Марселин не знала, из-за чего Гилберта и сальваторов пригласили к королю Джулиану. Причина была чрезвычайно важной и срочной, иначе Гилберт не согласился бы так скоро. Джонатан и Стефан отправились с ними, но, как знала Марселин, по разным причинам. Если Джонатан хотел быть уверенным, что с Пайпер ничего не случится, Стефан будто хотел ненадолго сбежать от грозовых туч, нависших над Марселин.

Строго говоря, они очень сильно поругались.

Точнее, Марселин поругалась с ним. Стефан старался быть аккуратным и внимательным, но при этом не скрывал ни одной детали, потому что знал, как важно ей знать всю правду. Марселин знала, что теперь он её не обманывал. Он плакал, рассказывая о том, что случилось в день, когда демоны напали на неё и её семью, и клялся своим именем, что это правда. Марселин знала, что он сделал всё возможное, чтобы спасти её, целиком и полностью был на её стороне. Но ей было больно, и эта боль вновь захватила её. Настолько, что она наорала на Стефана и сказала ему не приближаться к ней.

Это не могло быть правдой. Её мать — маг?.. Нет, нет, нет. Её мать была обычной женщиной, вышедшей замуж за самого обычного мужчину. Если бы её мать хоть как-то была связана с сигридским миром, за двести лет Марселин уж точно узнала бы об этом. Её мать не могла быть магом, не могла наложить на Стефана проклятие. Она была обычной женщиной.

Марселин чувствовала себя брошенной. Стефан не лгал, но и её воспоминания не могли быть ложными. Разве возможно, чтобы она не знала собственную мать?.. Если бы та была магом, Марселин бы уж точно что-то заметила. Она бы вспомнила это после эриама, когда сама обучилась магии, поняла бы всё то, что казалось ей странным раньше.

Она будто вновь оказалась в бесконечном кошмаре, который повторялся день ото дня: не знала, что делать, кому верить, что сказать. Стефан, наконец раскрывший всю правду, не заслуживал того, чтобы Марселин на него злилась. Он много раз пытался побороть проклятие и рассказать ей о том, что случилось в тот день, но не мог. Он не заслуживал злости и ненависти, её криков и угроз, но Марселин не могла остановиться. Каждый раз, когда она видела Стефана, она вспоминала, что он говорил, и вся её ярость только усиливалась.

Это неправильно, Марселин это знала. Её эмоции и чувства были ядом, к которому она никак не могла подобрать противоядие. Она должна была остановиться, успокоиться и принять, что злиться на Стефана бессмысленно. Она ведь не дура, чтобы вечно кормить свою злость.

Но пока что у неё ничего не получалось.

Поэтому она вновь бралась за все дела без разбору. Осмотреть раны Энцелада и Клаудии она должна была в любом случае, потому что, живя у Гилберта, взяла на себя все обязательства целительницы. Но помогала она совершенно инертно. Магия, отвары, бинты. Каждое её действие было будто автоматическим, тогда как в мыслях крутилось то, что ей рассказал Стефан. Не мешало даже присутствие сальваторов и Гилберта, мрачного, как туча. То ли он сильно переживал за Энцелада, то ли пытался понять, как защиту особняка удалось обойти. Или, что вероятнее всего, бесился из-за присутствия стольких людей, которых не мог контролировать. Стоило ему хотя бы на секунду задержать раздражённый взгляд на Фортинбрасе, который позволил Марселин помочь Клаудии, Стелла, сидевшая на полу, начинала на него рычать.

Прекрасно. В этом особняке становилось слишком тесно.

Хорошо хоть Эйс задержался в зале Истины, когда Джонатан появился там. Марселин бы точно не выдержала его вопросов.

— Не думаю, что это был Райкер, — наконец сказал Николас, когда Энцелад закончил очередной пересказ. — Я изучил место, где на вас напали, но не обнаружил его следов.

— А у него вообще есть следы? — спокойно уточнила Шерая. Пожалуй, она была единственной, кого уже ничем нельзя было удивить. Причина, из-за которой король Джулиан так переполошился, заставила поволноваться и Гилберта, и Пайпер с Николасом, но только не Шераю.

— Конечно. Едва заметные, но есть. Мы не обнаружили того же, что было у бреши, где он нашёл нас.

