Фортинбрас знал, что это лишь воспоминания, что при должном старании с его стороны никому из них не будет угрожать опасность хотя бы в первое время, но избавиться от цепкой хватки чар королевы не мог. Каждый день, который он впоследствии вспомнил, проносился перед ним меньше, чем за секунду. Все слова, которые он слышал, каждое из чувств, которое охватывало его. По мере того, как чары королевы Ариадны открывали ей всё больше, Фортинбрас видел, из какого безумия и отчаяния его вытаскивали Клаудия и Магнус; как возрождалась Омага, а Киллиан в первые месяцы едва не ходил за ним по пятам; как Фортинбрас нашёл способ склонить Катона к сотрудничеству и даже создал клятву, которая связала их друг с другом; как он сопроводил Стеллу в Омагу, где она решила остаться вместе с ними; как в землях Энтланго он уничтожил Башню, в которой был Эйкен.

Воспоминаний было слишком много. Информации, которую он должен был скрыть, и эмоций, которых не хотел испытывать, — ещё больше. Королева Ариадна видела каждый его день так, будто пролистывала книгу. В чистой магии Фортинбрас был сильнее, но он не мог противиться чарам Сердца, особенно столь мощным и всепоглощающим. У него был шанс отказаться, но он не воспользовался им, убедив себя, что поступает правильно.

Ничего правильного в этом не оказалось.

Его едва не трясло от боли, которую уже не удавалось держать под контролем. Двести лет пролетели всего за несколько секунд, и в воспоминаниях стала всё чаще появляться Пайпер. С каждым днём её становилось всё больше, и как бы сильно Фортинбрас не пытался сбросить чары королевы, у него ничего не получалось. Он не мог объяснить иррационального желания скрыть, как часто Пайпер была рядом и как много она для него значила, и не мог не признать, что с каждым воспоминаниям ему почему-то становилось легче.

Оказывается, это не было чересчур приятным сном, который уничтожил бы его, если бы он проснулся. Всё это было реальностью: прогулка по Омаге, празднество, небесные киты, проклятие, разорвавшее ему спину. Пир у фей, яхади и крамольные мысли, которые никак не оставляли его. Поцелуй, вскруживший ему голову, и её слова о том, что она просто захотела поцеловать его.

Элементали великие, это было по-настоящему.

И Фортинбрас хотел, чтобы это повторилось.

Что с ним не так?..

Должно быть, всё. Фортинбрас всегда был немного странным и отличался мышлением, которое приходилось объяснять. Он был умён, но уступал в этом Алебастру; достаточно решителен, но не такой, как Гвендолин. Но выжил почему-то именно он.

Элементали, почему выжил он?.. Арне мог выбрать куда более достойного сальватора. Разве в этом не заключается основная суть сакрификиумов — выбирать лишь достойных?

Фортинбрас хотел исчезнуть. Дикие Земли безвозвратно изменили время многих, продлили жизни до невозможности, но почему-то выжил именно он. Не Гораций, столько лет верно служивший Гилберту и всему роду Лайне. Не Уалтар, оказавшийся предателем, проклявшим Фортинбраса.

Эта мысль казалось дикой до сих пор, даже после того, как Пайпер сняла проклятие, убив Уалтара.

Элементали великие, всё вновь свелось к Пайпер. Пайпер, которая поцеловала его просто потому, что захотела этого. Он не понимал, как подобное желание может быть таким сильным, что заставляет человека совершать что-то столь безумное, но хотел выяснить. Хотел коснуться тёплой, как солнце, кожи Пайпер и почувствовать лёгкий вкус сладости на её мягких губах.

Королева Ариадна что, издевается над ним? Неужели её чары настолько мощные, что могут постоянно показывать ей одни и те же события, при этом мучая Фортинбраса?

Он знал ответ, но до последнего не хотел признавать его. Да, чары были невероятно мощными, и Фортинбрасу, наверное, не хватило бы всей жизни, чтобы разгадать их. Понять всю их суть и силу мог только тот, кого выбрало Сердце фей.

И да, королева, возможно, издевалась над ним. В первую очередь за то, что, как она думала, по его вине погибла Аннабель. Очередной день празднества начался бойней, устроенной на месте, которое Аннабель выбрала для завтрака.

