Мужчины не плачут.

Ты всегда был слабым.

Жалким.

Все воспоминания разом нахлынули на меня.

— Боль испытывает нас всех по-разному.

Я киваю. — Я думаю, что он разрушил то, что любили все остальные, потому что не мог смириться с потерей единственного человека, который был ему дороже всего на свете.

— И что, по-твоему, он разрушил для тебя?

— Единственное, в чем я был хорош. У моих братьев был спорт, или комиксы, или специальные клубы. А у меня? Я был странным. Неудачливым творец, который слишком много говорил и слишком много мечтал.

Губы Захры остаются сжатыми, хотя в ее глазах я могу прочесть сотню вопросов.

Я выдыхаю. — Я дошел до того, что начал обижаться на себя. Все, чего я хотел, это сделать отца счастливым, но вместо этого я снова и снова доказывал ему, почему у меня ничего не получается. Почему я был самым слабым из его сыновей. Почему моей матери было лучше никогда не видеть, как я стал таким жалким ребенком.

По лицу Захры стекает слеза. — Ты не можешь в это верить.

Посмотри, как ты заставляешь ее плакать. Всегда одно и то же разочарование.

Я отгоняю эту мысль. — Я… я не знаю. Но я изменился. В моем сознании произошел сдвиг после… — Я останавливаю себя, чтобы не раскрыть слишком много. — Я отстранился. Я научился всему, чему мог, у своих братьев и перестал заботиться о чем-либо, кроме как доказать, что мой отец не прав. Я каждый день доказывал, почему я не разочарование.

— За счет того, что ты любил?

— Это была цена за мир. Я не думал, что снова буду рисовать…

— Пока ты не увидела мои ужасные рисунки.

Я киваю с небольшой улыбкой. — Потому что тогда я этого не знал, но я хотел, чтобы ты увидела меня.

ЗАХРА

Я хочу целовать Роуэна, пока его губы не распухнут, а печальный взгляд в глазах не сменится вожделением. Часть меня хочет вернуться в прошлое и защитить того маленького мальчика, который хотел только мечтать, рисовать и быть тем, кем он был, не подвергаясь нападкам за это. Я бы сделала все, чтобы оградить его от уродливых слов отца — результата того, что ему было так же больно, как и его сыновьям.

Я крепко сжимаю руки вокруг его тела. Его аромат океанского бриза окутывает меня, когда его голова опускается на изгиб моей шеи. Он прерывисто вздыхает.

Я не уверена, что это такое, но это чувствуется правильно.

Его сердце бьется о грудную клетку в неустойчивом ритме. — Я рассказал тебе это не для того, чтобы ты меня пожалела.

— Тогда почему?

— Потому что… — Его голос прерывается.

Я даю ему время, в котором он явно нуждается. Мы ничего не делаем, только сидим здесь вместе, наслаждаясь обществом друг друга.

— Ты… потому что… — Огонь скрывает большую часть красноты на его лице, но я улавливаю ужас в его глазах.

Я провожу губами по его губам, оставляя слабый поцелуй. — Потому что что?

Я чувствую, как его сердце учащенно бьется, его ритм становится тревожно быстрым. — Потому что ты мне нравишься. Это чертовски страшно, потому что ты заставляешь меня чувствовать все. И я знаю, что разочарую тебя. Я не могу многого обещать, но иногда мне кажется, что я мог бы. Если бы я очень старался. Если бы я нашел способ все исправить.

Все мое сердце грозит распасться в груди от жара, распространяющегося по моему телу. Это самое близкое признание в любви, которое я могу получить от него. И это знак надежды.

Что он может быть замешан в этом ради чего-то большего, чем случайный трах и дружба с кем-то, кто относится к нему как к обычному парню. Что он действительно может быть готов все исправить, если очень постарается.

Я поднимаюсь на колени и прижимаюсь поцелуем к губам Роуэна. Это должно было быть утешением, но он не отпускает меня. Одной рукой он обхватывает мой хвост и тянет за него, а другой прижимается к моим бедрам, углубляя поцелуй. Я стону, давая ему лучший доступ к моему рту. Наши языки сталкиваются друг с другом, и кровь стучит от моего неровного сердца к ушам.

