— Алекс, — требовательнее произнесла она, не дождавшись ответа, — где Себ?

Алекс вдохнул, ласково проведя по её волосам ладонью, и сказал:

— Его вызвали к принцу Джулиану сразу же, как мы вернулись.

***

Ничего не получалось. Совсем.

Марселин была готова на стенку лезть от безысходности, но это не помогло бы Стефану, и потому она сдерживала свои бессмысленные порывы. На изучение предоставленных Николасом книг она потратила почти месяц, но в них не было ни слова о том, как можно развеять сомнус без использования Времени. Словно сам сомнус появился только после того, как появилось Время, и создателем его был не кто иной, как Арне собственной персоной.

Сейчас же она совершала ежедневную процедуру: проверяла состояние Стефана. И держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться прямо возле его кровати.

Смотреть на него, неподвижного, спящего, было выше её сил. Каждый раз, пересекая порог его спальни, Марселин хваталась за глупую надежду: сейчас, именно сейчас он проснётся. Ей нужно будет лишь объяснить ему, что произошло, дать воды, если попросит, и проверить его состояние магией… Всё это — мелочи, с которыми она справится даже с завязанными глазами. Но Стефан не просыпался, и с каждым днём Марселин казалось, что его грудь поднимается и опадает всё реже и реже. Неизвестность сводила её с ума. Теперь она мечтала о времени, когда неизвестность не казалась такой пугающей, а незнание не удручало её.

Хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти и понять, что она не в особняке Гилберта. Хотелось вновь изучать все уголки огромного дома Стефана, применившего на него пространственную магию, гулять в саду и изредка выбираться в близлежащее поселение. Хотелось просыпаться и знать, что её ждёт очередной урок магии и что Данте, возможно, даже не будет таким ворчливым и соизволит помочь им с ужином.

Она представляла себе это так часто, используя всю свою фантазию, что, в очередной раз осознавая, насколько всё изменилось, едва сдерживалась, чтобы не закричать во всё горло.

Закончив с ежедневной проверкой, Марселин вышла из спальни, прикрыла дверь, — будто Стефан и впрямь мог заметить это, — и рассеянным взглядом уставилась на место, ставшее для неё новым рабочим пространством. Старенький секретер, который она хорошо помнила, магические и исторические книги на всех языках Сигрида, много пустых чашек из-под кофе. Ей следовало прибраться, иначе Стефан не оценит беспорядок, который она тут устроила. Это наверняка будет первым, что он заметит, когда проснётся.

Если проснётся.

«Когда проснётся», — упрямо повторила Марселин, решив, что для начала ей следует выпить ещё кофе. И стоит немного размять ноги — она слишком много времени проводила за работой и редко двигалась. На этот раз она дойдёт до кухни сама, а не будет гонять Луку.

Едва выйдя в коридор, Марселин ощутила, как внутренне пространство меняется. Мгновение назад перед ней была стена тёмно-красных узорчатых обоев, а теперь — Данталион, прислонившийся к полуколонне в холле.

— О, солнышко, ты уже тут, — с улыбкой произнёс он, оттолкнувшись от мрамора. — Позавтракаем? У меня для тебя есть вкусняшка.

Марселин подозрительно прищурилась, но подошла ближе. В руках Данталиона была картонная коробка без каких-либо эмблем, и она почему-то источала потрясающий запах.

Ей был знаком этот запах.

— Не-ет, — неверяще протянула Марселин, посмотрев на Данталиона снизу вверх. — Ты не мог!

— Мог и сделал. Угощайся. Всё равно на завтрак никто не собирается.

Её должны были задеть эти слова. Марселин обожала завтракать, обедать и ужинать в компании с кем-то — ей всегда нравилась эта непринуждённая атмосфера, короткий обмен информацией и споры, которые могли затевать они с Китом и которые порой длились несколько часов. Но с тех пор, как Пайпер исчезла, Марселин лишь несколько раз удавалось застать момент, когда в столовой было больше четырёх людей сразу. Обычно Гилберт обедал вместе с Шераей и Эрнандесами, сопровождавшими его за пределами особняка, пока Джонатан занимался делами Ордена, а Кит пытался хоть как-то помочь ему. Сионий разбирался с обстоятельствами смерти Элиота Баурона, Артур исполнял приказы, исходящие от Энцелада, Алекс и Соня вновь работали над поисками, но уже вдвоём, без Рика.