Он знал, что не убивал её, но чары давили так сильно, что Фортинбрасу начинало казаться, будто он всё это время убеждал себя во лжи. Его руки были красными от фейской крови и пахли медью, они разрывали грудные клетки и сворачивали шеи так легко, будто те были птичьими. «Я не виноват в этом, — твердил себе Фортинбрас, словно наяву видя и чувствуя, как липкая кровь стекает с его рук. — Я не виноват, не виноват, не виноват…»

Он не виноват. Он не сумел остановить Вторжение, но то была не его вина и не вина сальваторов. Вторжение — это не то, что можно просто остановить, словно испуганную лошадь или тварь, обезумевшую от голода.

Он не виноват. Но его руки были красными от фейской крови и пахли медью.

Элементали великие, что с ним не так?..

Фортинбрас мотнул головой, и зал суда вдруг вернулся. Исчезли картины прошлого, легионы, которые он пытался сдерживать, реки крови и города и поселения, построенные на костях. Воздух трещал от магии и чар. Фортинбрас огляделся и впервые заметил магов, до этого скрывавшихся в тени, за чужими спинами и колоннами. Ему казалось странным, что Шераи не было рядом с Гилбертом, но теперь он видел её возле дверей, готовой к любой неожиданности с его стороны. Беро всё это время был за спинами одного из рыцарей и скрывал себя чарами, как и Сибил. За лицом невзрачного мужчины, сидящего не так далеко от Зельды, оказался Йозеф. Они смотрели на него, не мигая, будто на объект исследований. Единственными, кого Фортинбрас не узнавал, были молодой человек, сидящий возле Зельды, и мужчина из числа лидеров коалиции. За всё это время он не произнёс ни слова, только молча наблюдал за происходящим, будто даже не имел права голоса. Почему-то до этого времени Фортинбрас совсем не обращал на них внимания.

Должно быть, дело в чарах, напавших и отступивших с невероятной скоростью. Фортинбрас всё ещё ощущал, что его руки влажные и липкие, но крови не видел — только зал, людей, смотрящих на него, королеву Ариадну, отшатнувшуюся от него, и Гилберта, мгновенно оказавшегося рядом с ней.

И Пайпер.

Боги, она стояла прямо перед ним. Вместе с Николасом, который выглядел так, будто вот-вот расплачется.

Фортинбрас озадаченно смотрел на них, пытаясь понять, что произошло за мгновения, пока чары раскрывали королеве Ариадну его душу. Что видели остальные? Как они смотрели на него, о чём говорили? Фортинбрас приучил себя как можно меньше доверять чужому мнению, но сейчас от него зависело слишком многое.

— Покиньте зал суда, — громко произнесла королева Ариадна, и Фортинбрасу показалось, что её голос даже дрогнул. — Все, немедленно!

— Вы издеваетесь?! — возмутилась Пайпер, резко обернувшись к ней. — Никуда я не уйду!

— Ты желаешь принести клятву на крови вместе с ним? — ничуть не смутившись, уточнила королева Ариадна. — Хорошо, моя милая, пусть будет так.

— Что?.. Нет, погодите…

Фортинбрас кожей ощущал всеобщее волнение, лишь возрастающее с каждой секундой. Королева могла быть требовательной в мелочах и вопросах, на самом деле не достойных столь пристального внимания, но если она заговорила о клятве, значит, увидела всё, что ей было нужно.

Или же она решила, что, связав его клятвой, сумеет заглянуть намного глубже и увидеть всё самое скрытое. Будто того, что она уже увидела, было недостаточно.

— Прошу прощения!

Фортинбрас свёл брови к переносице, когда Зельда, подскочив на ноги, едва не свесилась из-за ограждения и громко уточнила:

— Вы действительно собираетесь приносить клятву? Не то чтобы я сомневалась, — торопливо добавила она, но с таким перекошенным выражением лица, будто её заставили сделать это, — просто хочу быть уверенной. Вдруг вы попытаетесь его убить? А ведь Время — мощная магия, и сейчас было бы просто глупо…

— Ради богов, Зельда, — громко проскрежетал принц Джулиан, — закрой рот, пока я не приказал отрезать тебе язык!