Долг — это всё. Кэргор — это всё.

Но Кэргор сгинул вместе с поглощённым Сигридом, как и королевский род, которому его семья служила много поколений. Старый лорд Торос, его дядя, и того умер намного раньше. Во Втором мире он искал Диону пять лет, пока мир пытался его уничтожить, и, найдя, пообещал, что никогда не оставит её.

Долг — это всё. Кэргор — это всё.

Диона — это всё.

Она была верна своему долгу и клятве, которые они принесли вместе, и её убили.

Энцелад мог сделать шаг назад и, как и сказал Гилберт, отдохнуть. Прийти в себя. Хороший рыцарь знает, когда нужно остановиться и не перегружать себя, не рисковать своей жизнью или жизнями других. К тому же, даже если его меч сгорел в магическом пламени, а лук до сих пор напоминал о смерти Дионы, у Энцелада вновь было оружие, за которым он должен был следить. Нотунг — своенравный меч, и он признаёт лишь кровь. Даже сейчас Энцелад чувствовал его тяжесть и протест, из-за которого едва не гудел воздух. Нотунг отвергал его человеческую кровь, но Энцеладу было плевать. Гилберт не мог взять меч в руки, но и возвращать его сальватору Времени пока нельзя.

Энцелад мог сделать шаг назад, отдохнуть, прийти в себя и проследить, чтобы ни один из людей Третьего, как и он сам, не добрались до Нотунга.

Мог бы, но решил, что это не для него.

— Ты считаешь, что я слабак? — повторил Энцелад, пристально смотря Гилберту в глаза. — Что я не справлюсь с ними? Да, может, в магии я полный ноль, но я достаточно силён и знаю, что никто не рвётся быть рядом с Третьим сальватором день и ночь.

— Дело не в этом, — поспешно возразил Гилберт, на секунду метнув на Шераю перепуганный взгляд, — и не в магии, правда! Я лишь… Я не хочу, — увереннее повторил он, сведя брови к переносице, — чтобы вы рисковали собой. Эти люди опасны.

— С не опасными мы и не сталкивались.

Глаз Гилберта дёрнулся. Энцелад почти ненавидел себя за подход, который выбрал, но ещё сильнее ненавидел бездействие, которое давило, давило и давило день и ночь, лишало кислорода в самые неподходящие моменты и ни на секунду не оставляло его.

Энцелад не хотел забывать, что Диону убили, но и ничего не делать, зная, что Иснан где-то прячется, для него было равносильно пытке. Если ему придётся искать подход к Третьему сальватору и его людям, завоёвывать их доверие, чтобы Время было на стороне коалиции, он сделает это. Он сделает что угодно, чтобы голова Иснана упала к его ногам.

— Пусть Энцелад наблюдает, — наконец подала голос Шерая, положив руку на плечо Гилберта и скорее останавливая его от какого-нибудь импульсивного действия, уже зреющего в его голове, чем успокаивая. — Диего постоянно следит за Фортинбрасом, Доган — за Эйкеном, а Зен — за Стеллой. Клаудия сидит у себя, и Енох просто так торчит у её комнаты. Мы можем заменить кого-нибудь из них и отправить заниматься другими делами.

— Наблюдение, — повторил Энцелад, фыркнув. — Да, конечно. Наблюдение. Примитивно и необходимо.

— Боюсь, всё не так просто, — озадаченно пробормотал Гилберт. — Мы понятия не имеем, на что они способны. Эйкен призывает те странные тени, но что, если это не единственное, что он может? А Стелла? Боги, она оборотень! — взволнованно выпалил Гилберт, вцепившись в волосы и растрепав идеальную причёску. — Насколько волки сильнее людей? Зен с ней справится?

— Тела эльфов крепче людских, — напомнила Шерая.

— А Клаудия? — не унимался Гилберт. — Никто ещё ни разу не заметил, чтобы она использовала магию или чары… Я не понимаю, что с ней не так. Сегодня она всего двумя словами заставила Пайпер подчиниться!

Энцелад нахмурился.

— Клаудия? Это та, с чёрными губами? Ты уверен? Она едва не разнылась, когда увидела меч у меня.

— Уверен. Она точно знала, что говорила. Предатель к ней прислушивается, а ведь она почти всё время молчала!