Пару раз Марселин заставала Гилберта одного, с угрюмым видом тянущего кофе, который он пил лишь тогда, когда ему было совсем паршиво, читающим письма от королевы Ариадны. Он сказал Марселин, что они вполне могут позавтракать, если она хочет, но она не думала, что действительно хотела этого. Напряжение витало в воздухе с той самой минуты, как Пайпер исчезла, и лишь усилилось после появления Николаса.

Он иногда составлял Марселин компанию и, если отпустить все её убитые нервы и страхи, был очень приятным в общении. Она пообещала ему, что научит управляться с целительской магией, даже обронила, не уследив за ходом мыслей, что она не любит есть в одиночестве.

Николас, кажется, теперь ждал её, будто она согласилась завтракать, обедать и ужинать с ним. Он не жаловался, если она не появлялась, погружённая в работу или преданная собственным организмом, требовавшим сон, но совесть потихоньку начинала съедать её изнутри.

Но чаще, чем с Николасом, она ела именно с Данталионом.

Если бы Стефан не был погружён в сомнус и не застрял между жизнью и смертью, она бы подумала, что всё так же, как раньше.

Марселин помедлила немного, чувствуя, что её сердце готово разорваться на кусочки, подозрительно сощурилась, пытаясь отыскать на лице Данталиона хоть что-то, что даст ей подсказку. Он всегда улыбался ей, не пряча клыков, но обычно она могла прочитать в его взгляде то, что он чувствовал на самом деле. Даже если он притворялся, показывая себя таким, каким его хотели видеть члены коалиции, Марселин могла разглядеть за этим притворством нечто большее.

Сейчас у неё ничего не получалось.

Не дождавшись ответной реакции, она нарочито устало вздохнула, приподняла крышку и ахнула.

— Калатравский хлеб, — кое-как выдавила она, увидев содержимое коробки. — Ты… где ты его нашёл? Я так давно не ела его…

Должно быть, лет двести, не меньше. Марселин никогда не могла приготовить пудинг таким же лёгким и сладким, каким он получался у матери. Хотя Стефан и Данте говорили, что у неё неплохо получается.

Данталион улыбнулся ещё шире.

— Специально сгонял в Лорку. Правда, перед этим помотался по всей Картахене, выискивая самое лучшее. Выторговал у Шераи открытие портала на кое-какие сведения. К сожалению, ради вина она бы такого не сделала…

Марселин держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться здесь и сейчас. Она прекрасно знала, что Данталион не хотел задеть её: он действительно думал, что помогает ей. И он помогал, по-настоящему помогал, что случалось крайне редко, потому что Данталиона заботили только его вампиры. Но Марселин всегда была особым случаем, даже если они не говорили об этом вслух.

И он сильно подставлялся, демонстрируя особенность этого случая сейчас, что Марселин не могла не оценить. Не считая Стефана, который был погружён в сомнус, и Шераи, которая всё же была больше на стороне Гилберта, Данталион — единственный, кто знал её достаточно хорошо. Единственный, кому она могла рассказать о том, как ей страшно из-за проваливающихся поисков ответов, неизвестности и ощущения, что она не делает ничего полезного.

Данталион выдерживал дистанцию почти месяц. Он всегда говорил, что ему важны исключительно вампиры, но если Марселин писала ему и приглашала, например, на чай, — она не оставляла попыток освоить выпечку, — то он ворчал, поливал всю коалицию грязью, ненавидел весь мир, но встречался с ней. Разумеется, он пил либо кровь, либо вино, грызся с Шераей, которая нередко составляла Марселин компанию, или вгонял в краску Гилберта, но он соглашался.

Он был очень противоречивым, темпераментным и, возможно, немного безумным, но сейчас он был единственным, перед кем Марселин могла показать свою слабость хотя бы на несколько секунд.