Марселин выдохнула, когда след от ранения окончательно исчез, и даже отошла на шаг. Фортинбрас тут же опустился перед Клаудией на колени и критически оглядел её шею, после чего поблагодарил Марселин. Гилберт наблюдал за этим с таким выражением лица, будто готовился либо убить сальватора, либо расстаться с завтраком прямо здесь.

— Но и на хаос это не было похоже. Что-то… среднее, — неуверенно произнёс Николас. — Смешанное. Как…

Он запнулся и почему-то посмотрел на Фортинбраса.

— В общем, ты понял.

— Да, я понял.

— Я не понял, — будто нехотя вставил Гилберт.

— Это иная форма силы, сочетающая в себе магию и хаос, — подал голос Стефан. Он сидел на диване и, казалось, всё это время намеренно игнорировал всех вокруг и читал какой-то древний трактат. — Подобные манипуляции строятся на экспериментах над драу, в результате которых нарушается баланс между естественным хаосом и магией в их организмах. Господин Ресер описывал их словом umbare, что в переводе означает что-то вроде «восставшие из пепла».

— Вау, — саркастично выдал Энцелад, — а мы и не поняли, когда они обратились в пепел…

— Восставшие, — напомнил Стефан, посмотрев на него из-за поднятой книги. — Пойманных драу сжигали живьём, из-за чего и получались umbare.

Пайпер, сидевшая рядом с ним, поморщилась.

— Кому нужно сжигать драу? Они же… милые. Милые и маленькие.

— Не все, — произнёс Фортинбрас. — Есть множество драу, которые любят портить людям жизнь. Есть драу, которые поглотили слишком много магии или хаоса. Например, сальхи. Когда баланс между хаосом и магией нарушается, что-то одно начинает поглощать драу, превращать его в иное существо. Представь сальхи, поглощённых хаосом, сожжённых не самым обычным огнём и воссозданных из пепла. Дикие, опасные создания. Я редко с ними сталкивался и даже не знал, что они могут быть… такими, какими их описал господин Эрнандес.

— Где ты мог с ними столкнулся? — тут же спросил Гилберт.

— В Энтланго и Инагросе.

— Чудесно. Где это?

Фортинбрас молча улыбнулся ему.

— Кто ставил барьеры вокруг особняка?

— Я, — ответила Шерая.

— Тогда как восставшие из пепла прошли? Почему ты не почувствовала их сразу?

Гилберт скривил губы, и до Марселин, наконец, дошло: ко всем Фортинбрас обращался с уважением, называл «госпожой» или «господином», но только к Шерае обращался на «ты». Она его, однако, никогда не исправляла.

— Кто может знать твою магию?

— Думаешь, что среди нас предатель?

— Только не смотрите на меня, это уже становится похоже на плохую шутку, — пробормотал Фортинбрас, когда Гилберт уже открыл рот. — Но точно есть кто-то, кто знает твою магию. Может быть, не идеально, но всё же… Кто-то, кто знал, что сегодня нас не будет. Возможно, этот же человек стоит за убийством.

— Что? — Марселин удивлённо захлопала глазами. — Каким ещё убийством?

— Госпожа Сибил мертва, — сухо ответил Фортинбрас. — И, вот так неприятное совпадение, я был последним, с кем она говорила на вчерашнем празднестве. И впрямь неприятное…

Марселин едва не рухнула на диван между Пайпер и Стефаном, лицо которого мгновенно сменилось на обеспокоенное. Как это так: Сибил — мертва?.. Быть этого не может. Убийства прекратились с тех пор, как Пайпер открыла Переход, и многие демоны залегли на дно…

Неужели они опять начали действовать? Дождались, пока Третий сальватор покажется на людях, и нанесли удар. Но откуда они знали, где он будет и кто окажется рядом? Как они поняли, что король Джулиан непременно потребует присутствие всех трёх сальваторов? И демоны ли виноваты в нападении на Энцелада и Клаудию? Тёмным созданиям, исключая Твайлу, на территорию особняка не пробраться, но umbare… Иные сущности, воссозданные из сожжённых не самым обычным огнём драу. Результат нарушенного баланса между хаосом и магией.

Марселин ничего не понимала, и от этого ей хотелось плакать.