Теперь мы с вами, товарищи, пойдём дальше. Теперь возьмём с вами такую тему, как любовь. Я сам любил, и неоднократно, понимаю, что это такое. Но как показывают любовь в картинах!.. Зачем я хожу в кино? Я хожу воспитываться. А как нас могут воспитать картины, в которых женщин показывают в полуголом виде? Смотришь, понимаешь ли, на экран и невозможно оторваться… Я бы это дело прекратил. Меня, может, дома жена ждёт. А ты посмотришь такой фильм и не захочешь домой идти.

Комедия! Комедия, товарищи, это важное дело. Это дело сурьёзное. Смеяться тут не над чем. Юмор, понимаете ли. У нас есть достаточно людей без юмора. Им и нужно поручить создание новых комедий. Они с удовольствием за это дело возьмутся и добьют это дело до конца. Пусть будет больше комедий и меньше смеха. Пусть смеются за рубежом, понимаешь ли. А мы люди сурьёзные. Мы и сами шутить не любим и другим не дадим.

14 декабря 1967 года директор Малого театра Александр Солодовников издал приказ № 370. Он был необычен по форме — с цитатами из заявления увольняемого, с реверансами в его сторону. Красóты стиля в нём отсутствовали, зато проскользнула редкая для подобных документов искренность:

«Народный артист СССР И. В. Ильинский направил в дирекцию Малого театра заявление с просьбой освободить его от работы в Малом театре с 1 января 1968 года.

И. В. Ильинский сообщает, что ещё в январе 1965-го он поставил вопрос и подал заявление об уходе из театра. «За последние годы, — пишет И. В. Ильинский, — отчуждение моё от театра увеличилось… Для меня совершенно ясно, что моё представление о Малом театре всё больше и больше расходится с действительностью творческой деятельности театра. Моё «пребывание» в театре стало для меня очень тяжёлым и бесперспективным».

Неоднократные беседы нового руководства театра не смогли повлиять на И. В. Ильинского и изменить его решение об уходе из Малого театра.

Сожалея о намерении И. В. Ильинского оставить Малый театр, считаю вместе с тем, что художник такого масштаба, как И. В. Ильинский, имеет право сам определять свой дальнейший творческий путь…»^{132}

Надо полагать, приказ этот нелегко дался Александру Васильевичу. Понимал, что значит уходить с насиженного места. Он сам когда-то руководил и МХАТом, и Большим театром, откуда его турнули в связи с постановкой оперы из колхозной жизни «От всего сердца». В Малом Солодовников работал лишь с февраля этого года, и вот такая потеря.

Что же содержалось в заявлении, отрывок из которого процитирован в приказе директора? Что послужило поводом говорить актёру о своей ненужности театру, в котором успешно прослужил почти три десятка лет?

Заявление Игоря Владимировича написано на четырёх страницах из школьной тетради в линейку, скорее всего взял у пятнадцатилетнего сына. Неужели ведущий артист мог всерьёз говорить о своей ненужности?

«Со всей ясностью это обнаружилось в истории с постановкой «Леса».

Несмотря на мои неоднократные просьбы в течение десяти лет поставить эту пьесу или сыграть в этой пьесе одну из лучших моих ролей — роль Аркашки Счастливцева, мне этой возможности не давалось. Теперь же и постановка пьесы «Лес» и роль Аркашки совершенно неожиданно, без какого-бы то ни было обсуждения или веского обоснования переданы другому режиссёру и другому исполнителю»^{133}.

Насчёт передачи постановки другому режиссёру Игорь Владимирович погорячился: Бабочкин действительно подавал заявку на «Лес», но её в план не включили. В довершение ко всему передвинули на более поздний срок «Грозу», которую тот уже вовсю репетировал, и Борис Андреевич вскоре после Ильинского тоже уволился из Малого театра.

Волокита с пьесой Островского объяснялась тем, что Солодовникову и его окружению хотелось иметь в репертуаре как можно больше произведений современных драматургов. В советские годы Малый театр считался оплотом реального, традиционного искусства, возглавлял борьбу со всякого рода новаторством. Закопёрщиком во всех начинаниях являлся Михаил Царёв. Хотя Михаил Иванович во время оно сам работал в Театре Мейерхольда, уйдя оттуда, постепенно стал ярым борцом с либералами и западниками. В его руках сосредоточилась большая власть. Царёв был директором Малого театра с 1950 по 1963 год, затем, после перерыва, с 1970 по 1985 год. Наряду с этим он с 1964 года был председателем президиума Совета ВТО и к тому же профессором Театрального училища имени М. С. Щепкина.

Как функционера многие сотрудники его терпеть не могли, жаловались на него во все вышестоящие инстанции вплоть до главного партийного идеолога Михаила Андреевича Суслова. Но с Михаила Ивановича всё как с гуся вода. К творческим инициативам своих бывших друзей Бабочкина и Ильинского он относился с прохладцей. Их успехам никогда не радовался и не мог скрыть своей зависти. Бабочкин не любил его за карьеризм, считал Царёва, написавшего для газеты «Советское искусство» статью «Почему я ушёл из Театра им. Мейерхольда», виновником ареста Мастера. Тут Борис Андреевич, скорее всего, ошибался: Мейерхольда арестовали через два с лишним года после публикации злополучной статьи. За это время в главного революционера российского театра было выпущено столько критических стрел, что и без Царёва хватало.

Однако коллеги долго помнили, что Михаил Иванович — один из немногих учеников Мастера, публично шельмовавших его. Когда в 1974 году было получено «высочайшее» разрешение отметить столетие со дня рождения Мейерхольда, Царёв на заседании худсовета Малого театра вызвался делать доклад о юбиляре. Услышав это, Игорь Владимирович встал и спокойно сказал:

— Доклад о Мейерхольде ты делать не можешь.

— Почему? — с деланым удивлением спросил директор театра.

— Ты сам знаешь, почему.

На этом разговор был окончен.

О Царёве Игорь Владимирович отзывался нелестно. Но всё же Михаил Иванович был образованным, театральным человеком, понимал искусство, умел дать правильную оценку спектаклю, артистам.

Несмотря на свои административные возможности Царёв не мстил обидчикам массированным огнём. Правда, мелких пакостей делал предостаточно: то помешает заграничным гастролям, то в программке «случайно» пропустят фамилию Ильинского. Жене Игоря Владимировича много лет не давали звания народной артистки республики. Уже получили все, кто был моложе её, и те, кто пришёл в театр значительно позже. А Татьяна Александровна ожидала его практически четверть века.

Что касается нападок Ильинского на Бабочкина на обсуждении «Власти тьмы», тут Игорь Владимирович не прав, видимо, им двигала какая-то минутная раздражительность. Нелепо говорить, что за время работы в Малом театре Борис Андреевич ничего не дал. Он замечательный артист, в его активе были прекрасные роли. По сути дела, у него случился один провал — роль Ленина в спектакле «Незабываемый 1919-й». Так ведь там и текст такой — закачаешься, любой артист спасует.

Кстати, роль Ленина и для Ильинского оказалась крепким орешком. Он играл вождя в спектакле «Джон Рид», поставленном к пятидесятилетию Октябрьской революции, и стоило «Ильичу» выйти на сцену, как зал дико хохотнул и разразился аплодисментами. Больше Игорю Владимировичу играть Ленина не пришлось, пригласили из Саратова Юрия Каюрова.

Участие в «Джоне Риде» и угроза оказаться на сцене в другой подобной идеологической чепухе тоже внесли лепту в желание покинуть театр. Игорь Владимирович был уволен в порядке перевода на «Мосфильм». Существовала такая форма перехода на другую работу, чтобы не прерывался трудовой стаж.

Спустя два года в дирекцию Малого театра поступило новое, на этот раз предельно краткое заявление Ильинского: «Прошу зачислить меня в штат театра с 14 мая 1970 года».

Положение Солодовникова к тому времени стало шатким, вскоре он покинул театр. А с Царёвым кое-как удалось договориться о постановке «Леса».