— Я не чувствую в ней мощной магии, — заметила Шерая, постучав пальцем по подбородку, — как и чар. Но в ней есть что-то, что делает её опасной. Не физическая сила, а что-то более глубокое.

Гилберт моргнул, ошарашенно смотря на неё, и вдруг едва не с восторгом и придыханием выдал:

— Точно. Прекрасно.

Энцелад громко скрипнул зубами.

— Неизвестный дар, который может быть опасным — это, по-твоему, прекрасно?

— Я хочу, — невозмутимо сказал Гилберт, не обратив внимания на её слова, — чтобы ты наблюдал за Клаудией. Хочу, чтобы узнал, что за дар она скрывает и какую опасность нам представляет. Лука, — громче произнёс он, — пригласи Клаудию ко мне. Хочу поговорить.

— Погоди-ка, это что, шутка? Ты хочешь, чтобы я следил за ней?

Гилберт на секунду растерялся под его требовательным взглядом, но, расправив плечи, вновь стал самим собой.

— Да, ты всё верно понял. Нам важно знать, кто она и чем может помочь коалиции.

Энцелад едва не рассмеялся. Только Гилберт мог совершенно правильно интерпретировать его слова, но при этом вывернуть их так, что озвученное им теперь звучит как приказ. Гилберт редко когда приказывал по-настоящему, и даже если он хотел, чтобы Энцелад отдохнул, пришёл в себя, он вовремя понял, что этого не случится, и потому начал приказывать.

Это было чертовски правильным ходом, и Энцелад почти ненавидел Гилберта за него.

— И что, мне постоянно таскаться за ней? Узнавать, что она знает? Следить, чтобы не совала пальцы в розетки?

Гилберт открыл рот, будто хотел возразить, но, подумав немного, уверенно качнул головой.

— Да, и это тоже.

***

Если Клаудия и была удивлена персональным приглашением в кабинет Гилберта, то она этого не показала. Енох, который должен был сопровождать её за пределами комнаты, остановился в коридоре, но Шерая отослала его, сказав, что он может вернуться в зал Истины и отдохнуть. С этой минуты Клаудия — не его ответственность, и даже эти слова никак не задели её. По крайней мере, внешне.

Гилберт совсем не понимал её. Она спокойно села в кресло, стоящее напротив стола, закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях, невозмутимо смотря на него. Её глаза казались такими же чёрными, как и губы, отчего Гилберту вновь стало неуютно. Он сомневался, что в месте, откуда явилась Клаудия, была помада или что-то подобное, и потому не понимал, почему её губы до сих пор чёрные. Это же не может быть их естественным цветом?..

Но, переборов нездоровое любопытство, Гилберт предложил ей травяной чай и испечённые Одоваком пирожные. Клаудия не ответила, только моргнула, будто показывая, что услышала её. Тогда Гилберт предложил кофе. Клаудия вновь не ответила. Она не отреагировала и на предложение выпить вина, воды, виски и чёртовой крови, припасённой для вампиров. Тогда Гилберт, сдавшись, напомнил, что она может в любой момент просто сказать ему, если желает чего-то, и он отдаст соответствующий приказ.

Каждый раз, когда он говорил, что готов исполнять их желания, внутри у него всё вопило от ярости, но Гилберт хорошо держался. Клятва на крови, да ещё и подкреплённая Временем, была мощной и опасной. Как бы сильно Гилберту ни было больно просто смотреть на людей, которые считали Предателя не таким уж и предателем, ради блага коалиции он был готов соблюдать клятву. Желание Третьего жить с ним под одной крышей было абсурдным, и потому особняк всячески препятствовал свободному перемещению любого из его спутников. Твайла была этому не рада — она постоянно жаловалась, что особняк мешает ей увидеться с Предателем и, насколько Гилберт знал, этого до сих пор не случилось, чему он был только рад.

Для начала он узнает людей, с которыми Предатель принёс клятву, чуть ближе, и уже после решит, стоит ли особняку и дальше мешать Твайле.

— Итак, — сказал Гилберт, изо всех сил изображая доброжелательную улыбку. — Прошло так много времени, а мы до сих пор не познакомились. Считаю, что это просто безответственно с моей стороны, и потому готов исправиться.

Клаудия молча склонила голову вбок. Её поза не была напряжённой, а взгляд — стеклянным, но Гилберту казалось, что мыслями она совсем не здесь. Однако вместо того, чтобы указать на это, он произнёс: