Роль Петухова авторы писали в расчёте на Гарина. Предполагалось, Эраст Павлович и Локшина станут и режиссёрами. 16 июня с авторами был подписан договор на первые три короткометражки.

Гарин и Локшина охотно включились в эту работу. Ещё бы — появился просвет в тучах. Вскоре супруги написали первый вариант режиссёрского сценария новеллы «Синяя птичка». Главным управлением кинематографии было предложено сделать некоторые исправления. 1 сентября 1953 года начальник сценарного отдела Главного управления кинематографии Игорь Чекин и главный редактор В. Бирюкова представили своё заключение по новому варианту режиссёрского сценария. Здесь замечаний было существенно больше:

«Литературный сценарий был написан в условной гротесковой манере, вполне органичной для сатирической комедии. Режиссёрский же получился перегруженным бытовыми реалистическими деталями (начало сценария, проход Петухова, приезд колхозников, хлопоты тёти Нюси и др.), которые вступили в противоречие с условностью комедийных ситуаций сценария.

Кроме того, в этих бытовых кусках, главным образом в начале сценария, излишне акцентируется атмосфера захолустья, царящая в маленьком провинциальном городке, что может дать искажённое представление о нашей провинции».

И далее:

«Введён в режиссёрский сценарий образ Зазубрина, бывшего руководителя Горпромторгснабтехсбыткоопинсоюза, образ хотя и очерченный весьма схематично, но выглядящий в то же время излишне оглуплённым.

Взятые вместе образы Петухова, Зазубрина, Фикусова, сотрудников учреждения создадут неправильное представление о советских людях»^{101}.

Степень остроты, искажающей образ советских людей, можно представить из такого диалога чиновника с вышестоящим начальником:

«Голос Макарова (строго). Товарищ Петухов, когда, в конце концов, вы будете сами решать подведомственные вам вопросы?

Петухов. Товарищ Макаров, ей-богу же я давно сам решил самостоятельно решать все вопросы…

Трубка. Так почему же вы их не решаете?

Петухов (подобострастно обращаясь к трубке). А я ещё не мог решить пора ли начинать самостоятельно решать…

Трубка. Что же вас задерживает?

Петухов (трубке просительно). Установочку бы… Хорошо бы письменную… Чтоб, значит, решать… И как решать…

Петухов в течение всего разговора обращается к трубке, как к живому собеседнику — улыбается ей, играет лицом, жестикулирует.

Трубка. Не надо вам ждать установки, товарищ Петухов.

Петухов. Это считать как установку?

Трубка (строго). Считайте, как хотите… Но учтите — если вы не будете решать сами свои вопросы, то вопрос о вашей работе будем решать мы…»^{102}

В принципе, сценарий опытных сатириков написан хорошо. Драматурги вложили в уста персонажей смешные словообразования, всякие «протирация брюк», «хвостовиляние», «торопизм», «вьюнизм». После 1967 года этот приём успешно взяла на вооружение администрация «Клуба ДС» «Литературной газеты», где на 16-й полосе фигурировали всякого рода «сазонизмы», «психологизмы», «зоосадизмы».

После преодоления «полосы препятствий» двадцатиминутная «Синяя птичка» в конце концов была завершена. Однако из-за неудобоваримого формата в прокате картина появлялась редко.

Через два года был снят второй фильм из этой серии — получасовой «Фонтан». На этот раз Петухов на водопроводном фронте — возглавляет городской трест водопровода и канализации «Водоканал». Ему нужно провести какую-либо заметную акцию. Он решает соорудить в городе большой фонтан. Не просто фонтан, а «запустить какие-нибудь барокко в стиле ампир». И чтоб струя высотой метров пятнадцать.

Гордость района начинают сооружать за городом — чтобы возвращающийся из командировки председатель райсовета Логинов по пути из аэродрома сразу заметил следы деятельности «Водоканала». Открыть планируют к его приезду. Петухов и речь репетирует: «Эта струя, товарищи, будет новой свежей струёй во всём деле благоустройства нашего города»^{103}.

На торжественное открытие фонтана с трудом собирают народ. Грандиозный фонтан успешно запускают, однако из-за работы этого помпезного сооружения в городе моментально пропала вода. На этом Петухов и погорел.

Сценарий третьего фильма сатирической «петуховиады» назывался «Дорогой племянник». Там Гарин прямо, как в мейерхольдовском спектакле «Д. Е.», должен был играть семь ролей, в том числе женские. Подобное решение объясняется тем, что по сюжету в конторе у героя работают исключительно его родственники. Поэтому все они внешне похожи. Уже были готовы эскизы грима, гримёрша проверяла варианты на лице исполнителя всех ролей, отчего его лицо, по словам Эраста Павловича, превратилось в портянку. Однако дело продвигалось слишком медленно. Локшина и Гарин поняли, что такими темпами далеко не уедешь, и охладели к идее ставить остальные короткометражки «петуховского» цикла. Хотелось более масштабной работы. Если таковой нет в кино, хотя бы в театре. И тут более чем кстати появилась новая пьеса любимого ими Евгения Шварца — «Медведь».

Когда я говорил знакомым, что сейчас пишу про Гарина, некоторые полушутя спрашивали: «Это у которого гиперболоид?» И в один прекрасный момент я понял, что этим вопросом сделана своеобразная подсказка, как можно рассказать о режиссёрских амбициях Эраста Павловича.

Инженер Алексея Толстого изобрёл универсальное оружие, наподобие нынешнего лазера. Оно понадобилось ему, чтобы установить власть над миром.

Советский режиссёр не нуждается в подобных стремлениях. Ему достаточно установить власть над драматургией, актёрами и зрителями. На это направлена всякая театральная система. Собственной системы Эраст Павлович не изобрёл, это удел немногих. Ему оставалось использовать уроки наставников, чужой опыт и природную предрасположенность к занятию режиссурой.

Те режиссёры, кто разрабатывал свою систему, становились реформаторами театра. К ним принадлежал Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Гарин был его старательным учеником, вобравшим основные постулаты творческого метода своего кумира.

В первую очередь он обращал внимание на драматургию. Имелись писатели, с которыми Эраст Павлович был «одной крови». Это Шварц и Эрдман. Они близки ему и в человеческом, и в творческом отношениях. В один прекрасный день он узнал, что Евгений Львович написал новую пьесу и сразу загорелся — поставить! Причём первому, раньше всех, в Театре-студии киноактёра. Тем более что дорога ложка к обеду — в 1956-м Шварцу стукнет шестьдесят…

Ставили, как всегда, вместе с Локшиной, работа спорилась, пьеса пленительная. Только название подкачало — «Медведь». Во-первых, такое есть у Чехова. Зачем повторяться?

Перед тем как печатать афишу, «дирекция, художественный совет и режиссёр» отстукали автору телеграмму с просьбой изменить название. Шварц предложил на выбор пять вариантов, москвичи остановились на парадоксальном: «Обыкновенное чудо». Под таким названием 18 января 1956 года была показана премьера.

До этого Гарин соприкасался с «особами королевской крови», порождёнными фантазией Евгения Львовича, на радио (Царь-водокрут в «Сказке о русском солдате») и в кино (Король в «Золушке»). И вот ещё один монарх — на этот раз в театре.

В «Золушке» Король был ближе и понятнее детской аудитории. В «Обыкновенном чуде» роль Короля более сложная. В прологе пьесы автор говорит о нём так: «Вы легко угадаете в нём обыкновенного квартирного деспота, хилого тирана, ловко умеющего объяснять свои бесчинства соображениями принципиальными. Или дистрофией сердечной мышцы. Или психастенией. А то и наследственностью. В сказке сделан он королём, чтобы черты его характера дошли до своего естественного предела».