соня рассмеялась — тем самым лёгким смехом, который научилась выдавливать из себя в нужные минуты.

— Секрет фирмы, — повторила она ту же заученную фразу, что и всегда.

— Брось, я должен знать. Может, тоже хочу перекраситься.

На этот раз Соня рассмеялась по-настоящему, совсем не боясь разбудить остальных. Может, так будет лучше: ей не придётся отвечать на странные вопросы, только чувствовать взгляды и думать, что уж лучше бы она провалилась сквозь землю.

— Может, мне пойдёт зелёный? — продолжал Алекс. — Или голубой?

— Хочешь, чтобы Лили хватил удар? Она же без ума от твоего натурального цвета.

— Боги, у нас вся семья такая, пусть кем-нибудь другим восхищается.

— Совсем не боишься разбить ей сердце?

— Я боюсь разбить сердце не Лили.

Соня рассмеялась исключительно из-за того, что не представляла, как ей на это ответить. Она ни в коем случае не издевалась над своей соседкой или другими искательницами, которым Алекс казался очаровательным, нет. Но было нечто невероятно лёгкое и простое в том, чтобы говорить об обыденных вещах вроде перекрашенных волос или Лили, любившей говорить, что в Алексе идеально всё. Соне даже начинало казаться, что всё, что произошло с ней за последние четыре года, лишь мираж, и он рассеется с минуты на минуту, а за ним…

Дикие псы, нападающие без всякой логики. Кровь, которую не может смыть даже яростный ливень. Царапина на щеке, оставленная королём нечестивых, и его крепкие пальцы на её шее.

«Он убьёт меня, он убьёт меня, он убьёт меня…»

Соня так сильно сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Четыре года жизни в Ордене и на благо коалиции — не мираж. Она здесь, и король нечестивых не убил её.

Она здесь.

Но лучше бы она провалилась сквозь землю.

Соня не знала, что сказать. Алекс научился понимать, когда эмоции на её лице отражают то, что происходит внутри, когда Соня вновь начинает вспоминать день эриама, и даже научился задавать правильные вопросы, но в этот раз Соня была спасена. Темнота за окном всё чаще прерывалась фонарями, свет которых выхватывал аккуратные каменные строения.

Оставшиеся двадцать минут до дома некоего Альтана было тихо. Соня слышала лишь гул крови в ушах да ворчание Кита, проснувшегося раньше Твайлы и пытавшегося растолкать её. Соня не обращала на них внимания.

Она вообще ни на что и ни на кого не обращала внимания. Всё происходило как в тумане: как Алекс пропустил поворот и был вынужден сделать круг, тихо проклиная всех водителей и пешеходов; как Кит пытался не только не умереть от рогов Твайлы, но и разбудить Николаса; как Николас, всё же проснувшийся где-то за пять минут до конца странной поездки, сказал, что проголодался.

Соня не знала, предложил ли Алекс ему мармелад. Она, казалось, разом забыла обо всём на свете и действовала, как заведённая.

Отстегнуть ремень безопасности, изучить местность вокруг через окно, открыть дверь, выйти, держать руку на чехле с оружием. Оглядываться, изучать, всматриваться, отмечать странное. Из странного был только человек, стоящий у дверей трёхэтажного дома, куда они подъехали.

Соне потребовались лишние секунды, чтобы понять: они в каком-то тихом и, возможно, дорогом районе. Должно быть, такие есть во всех городах всех стран, и планировки там абсолютно идентичные: песчаного или белого цвета камень, из которого сложен дом, низкие, аккуратно подстриженные кусты, возможно, даже цветущие, идеально ровная лужайка, черепичная крыша всех оттенков красного и коричневого. То, что Соня видела в Касересе и доме Альтана в частности, уже было в Нихаре, причём на каждом углу.

— Ух, какая у тебя компания, моя милая, — едва ли не промурлыкал Альтан, наконец отделившись от железной двери, которую подпирал спиной всё это время.

Твайла, уже выбравшаяся из машины с помощью Кита, — всё ещё недовольного этим, кто бы сомневался, — свела брови к переносице и ответила: