Вал. Бебутов»^{110}.

Эта журнальная полемика велась на обочине событий. В центре же внимания театра была работа над спектаклем по пьесе бельгийского драматурга Эмиля Верхарна «Зори».

Эта пьеса, наряду с драмой Ромена Роллана «Взятие Бастилии», считалась самой революционной. В России долгое время, а она написана в 1897 году, запрещали её публиковать и ставить. Но вот времена изменились и, несмотря на Гражданскую войну, «Зори» появились на подмостках в разных городах страны. Этим же спектаклем открылся Театр РСФСР Первый. Это произошло в третью годовщину Октябрьской революции, 7 ноября 1920 года. Премьера «Зорь» вызвала невиданный резонанс.

Чем привлекательны «Зори» для зрителей молодой советской республики? Там показывалась война, перераставшая в народное восстание. Затем революционеры освобождали свой главный город Оппидомань и строили в стране царство социализма. Аналогии более чем прозрачные.

Всеволод Эмильевич души не чаял в верхарновской пьесе. Написанная в стихах и прозе, с большим количеством действующих лиц, она явно претендовала на то, чтобы сделать спектакль — эталон революционного искусства. Всё способствует этому: действие вынесено на площади городов и деревенские поля, преобладают массовые сцены, происходят события исторического значения, сопровождающиеся конфликтами, накалом страстей, борьбой идей.

Уже описание автором первой сцены даёт представление о масштабности пьесы:

«Обширный перекрёсток; справа — дороги, ведущие вверх, в Оппидомань, слева — равнины, изрезанные тропинками. Вдоль тропинок — деревья; их очертания теряются в бесконечной дали. Город осаждён неприятелем, подступившим вплотную. Местность охвачена пламенем. На горизонте огромные зарева; звон набата.

В канавах группами расположились нищие. Другие группы стоят на кучах гравия, наблюдая пожар и обмениваясь замечаниями»[6].

Ильинский играл фермера Гислена. Это состоятельный человек, рачительный хозяин. Разрушительный порыв революции принёс ему больше вреда, чем пользы. Однако фермер не пытается противостоять ей. Он тоже охвачен общим безумием, страстью крушить всё подряд. Он даже из солидарности с беднотой поджёг своё хозяйство и присоединился к массам, идущим на штурм столицы. Мотив его поведения сродни русскому: «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец». Ильинский даже хотел подчеркнуть бесшабашность Гислена эксцентрическими деталями, да Мейерхольд воспротивился. Похвалив его за темперамент, Мастер сказал:

— Товарищ Ильинский! Я ставлю «Зори» не в том стиле, в котором вы хотите играть. Все мизансцены у меня очень скупые, спектакль должен быть монументален. Ваш выбег и ваши метания не годятся, хотя они интересны и талантливы. Я прошу вас стать у этого куба, упёршись в него спиной, с раскинутыми руками и взглядом, устремлённым в пространство. Вот так и выпаливайте свой монолог. Так будет хорошо. Я вполне понимаю ваше желание бросать что-нибудь в публику. Даю вам слово, что в одной из следующих постановок я дам вам эту возможность.

Видимо, Всеволод Эмильевич был прав — в какой-то момент фермер пожалел о мирной жизни, работе. Когда рядом с ним остановилась толпа с носилками, на которых лежал умирающий лидер революции, Гислен робко обратился к этому легендарному человеку: «Господин Эреньен, я вижу, вы добры по-прежнему… а я считал вас не таким. Вы — главный человек в Оппидомани, и на наших фермах часто заходил разговор о вас… Мои сыновья за вас заступались… Быть может, они и правы… Но теперь, когда деревня умерла, откуда, скажите мне, придёт к нам жизнь? Где найти уголок, чтобы посеять зерно и вырастить пшеницу? Где найти пядь земли, не отравленную дымом, нечистотами, ядом и войной? Скажите… Скажите!»

Но не получает ответа. Зато ответ хорошо знал Мейерхольд: только революция может привести к светлому будущему. Это он и хотел сказать спектаклем «Зори».

На афишах указывали координаты театра: «Угол Садовой и Тверской, помещ, б. Зон», это на месте нынешнего Концертного зала имени П. И. Чайковского. Из-за нехватки дров и угля представление тогда шло в холодном, слабо отапливаемом помещении. Однако спектакль захватывал, волновал зрителей. Им передавался революционный азарт, идущий со сцены. Театральная Москва с жаром обсуждала премьеру. «Зори» были «Чайкой» Мейерхольда» — так сформулировал успех театра критик Павел Марков.

Мейерхольд без устали разрушал закостеневшие формы старого театра, его убаюкивающее спокойствие. Это вызывало много нападок ретроградов. Он же спешил уничтожить надоевшие каноны, выработать новый тип актёров, дать зрелище плакатное, чёткое, бросающееся в глаза.

В поставленных Всеволодом Мейерхольдом и его сподвижником Валерием Бебутовым «Зорях» ими апробированы многие режиссёрские новинки. Это был первый подлинно революционный спектакль. Желанные переделки пьесы приближали спектакль к советской действительности. Этому способствовали разовые актуальные вкрапления. Например, 18 ноября в картине «Народное собрание» актёр, игравший разведчика, прибывшего доложить вождю о положении на фронте, обратился к нему с такими словами: «То, о чём я должен рассказать, бледнеет перед гигантскими событиями, которые разыгрались на театре военных действий в Крыму». После чего зачитал сообщение о штурме Перекопа Красной армией.

Подобные вставки на злобу дня вводились в ряде других представлений «Зорь». Это вызывало раздражение у сторонников традиционного искусства, то бишь у интеллигенции. Зато хорошо принималось рабочими и красноармейцами. Спектакль заканчивался здравицей в честь советской власти и мировой коммуны труда.

Успех спектакля-плаката был шумный, но недолгий. На «Зорях» отсутствовала атмосфера праздника. Аскетически оформленная сцена, обшарпанный зал, актёры без грима и париков. Когда все желающие энтузиасты его посмотрели, сборы начали катастрофически падать. Пришлось убирать из репертуара.

«Зори» шли до 1 мая 1921 года. 10 сентября театр вообще закрылся. Хотя в репертуаре уже была первая советская пьеса — «Мистерия-буфф».

30 января 1921 года в помещении Театра РСФСР Первого состоялся диспут на тему «Нужно ли ставить пьесу В. Маяковского «Мистерия-буфф»?».

Первое слово предоставили автору. Он рассказал о мытарствах этой пьесы за три года её существования.

Хотя начало не предвещало особых сложностей. Владимир Владимирович специально написал её к первой годовщине Октябрьской революции. Приняли её к постановке в Петрограде, ставил Всеволод Мейерхольд, художником был авангардист Казимир Малевич, уже весьма прославившийся созданным три года назад «Чёрным квадратом». Премьера состоялась в Театре музыкальной драмы, размещавшемся в Петербургской консерватории, точно в день годовщины — 7 ноября 1918 года. Там даже сам Маяковский играл.

Появление «Мистерии-буфф» с энтузиазмом поддержал Анатолий Луначарский. В своей книге «Речи об искусстве» он писал: «Впервые в истории мировой революции дана пьеса, идентичная всему ходу мировой революции. Я видел, какое впечатление она производит на рабочих. Она их очаровывает». Казалось бы, характеристика лучше некуда.

«Но после третьего спектакля в дело вмешался некто Левинсон, бывший критик из «Речи», который, настаивая на полном знакомстве с пролетарской психологией, указал, что пьеса эта не пролетарская, а только подмазывающаяся к пролетариату, — рассказывал Маяковский. — Пьеса была снята с репертуара при содействии Марии Фёдоровны Андреевой, которая тоже говорила, что она лучше всего понимает психологию рабочих и что пьесу надо снять, так как она недоступна пониманию рабочих масс и т. д.»^{111}.

Противников у экстравагантной пьесы оказалось больше чем достаточно, они называли её голой пропагандой, агитационной трескотнёй. С какими-то конкретными замечаниями оппонентов можно было согласиться. Поэт их учёл и сделал вторую редакцию «Мистерии-буфф». Потом Маяковский поехал в Москву, в Театральный отдел Наркомпроса, которым тогда заведовала Ольга Давыдовна Каменева. Она одобрила пьесу и рекомендовала её к постановке. Однако этому со страшной силой воспротивился авторитетный Фёдор Фёдорович Комиссаржевский, считавший, что пролетариат её не поймёт. Тогда Владимир Владимирович махнул рукой на официальные инстанции и обратился к творческой молодёжи филармонии, консерватории, художественных училищ. Те загорелись и собрались было поставить спектакль на Лубянской площади. Однако вышестоящие инстанции разрешения на эту постановку не дали. Так продолжалось до тех пор, пока Политпросвет не стал подбирать репертуар к очередной годовщине Октябрьской революции. Мейерхольд предложил поставить «Мистерию-буфф» в Театре РСФСР Первом. Ему, правда, продолжали вставлять палки в колёса, однако Мастер в конце концов преодолел сопротивление недоброжелателей. Тем более что ему к подобным нападкам было не привыкать.