— Они кричали, — вдруг подала голос Клаудия. — Просили, чтобы их убили. Им было больно.

Энцелад нахмурился — он говорил, что те твари могли только рычать и стонать. Фортинбрас, Стелла и Эйкен, наоборот, обратились во слух. Пайпер опустила плечи и как-то обречённо уставилась на Клаудию.

— Не думай, будто я дура, — едва не рявкнула она, ни к кому конкретно не обращаясь, из-за чего Марселин насторожилась. — Я знаю, что слышала. Да, он оказался сильнее… Ты думаешь, я не знаю, как это работает? Я двести лет с этим живу!

Марселин вздрогнула, когда злой взгляд Клаудии, — той самой девушки, которая всегда сохраняла спокойствие и ни на кого не обращала внимания, — метнулся к Стефану.

— Не моя вина, что ты ошиблась! Тебе не следовало даже думать о том, чтобы замахиваться на такую магию!

— Клаудия, — тихо, но настойчиво обратился к ней Фортинбрас, мягко взяв её ладони, — с кем ты говоришь?

— С магом, которой уже встречались восставшие из пепла, — яростно прошипела Клаудия, всё ещё смотря на Стефана. — Она искала способ вернуть хаос и магию к равновесию, чтобы помочь снять проклятие, и в ходе своих поисков столкнулась с umbare.

— Помочь снять проклятие? — повторил Фортинбрас, переведя взгляд на Стефана.

Марселин против воли тоже посмотрела на него и уловила тот самый момент, когда в голове Стефана что-то щёлкнуло. Он побледнел, почему-то сжал ткань рубашки на груди, — в последнее время он всё чаще так делал, — и, практически испуганно смотря на Третьего сальватора, сказал:

— Это Елена. Та самая Елена, о которой я тебе говорил. Она встречала umbare.

Марселин забыла, как дышать. «Это не может быть правдой, не может…»

— Елена, — медленно повторил Фортинбрас. — Она так и не нашла способ снять проклятие, верно?

— О чём вы говорите? — ошарашенно пролепетала Марселин, прижимая руки к груди. — Что…

— Милая, — Клаудия натянуто рассмеялась, — ни одна тайна не может быть сокрыта вечно. Старайся как хочешь, но я всё равно узнаю.

— Клаудия, — настойчиво обратился к ней Фортинбрас, — не слушай. Никого из них не слушай, только меня.

Марселин затаила дыхание, почувствовав, как Стефан мягко коснулся её ладони. Она резко обернулась к нему, такому же растерянному, и наткнулась на его взгляд, пылавший бронзой, не предвещавший ничего хорошего.

— Кажется, я знаю, как доказать тебе, что всё это было правдой.

***

Гилберт не мог поверить своим ушам: Стефан, Третий и Клаудия обсуждали возможность разговора с какой-то там Еленой так, будто никого вокруг не было. Ни Шерая, ни даже Пайпер не пытались вмешаться, только внимательно слушали. Гилберт был настолько поражён, что не мог выдавить ни слова.

Они что, думают, что он — пустое место? Что он позволит им действовать, как им заблагорассудится, и…

— Это может сработать, — вдруг сказала Шерая, задумчиво постучав пальцами по подбородку. — Десяток магических манипуляций, стабильные барьеры и благовония, которые приманят драу, готовых помочь… Да, всё должно пройти гладко.

— Вы что, с ума сошли?! — вдруг взвизгнула Стелла, подскочив на ноги. — Вы понятия не имеете, о чём говорите! Как вы…

— Стелла, — тихо, но строго сказала Клаудия, и девушка тут же едва не в струнку вытянулась, уставившись на неё, — пожалуйста, успокойся.

— Но…

— Проклятие Стефана спало, и теперь Елена не молчит. В основном, конечно, ругается на него, клянётся, что достанет по ту сторону… Но она говорит о Силе. О магии, Лабиринте и Цитадели. Она знает то, что мы так долго искали.

Стелла озадаченно переглянулась с Эйкеном, спустя мгновение бросившем косой взгляд на Марселин.

— Я не понимаю, — испуганно пролепетала Марселин. Минуты назад Стефан аккуратно взял её ладонь в свою, и Марселин, крепко вцепившись в неё, ни на мгновение не ослабляла хватки. В какой-то момент Гилберт услышал, как хрустнули его пальцы, когда Марселин вцепилась ещё крепче, но Стефан даже бровью не повёл.