Губы Роуэна не отрываются от моих, пока он осторожно перемещает меня так, что моя спина прижимается к мягкому ковру. Он целует меня так, словно хочет заклеймить меня своим языком. Как будто ему нужно убедиться, что я не забуду его. Я бы не забыла. Ни через сто лет, ни через миллион поцелуев. В нашей связи есть что-то такое, что заставляет меня жаждать большего.

У меня кружится голова, когда он кончиками пальцев прослеживает очертания моего тела. Я перехожу от его губ к его шее, посасывая кожу, пока не ставлю на нем клеймо.

Он стонет, отстраняясь. С голодными глазами он поднимает подол моей толстовки.

— Хм. Это неожиданно. — Его хриплый голос прорывается сквозь мое тяжелое дыхание.

Каждая унция крови приливает к моим щекам. — Ани упаковала его.

— Черт. Так ранить мое самолюбие. Я думал, ты выбрала это только для меня. — Он проводит пальцем по отвратительному принту пончиков. Я уверена, что этот бюстгальтер не видел свет с тех пор, как я училась в школе. Плюсы: В нем мои сиськи выглядят потрясающе. Минусы: В нем я выгляжу нелепо. Я могу только надеяться, что он достаточно отчаян, чтобы пропустить цитату «Donut You Want Me», на моих ягодицах. Я не уверена, что смогла бы это пережить.

— Ты планируешь пялиться на меня всю ночь или собираешься продолжить шоу?

Его взгляд по-прежнему сосредоточен на моей груди. — Мне нравится вид.

— Мне бы больше понравилось, если бы твое лицо было между моих ног.

Его губы врезаются в мои. Он переворачивает нас, прежде чем я успеваю перевести дыхание. Одной рукой он расстегивает мой лифчик, а другой быстро снимает с меня толстовку. Ему требуется меньше мгновения, чтобы оставить меня без одежды и ждать его.

Он поднимается, увлекая меня за собой. Умоляющая область прижимается к его эрекции, и мы вместе стонем. Его руки жадно пробегают по моей коже, вызывая мурашки там, где они задерживаются.

Моя голова кружится, когда я снова ударяюсь спиной о ковер. Я ничего не могу с собой поделать. Наши губы отстраняются, когда я издаю смешок.

— Если ты смеешься, то здесь есть проблема.

— Я ничего не могу с собой поделать! Где ты научился так двигаться? — Еще одно хихиканье вырывается из меня. Я замолкаю, когда его тело скользит по моему.

Я не получаю предупреждения. Ничего, кроме резкого нервного толчка, когда его рот прижимается к моей груди. Его язык мечется, дразня меня, пока я не начинаю стонать и извиваться под ним. Все, что я могу сделать, чтобы удержаться, — это вцепиться в его волосы и дергать.

Роуэн — человек с безупречным вниманием к деталям. Его рот может быть занят, но это не мешает его рукам нежно касаться моего второго соска. Это всего лишь шепот ласки, заставляющий мою кожу гореть от его прикосновения. Все мое тело чувствует себя так, словно он облил меня жидкостью для зажигалок и поджег.

Я стону от разочарования, и рот Роуэна с шумом размыкается. Пламя от камина пляшет по его лицу, озаряя его золотым сиянием. — Терпение — это добродетель.

— Да, как и целомудрие, но ты не видишь, чтобы я его практиковала.

Уголок его рта приподнимается. — Я пытаюсь быть джентльменом. Прелюдия важна.

— Ты трахнул меня в машине всего пару недель назад. Карточка джентльмена аннулирована.

Он смеется. Насыщенно и глубоко, с таким грохотом, что у меня подгибаются пальцы на ногах.

— Оставайся здесь. — Он поднимается, демонстрируя свою внушительную выпуклость, давящую на молнию его джинсов. Он частично расстегивает пуговицу и молнию, пока идет к кухне. Ящики открываются и закрываются, прежде чем он возвращается и бросает несколько презервативов на ковер.

Он стягивает футболку через голову, и я чувствую, что мой рот открывается. Я хочу провести языком по его пульсирующим мышцам, запомнить изгибы и твердые края. Его джинсы постигла та же участь, что и футболку, и он остался в одних трусах-боксерах. Мой рот наполняется влагой при виде очертаний его члена.