— Дело в том, — вмешался Третий, мягко положив руки на плечи Стеллы, готовой в любую секунду кинуться на кого-нибудь, — что Елена была знакома с Йоннет, госпожа Гарсиа. И есть шанс, что обладает знаниями, которые столь необходимы нам для того, чтобы понять, как лишить тёмных созданий их сил и одержать победу над ними.

Гилберт удивлённо моргнул, поначалу решив, что это лишь шутка. Он никогда не слышал ни о какой Елене, и мысль, что Третий, как и Стефан, знали её, вызывала в нём только раздражение, граничащее с яростью.

Как это может быть правдой?..

Не так давно Стефан был практически мёртв, а Третьего справедливо называли Предателем. И хотя Гилберт прежде никогда не сомневался в намерениях Стефана и его готовности работать на благо коалиции, теперь крамольных мыслей становилось всё больше. Разумеется, нельзя было игнорировать тот факт, что без магии Времени Стефан всё ещё был бы погружён в сомнус, но… Нет, Гилберт не мог этого понять. Каким бы внимательным и самоотверженным ни был Третий, как бы он ни доказывал коалиции свою верность, Гилберт ему не верил.

У него было двести лет, чтобы открыть Переход в этот мир и начать помогать им. Двести лет, чтобы объяснить, где он был во время Вторжения и что делал на самом деле, чтобы начать заглаживать свою вину. Двести лет, чтобы, в конце концов, показать, что он не бросил Гилберта на произвол судьбы.

Они ведь были братьями. Фортинбрас обещал, что всегда будет рядом, но нарушил это обещание двести лет назад.

Гилберт ему не верил.

Шерая коснулась его плеча, и он едва не подскочил на месте. В последнее время Гилберта всё чаще можно было застать врасплох, и ему это не нравилось. Сосредоточенность и внимательность, которые он оттачивал столько лет, будто разом оставили его. Всё вокруг казалось ненастоящим, искажённым, и Гилберт никак не мог к этому привыкнуть и перестать вздрагивать каждый раз, когда замечал что-то, что выбивалось из привычной ему картины. Каждый день стал похож на пытку, бесконечную и ужасную, и каждая ночь была полна кошмаров, которые он не мог побороть. Даже отвары, приготовленные Марселин и Шераей, не помогали.

Ничего не помогало. Казалось, с той самой минуты, как несколько месяцев назад демоны напали на его особняк, с того самого мгновения, как перевёртыш, возглавлявший их, показал Третьего, страх только усиливался. Грозился дойти до критической точки, но всё никак не доходил. Мучил и мучил, ставил под сомнения все истины, которыми он жил столько лет. Терзал его так, что ни о чём другом Гилберт и думать не мог.

Это всё неправда. Не по-настоящему. Фортинбрас, которого он знал, который обещал, что всегда будет рядом, давно мёртв. Третий — не он.

— Это сработает, — одними губами произнесла Шерая, смотря ему в глаза.

Когда так говорила Шерая, он верил, потому что она всегда была честна с ним. Но когда об этом говорил Третий, внутри Гилберта всё вставало на дыбы. Шерая говорила, что ненависть слишком часто брала над ним верх, но что она знала о ненависти на самом деле?..

— Гилберт, — с ласковой улыбкой Шерая положила ладонь ему на щёку, — пожалуйста, поверь в это. Я знаю, что ты чувствуешь, но ведь ты веришь мне?

Гилберт невольно скосил глаза в сторону и заметил мягкое сияние сигилов в воздухе. Надо же, Шерая воздвигла барьер так, что он даже не заметил этого. Будто знала, как тяжело ему может быть, как он не хочет, чтобы все слышали его сомнения. А ведь их был очень много.

Слова королевы Ариадны никак не шли у него из головы. Мысль, что Предатель не такой уж и предатель, с каждым днём всё крепла, и Гилберт ненавидел себя за это. Если его предательство ложное, если он всё это время был на стороне коалиции и сражался против демонов, то для чего Гилберт губил себя, пытаясь исправить его ошибки? Для чего он столько лет терпел унижения, страхи и кошмары, столько раз разбивал руки в кровь и проклинал самого себя за кровь, которая текла и в жилах Третьего?

Если его предательство — ложь, то и старания Гилберта — тоже?..